Лифт стремительно опускался вниз – это движение ощущалось физически, в отличии от подъема.
– Я половины не понял из того, что он мне говорил. – хмуро сказал Андрей.
– Значит тебе пока рано понять. – Бармалей пожал плечами. – Главное, чтобы память держала смысл фраз.
– Со смыслом у меня как раз проблемы. Почему и ты, и Дьякон редко говорите «хорошо» или «плохо», гораздо чаще употребляя «правильно» и «не правильно».
– Никто еще не объяснил нам, что есть добро или зло. – усмехнулся Бармалей.
– Ну а как понять, что правильно, и что нет? Разве это легче?
– Намного. Это чувствуется на каждом пройденном в жизни шагу.
– Философ, ты, блин. – махнул рукой Андрей.
– Я нет. К Лыське обратись, она у нас социолог. Объяснит что к чему.
Идея пообщаться с Лыськой поближе, Андрею понравилась.
– Обращусь. – сказал он, и уставился в собственное отражение.
Указатель этажей опустился до сотого.
– Слушай, а при чем тут социолгоия? – задумался Андрей.
– Странный ты. – пожал плечами Бармалей. – А какие еще законы могут управлять городом? Ты ведь не в пустыне живешь.
– Вас не понять. То вы говорите о городе, как о божестве, обладающем чуть ли не волей, то сводите к законам социологии.
– Не только к социологии. К топологии тоже.
– К чему? – Андрей отвел взгляд от зеркала.
– К геометрии пространства. К путям, которые мы проходим.
– Вот завернул. – Андрей не сдержал улыбку.
– Да зря ты прикалываешься. В городе существует ограниченное число путей, по которым человек в состоянии пройти. И тем более ограниченное число конечных точек.
– Мистика. – фыркнул Андрей. – Вульгаризация научных концепций, а если точнее, то передергивание реальных фактов с целью подгонки под нужный тебе ответ.
– Под нужный мне? – Бармалей поднял брови. – Хотя да, в каком-то смысле ты прав. Пути города мне знать действительно нужно, только у тебя, при всей твоей учености, не хватает ума понять, для чего.
– Ну и для чего же? – пренебрежительно усмехнулся Андрей.
– Чтобы знать места, в которых такие как ты доходят до смертельной черты. Чтобы знать, когда и где вас искать, откуда вытаскивать.
– Можно подумать, будто вы не случайно выбрали место для распития пива. Не надо пороть чушь. Я слышал, как Лыська предлагала поехать дальше.
– Дурак ты. – спокойно сказал Бармалей. – Лыська-то здесь причем? Она только учится, так же как я. А вот Немой уже знает пути, поэтому чаще всего мы делаем так, как он нам укажет. Дьякон знает пути еще лучше, но он с нами не разъезжает. У него другая задача.
– У него задача пудрить вам мозги.
Бармалей не ответил. Указатель этажей добрался до десятого и лифт начал утормаживаться, неприятно усиливая перегрузку. Но вместе с тяжестью во всем теле Андрей почувствовал какое-то облегчение от того, что крыша с сумасшедшим священником осталась далеко позади.
Андрей вышел через ворота подземного гаража, слушая, как внизу один за одним запускаются двигатели мотоциклов. У земли ветер ощущался слабее, чем на километровой высоте, но все же посвистывал продираясь сквозь прутья стальной ограды. Город оживал – потоки машин на улицах уплотнились, все больше людей спешили по своим неотложным делам. Слышалось урчание, шелест шин, редкие сигналы автомобилей.
– Красавчик! – раздался голос Лыськи сквозь клекот мотора. – Тебя куда-нибудь подвезти?
Андрей обернулся с улыбкой.
– Если ты не против. – сказал он. – Я бы хотел тебя кое о чем спросить.
На самом деле хотелось большего, но Андрей не любил напирать.
– Ну так садись! – Она хлопнула по сиденью.
Андрей не заставил себя упрашивать, вскочил на мотоцикл и обнял девушку за гибкую талию, обтянутую тканью комбинезона.
– Ты не боишься, что в такой одежде тебя кто-нибудь изнасилует? – полушутливо поинтересовался он.
– Это и есть то, о чем ты собирался спросить?
– Нет. – Андрей серьезно задумался. – Хотя… Может быть это частный случай одного и того же вороса.
Остальные байкеры выехали из гаража и выстроились в шеренгу на пандусе, поревывая моторами.
– Пора разъезжаться. – глянув на Немого, сказал Бармалей. – Вечерком я всем прозвонюсь.
«Интересно, как он говорит по телефону с Немым.» – подумал Андрей.
– Лысь, ты Красавчика забираешь с собой? – с ноткой ревности поинтересовался Чоп.
– Да. – ответила девушка, и несколько раз заставила мотор угрожающе рыкнуть.
– Ладно. – Чоп коротко пожал плечами и отвернулся. – Ты у нас птица вольная.
– А ты разве нет? – по-доброму улыбнулась Лыська.
Чоп повернулся к ней и весело подмигнул.
– Я тебя люблю. – сказал он.
– Меня все любят. – отмахнулась девушка.
– Ладно, разъехались! – скомандовал Бармалей.
Двигатель взревел и инерция рванула Андрея назад – он еле удержался за Лыськину талию.
– Сурово ты водишь! – крикнул он в ухо девушки.
Она не ответила, лихо вписавшись в поток машин.
11.
Андрей помог Лыське слезть с мотоцикла у дома, стараясь не выпустить ее ладонь из своей руки. Девушка и не старалась ее забрать, хотя сама никаких шагов навстречу не делала. Она будто позволяла себя ласкать, и Андрей осторожно, шаг за шагом прощупывал, как далеко он может в этом зайти.
В лифте он осторожно обнял ее за талию и прижался губами к натянутому на плече комбинезону. Лицо у девушки при этом ничуть не изменилось – она смотрела в пространство, словно думала о чем-то своем. Андрей никак не мог понять, возбуждет его такое поведение, или наоборот утормаживает. Лыська дышала ровно, от этого хотелось ее растормошить, растрепать, заставить сначала неуверенно, а потом все жарче и жарче отвечать на его поцелуи. Ему хотелось увидеть ее не надменной и независимой, а подчиненной ему, отдающейся, и страстно желающей его власти.
Это была лучшая из всех масок сверхженщины, о такой только можно было мечтать. Женщина, молодая и зрелая, бесшабашная и явно не глупая, красивая, будто с обложки дорого модельного журнала. Горячая, и скорее всего очень умелая в сексе. Такое умение рождается только необузданным желанием, Андрей в этом убеждался не раз, а желание чаще всего скрывается именно под покровом отстраненного безразличия. Когда вот так губы сжаты, и когда глаза устремлены в непонятную даль. Андрей представил, какое пламя бьется у нее внутри, каких усилий ей стоит держать себя в руках, чтобы не бросится ему в объятья и не отдаться прямо здесь, в этом лифте.
«Это награда за все, что я пережил.» – мелькнула в голове мысль.
– Если все очень плохо, значит уже хорошо. – шутил Пашка над следствиями теории вероятностей.
