Подавленный величественным интерьером, я не сразу разглядел хозяина этих чертогов. Слева, в затемненном углу, играл цветными переливами экран утопленного в нишу телевизора, и негромкий голос диктора комментировал какое-то событие.
При нашем появлении от кресла у экрана отделился невысокий сухощавый человек лет пятидесяти, погасил пультом изображение и впился в меня колючим немигающим взглядом. Признаюсь, я сразу ощутил гипнотическую силу черных, проникающих в самую глубь души глаз и в ответ напряг волю, думая лишь о том, как бы выдержать их воздействие, не спасовать.
Наш безмолвный поединок длился где-то с полминуты. Агуарто закаменел рядом и, уставившись в ковер, тоже молчал. Но вот что-то дрогнуло в твердом, будто высеченном из камня лице, расправились брови и на губах, прикрытых аккуратной щеточкой усов, мелькнуло некое подобие улыбки.
— Что же вы остановились, господа? Проходите, располагайтесь, — сказал он хорошо поставленным голосом и указал на кресла. — Если не ошибаюсь, господин Адамс?! — Он снова полоснул меня пронизывающим взглядом. — Оч-ч-ень приятно! Мне рассказывали о вас. Надо же такому случиться… Оказывается, вы работаете над темой, которая могла бы нас заинтересовать.
Мы вместе подошли и сели.
— Можете называть меня сеньор Эрестелли, — сказал он, будто одарил. — А пригласил я вас, господин Адамс, для того, чтобы лично убедиться в достоверности открывшихся фактов. — Он положил пульт рядом с цветами и щелкнул пальцами в сторону моего спутника.
— Сьен, будь любезен, поухаживай за нами. Надеюсь, ты не очень гнал и наш гость не испытывал в дороге неудобств?
— О чем речь, патрон! — Агуарто встал и уверенно направился к полкам с книгами.
Не успел я и глазом моргнуть, как один из стеллажей отъехал в сторону и на его месте открылась ниша встроенного в стенной проем бара.
— Думаю, глоток хорошего виски не помешает беседе, — перехватив мой взгляд, сказал Эрестелли и добавил: — Пока Сьен занят приготовлениями, я хотел бы ознакомиться с вашим проектом…
Напрасно Агуарто говорил, что у меня не развито чувство регенеративного анализа. Напротив, я довольно легко запоминаю то, что представляется мне интересным. По крайней мере, состоявшийся разговор — прямое тому подтверждение. Я с абсолютной точностью запомнил подробности той встречи, вплоть до отдельных вставок и междометий. Я верю этому дневнику, моему единственному другу, на молчание которого можно положиться. И поэтому ничуть не боюсь проговориться. Эти записи никогда не попадут в чужие руки. Скорее я умру, чем позволю кому-то заглянуть сюда или воспользоваться приведенными здесь вычислениями…
Итак, что же последовало дальше?.. Я вкратце изложил принцип действия преобразователя. При этом старался не вдаваться в подробности, дабы не вскружить голову безмолвно внимавшему «патрону».
В конце Эрестелли спросил:
— А как вы представляете себе практическое использование гразера? Реально ли с учетом существующих возможностей сдержать натиск гравитационных волн, и не вызовет ли попытка их сосредоточения трагических последствий?
— Хотелось бы верить, что предлагаемый эксперимент не будет представлять угрозы. Речь все-таки идет о слабых взаимодействиях. В масштабах испытаний они характеризуются исчезающе малыми значениями. Но…
Я решил быть предельно откровенным. Сомнения были и, несмотря ни на что, избавиться от них не удалось. Иногда они так одолевали, что сама идея начинала казаться несбыточной мечтой или, наоборот, приобретала обличье чудовищного спрута, пожирающего своего же создателя.
— Но нет никакой гарантии, что всё удастся учесть, — добавил я после секундной заминки.
— И что тогда?
— Трудно сказать. Волн вообще может не оказаться… или их опять не удастся поймать. Как вы знаете, даже самые перспективные разработки не всегда приводят к желаемым результатам.
— И это всё?
— В принципе, возможны нарушения в работе прибора, а это, в свою очередь, может исказить выходные характеристики.
— Например?
— Ну, знаете ли… — Я растерялся от магнетического взгляда и настойчивости, с какой от меня требовали определенности. Сам я старался не думать на эту тему, считая ее второстепенной и даже ненужной. Раньше она представлялась мне как нечто далекое и отвлеченное, поскольку не содержала реальной основы для продвижения вперед.
Тем временем Агуарто принес пузатую черного стекла бутылку шотландского виски, наполнил рюмки и, устроившись на прежнем месте, ждал окончания нашего диалога.
— За знакомство! — уловив мое замешательство, сказал Эрестелли и поднял рюмку.
Я старался изо всех сил подавить в себе волнение и решил во что бы то ни стало сохранить ясность ума.
— Благодарю, сеньор, но с утра я не пью.
— Похвально. — Против всех ожиданий, глаза Эрестелли одобрительно мигнули. — Я тоже придерживаюсь этого правила и посему с удовольствием к вам присоединяюсь. — Он пригладил усы и повернулся к притихшему Агуарто. — А ты, Сьен, можешь не смотреть на нас. Угощайся.
Агуарто блаженно вытянулся и опрокинул в себя порцию янтарной жидкости. Вообще-то, как я заметил, в обществе Эрестелли он стал другим — необычайно сдержанным и молчаливым.
— Итак, вы говорили о последствиях в том случае, если прибор откажется повиноваться, — вновь насел на меня Эрестелли. — В чем они могут выражаться и в каких масштабах должны себя проявлять?
Трудно было догадаться, о чем он тогда думал. Но я не мог не отдать ему должное за ту проницательность, с какой он, даже не будучи специалистом, нащупал самое уязвимое место в моих построениях, тот провал, о котором я вообще не хотел упоминать. Но отступать было некуда. Да и зачем? Раз уж так вышло — пусть знает всё.
— Хорошо. Попробую объяснить и это. Но мои слова могут показаться настолько неправдоподобными, что поставят под удар успех всего предприятия, а я рискую превратиться в шарлатана, собравшегося поживиться за чужой счет.
— Ничего, господин Адамс. Не берите лишнего. Мы не такие простаки, чтобы сорить деньгами. Да и сами кое-что смыслим…
— Конечно, какие могут быть сомнения. Но, переступив грань привычного, я опять же рискую потерять ваше доверие, а вместе с тем и поддержку.
