– Меня все так любили… Мы все так друг друга любили… У нас ни беды, ни горести не
было… Только мама всегда так спешила домой, что переходила рельсы в неположенном месте…
Она попала под поезд, и папа этого не пережил… Он заболел, и болезнь забрала его… Только я и
тогда не осталась одна – у меня был парень… и мы любили друг друга.
– Я знаю.
– Ты не знаешь, Вольф, как мне стыдно за то, что моя жизнь была такой легкой, когда у вас с
Войцехом такой тяжелой.
– Хватит глупости говорить. Главное, – живы все, а остальное – не столь важно.
Войцех вдруг повернулся ко мне с решительным видом.
– Ян, я клянусь, что всегда буду с тобой и с Агнешкой – до смерти за вас стоять буду. Поклянись
и ты, Ян.
– Войцех, я сказал, что тебе братом буду, а Агнешке сказал, что буду – защитником. А что до
смерти – и так ясно. Есть на свете три человека, с которыми я и жизнь, и смерть разделить
согласен.
– А кто третий, Ян?
– Швед.
– А кто он?
– Швед он.
– А где он, Ян?
– Он в Берлине… и в беде.
– А мы ему помочь можем?
159
– Я могу. Могу и помогаю. Когда я помогу ему его задачи решить, он мне мои решить поможет.
– Он разведчик?
– Он в нашем управлении служил, как я, только – программистом.
– Швед?
– Швед.
– Предатель?
– Предатель. Но – патриот.
– Такого быть не может.
– Он не предал свою страну и свой народ – он предал политику страны, вредящую народу.
– Надеюсь, он нам на выручку придет прежде, чем мы с голода сдохнем.
– Войцех, тебе о такой гибели больше меня беспокоиться глупо. Я у голодной смерти
следующий после Агнешки на очереди – ты последний, так что молчи.
Глава 20
Отправил товарищей по отчаянной ночной гульбе в подъезд и проводил до обычной лестницы.
Потащился на пожарную лестницу, предварительно присмотревшись к окнам зданий на
противоположной стороне улицы.
Взошел на подоконник и просто выпал из окна – в сторону помещения. Привычное зрелище –
Войцех пошел искать водку, а Агнешка – воду. Я нуждаюсь и в том, и в другом, только ни того, ни
другого, как на зло нет. Ограничился тем, что сбросил часть грязной и еще не просохшей одежды.
Войцех безуспешно обшаривает пустой холодильник, будто не веря глазам.
– Войцех, хватит. Нет в нем ничего.
– Может, еще где завалялась снедь…
– Нигде ничего не завалялось – я проверял.
– Ян, я нервничать начинаю, когда понимаю, что рядом ничего съедобного нет.
– Поблизости всегда полно всего съедобного – только некоторую снедь не всегда просто
достать… особенно без денег. Но ты не паникуй – припомни, что дичь летает в небе и добыча
бегает по земле – при крайней нужде на охоту пойдем.
– Какая охота в Варшаве, Ян?
Я прицепил резинку к подобранной на кладбище рогатине.
– А вот такая… охота на городскую дичь – хоть на голубей.
– Ян, какие голуби? Надо просто купить поесть… нам наших денег на несколько дней точно
достанет.
– У нас нет денег.
– Остались же.
– Нет! Они пойдут на оружие. Считай, что их просто – нет!
– Нам оружие не понадобится, когда мы с голоду сдохнем, Ян.
– От голода быстро не гибнут, а умирают – долго и мучительно! Только до того, как мы добудем
оружие, мы с голоду не сдохнем, Войцех! А с оружием – мы никогда с голоду не сдохнем! Достать
оружие – нам важнее всего! Вернее, – патроны к пистолету! Так иди и доставай! И не вздумай
потратить деньги не на дело! Только попробуй потратить их попусту!
– Потратить на продукты первой необходимости – не попусту спустить, Ян! Пусто же в животе!
Я жрать хочу!
Я шарахнул кулаком по столу так, что Войцех вздрогнул заодно со стаканами.
– Терпи!
Один вопрос закрыт – Войцех вытерпит все под угрозой моего братского гнева. А Агнешка…
Как же у меня от нее голова болит. Она с криками носится по коридору и хлопает дверями,
отворачивая все краны, попадающиеся ей под руку.
– Грязные! Мы грязные! Мы все и все вокруг! Все вокруг грязное!
160
Я стараюсь ее отловить, но сустав мне не позволяет гоняться за проворной девушкой. На колено
я дал недозволительную нагрузку, и его переклинило. Боюсь пунктировать придется – ведь в
суставе жидкость накопилась.
– Что за броуновское движение! Нет воды – и все! Остановись ты! Войцех, останови ее! Ее
хаотичное перемещение остатки порядка у меня в голове разрушает! Просто крышу сносит!
Войцех в свой черед постарался ее отловить, понимая, что мне она на нервы действует, но и у
него ничего не выходит.
– Агнешка, постой! Не выворачивайся! Мы не только грязные, а еще и голодные! А Ян от
голода добрее не становится! Не доводи его!
– Войцех, у нас есть нечего, у нас пить нечего! Ничего нет, Войцех!
Наконец, поляк поймал ее в медвежий захват, и она затихла, гордо вскинув голову и обжигая
меня высокомерным взглядом.
– Как ты можешь ничего не делать, когда у нас ничего нет?!
– А что мне делать?!
– Думать и действовать!
– Не могу я ничего сделать до наступления ночи!
– Должен!
– Не могу! Утро же!
– Ты что, свихнулся совсем, как старик немец?! Считаешь, что на солнце сгоришь, как
нечистый?!
– Не я, а ты свихнулась совсем! Нас преследуют! Меня наши ищут, а вас – немцы! Только про
то, что я с вами не знает никто! А узнает кто про то, что мы заодно и связаны – нам всем конец!
Ясно?! А меня не узнать с таким лицом… Приметный я!
Агнешка замолчала, виновато опуская глаза и кивая головой.
– Я понимаю. Нам нужно ждать, нужно терпеть. Только это так трудно!
– Ничего, недолго ждать – нашлись люди, отозвались… скоро деньги начнут на счет
священника стекаться. Только снять их со счета не просто станет. На него немцы не выйдут до
поры до времени – пока нас не отследят. А нас они отследят скоро… Они на вас с Войцехом скоро
выйдут. Священник почтой все перешлет и до востребования оставит, но все зыбко это… Хорошо
хоть, что немцы секретность поиска сохраняют – не станут все пути перекрывать… а от слежки мы
скроемся.
– Вольф, я пойду к пану Влодеку… и попрошу у него… все, что он отложил на похороны.
Я с облегчение усмехнулся.
– Давно бы так. Ты давай там… слезу пусти, поной – тогда позавтракаем на славу.
