– Ты чем-то обеспокоен, Давид?
– Да.
– Все хорошо, наше предприятие процветает, у нас есть финансовые средства, наконец-то мы можем не беспокоиться об этом, я даже смогла послать деньги ассоциации, которая защищает интересы нашего племени в Конго, так же как Пентесилея смогла помочь своим сестрам в Турции и Иране. – Молодая пигмейка прислоняется к своему компаньону. – Что же тогда? Ну… попробую угадать… Эмма 109?
Он опускает голову:
– Она остановила ракету, направленную на Эр-Рияд, а в благодарность ее травили бешеными собаками. И вот уже год она живет где-то в канализационном коллекторе Нью-Йорка, спасаясь от преследований полиции.
– Давид, не думаю, что она смогла там выжить так долго, с крысами, кошками и собаками. Ее раненая подружка умерла первой, а она вслед за ней. Их тела никогда не смогут найти.
Давид задумчиво смотрит на Нускс’ию, затем нежно гладит ее:
– У меня так неспокойно на душе… но все случилось так быстро. Мы даже не оценили как следует последствия того, что мы совершили.
– У меня есть идея, как тебе успокоиться. Давай проведем сеанс с Ма’джобой.
Он вспоминает тот первый раз, когда под действием смеси из лиан и корешков растений по рецепту пигмеев он смог погрузиться в период одной из своих прежних жизней – в Атлантиде, восемь тысяч лет тому назад.
Он улыбается, а она достает коричневую смесь и традиционную трубку, которая позволит ему совершить путешествие во времени.
6. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ДЕТОУБИЙСТВО
В отсутствие контрацепции большинство цивилизаций Античности изобрели процедуры, призванные регулировать демографическую проблему.
У древних римлян новорожденного приносили и клали в ноги отцу. Тот осматривал его и решал, даст ли он младенцу свое родовое имя.
Если казалось, что у ребенка есть физические недостатки, если он был некрасивым, если это была девочка (что к тому же влекло за собой необходимость расходов на приданое), если у отца были сомнения в отношении своего отцовства или просто если он считал, что у него и так уже достаточно потомства, он мог отказаться давать свою фамилию ребенку. Ему не надо было обосновывать выбранное решение.
Не признанный отцом новорожденный после этого подвергался тому, что называли экспозицией, которая заключалась в том, что ребенка выкладывали на груду мусора на ближайшем перекрестке. Оттуда его могли забрать, чтобы его усыновила другая семья. Но чаще всего младенцев забирали работорговцы или сводники, которые растили его, чтобы он (девочка или мальчик) стал заниматься проституцией, или же ребенку отрезали конечности, уродовали его, чтобы он стал нищим. Если же никто не занимался младенцем, то он просто погибал от голода и холода на груде мусора или же его пожирали собаки и крысы.
Только у евреев и христиан было принято оставлять и растить всех детей, независимо от их физических данных, пола и состояния здоровья. Эта практика, кстати, вызывала презрение у римлян, которые приписывали это поведение «отсутствию отбора» в «примитивных» культурах.
В Японии также существовал ритуал отбора новорожденных. Действительно, в стране было не так много пригодных для земледелия площадей, и население часто страдало от голода. Поэтому сёгуны решили стабилизировать численность населения японского архипелага на уровне 30 миллионов жителей, числе, которое считалось идеальным по отношению к возможностям сельского хозяйства в стране.
Чтобы достичь этой цели, конечно, рекомендовали тем, кто ничего не производил, старикам и больным идти умирать в горы (посмотрите фильм «Баллада Нараямы»), но существовал и обычай, называемый «вытаскивание соломинок». И тут тоже приносили ребенка отцу, который решал, должен ли новорожденный жить или нет. Если ребенка считали лишним, то ему клали в рот шарик липкого риса и два шарика поменьше – в ноздри, затем отец своей рукой придерживал три закрытых отверстия, пока ребенок не задыхался и не умирал.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Эдмонд Уэллс, том VII. 7.
Королева Эмма II делает глубокий вдох, затем подходит к группе жриц в пурпурных одеяниях и обращается к папессе, чей скипетр самый большой в группе:
– Кто были эти незнакомцы, по-твоему?
– Журналисты.
– Не следует, чтобы сюда приходило слишком много Великих. Наши старые Великие… мы их знаем, но новые могут принести нам неприятные неожиданности.
Папесса Эмма 666 рассматривает свой скипетр:
– Самое главное пока – это чтобы наш план продвигался и чтобы Великие ни о чем не подозревали.
Королева кусает губу:
– А если они откроют нашу тайну?
– Ничего они не откроют.
– Почему ты так уверена в себе?
– Потому что Великие нас недооценивают. В этом наша сила, наш главный козырь, чтобы довести до конца наш план… – Жрица широко улыбается и добавляет: – И это не изменится.
8.
Дым сразу проникает в ноздри, и он чувствует, как какой-то туман окутывает его разум. Его грудь распрямляется.
Его веки, тонкая завеса, закрываются от театра реальности, и Давид оказывается в обстановке, которая ему отныне хорошо знакома.
Нускс’ия ведет отсчет от 10 до 0, и, когда она говорит слово «ноль», он оказывается в коридоре, где обозначены вехами его прошлые жизни, на дверях, которые можно открыть и на которых вывешены таблички с выгравированными мужскими и женскими именами.
Он не останавливается на промежуточных жизнях и доходит до последней двери, его первой жизни на Земле.
Он открывает дверь, видит мост из лиан, который тонет в тумане, и большими шагами переходит в другое пространство-время.
Он видит себя атлантом на давно исчезнувшем острове.
Его зовут Аш-Коль-Лейн, и он занимается любовью со своей женой Инь-Ми-Янь, когда внезапно слышен звук рога – сигнал тревоги.
Оба атланта тут же одеваются и спускаются на главный проспект города Ха-Мем-Птах.
Он чувствует, что это не одна из тревог из-за астероида, который приближается к Земле, это что-то другое.
Несколько человек уже бегут к порту.
Возвращается корабль, он узнает его. Это корабль его сына Кетц-Аль-Коатля.
