“Уважаемый Николай Кириллович!
Приглашаем Вас на торжественную пионерскую линейку, посвященную встрече ветеранов! У нас Вы увидитесь со своим старым другом Геннадием Петровичем Заботиным, которого мы смогли разыскать. Надеемся, что Вы чувствуете себя хорошо, и очень просим Вас подготовить выступление, в котором Вы расскажете нам что-нибудь познавательное из своей трудовой жизни. Адрес вашего друга…”
Дед Никола от удивления тряхнул головой: из письма следовало, что они с Генкой Заботиным живут в одном городе. Генка Заботин пропал в первые дни войны. “По всему Союзу искал!” — поразился дед. “Как они сумели?” — подумал он о пионерах. Потом нахмурился: искать-то искал, однако с тех пор прошло лет двадцать… Потрясенный, дед Никола медленно побрел вверх по лестнице, не отрывая глаз от конверта, который держал перед собой в вытянутой руке.
Только в комнате он сообразил, что прочитал письмо, не надев очки. Дед стал прикрывать ладонью то один, то другой глаз и, глядя на полку с книгами, убедился, что стал действительно лучше видеть: запросто прочитывал названия на книжных корешках. Открытие так изумило деда Николу, что он в растерянности опустился на диван и подумал, что надо бы принять капли на всякий случай, поскольку шокирующие неожиданности непременно должны отразиться на самочувствии. Но болезненных симптомов не было и тогда он встал и пошел к телефону.
— Почтеннейший Карх! От меня вам поклон. Чувствую себя замечательно. Сегодня не принимал лекарств.
— Станет лучше, — заговорщицким тоном пообещал полярный робот. — Карх указал структуре программу метаморфоз. Жди. Станет лучше.
— Благодарю, благодарю, — сказал дед.
— Если надо, Карх может еще что-нибудь сделать.
— Спасибо, в другой раз, — отказался дед, чувствуя, что ему надо побыть немного в покое. Он вдруг нахмурился.
— Кстати… Я вот спросить хочу… Долго ли будет продолжаться мое облегчение, уважаемый Карх?.. Если оно всего лишь на день — другой, то лучше не дразните меня и оставьте следовать путем, предначертанным судьбой. Тем более что за долгие годы я успел более-менее примириться с неизбежностью стандартного финала…
— Система Никола будет функционировать верно, пока Карх исправен или пока Карха не отзовут из этой галактики. Карх не знает, когда это может произойти.
— То есть как отзовут? Кто?..
— Свои.
Дед задумался.
— Эх, елы-палы… — вздохнув, сказал он. — Чему быть, того не миновать.
Он еще раз поблагодарил Карха и попрощался.
— Позванивай, — сказал Карх. — Двадцать два часа, ноль минут, ноль секунд.
Дед Никола подошел к окну. В ночном небе кружился снег, подсвеченный фонарями.
Глядя на коловращение снежинок, дед неожиданно для самого себя стал думать о полях и квантах, об атомах и о всякой диковинной мишуре, которая, должно быть, вот так же крутилась и вертелась во Вселенной, а всемогущее Время подхватывало эту чудесную пыль горстями, и тогда получалось то одно, то другое: то дед Никола, то Жека, то птица или дерево, а то какая-нибудь звезда или планета. А когда Время разжимало пальцы, вселенский ветер опять подхватывал пылинки и кружил их в черной космической бездне…
“Что ж я? — опомнился дед. — Хотел же Геннадию звонить!”
Он набрал номер: трубка отозвалась частыми короткими гудками. Он перезвонил еще три раза, но телефон Заботина был постоянно занят. Дед стал расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь у окна и выглядывая на улицу. “Неужели они нашли именно моего Геннадия?” — вдруг усомнился он и позвонил в адресное бюро. Через несколько минут ему сообщили место жительства Заботина Геннадия Петровича, точно соответствующее указанному в письме. Еще четверть часа дед беспощадно эксплуатировал телефон, но подключения к аппарату Заботина не добился. С огорченным выражением на лице заметался по комнате. “Ну, нет! Так дело не пойдет!” — рассердился он и резко остановился. Часы показывали одиннадцать. “Все равно! — Дед решительно сдернул с вешалки шарф и обмотал им шею. — Никакого торжественного собрания ждать невозможно!” Он шаркнул сапожной щеткой по ботинкам, надел пальто, нахлобучил на голову линялую шапку-пирожок, проверил наличие денег в кошельке, телефон вынес в коридор для Жеки и вышел из квартиры.
Надвигающаяся ночь и разыгравшаяся метель не смутили деда Николу: он быстро пошел по краю тротуара, всматриваясь в проезжающие мимо автомобили, разыскивая в мутной снежной кутерьме зеленый огонек такси.
* * *
Нажав красную кнопку новенького дверного звонка, дед прислушался к глухой трели, раздавшейся за дверью, обитой блестящим кожезаменителем. Хозяева открывать не торопились. Дед снова придавил кнопку ладонью, весело приговаривая: “Отпирай, чудак, знаю, что ты дома, телефон-то занят, не спишь, значит…” И вдруг дверь бесшумно приоткрылась. В темном проеме показалось лицо Генки Заботина, а затем и вся его фигура — длинная, тонкая, в каком-то смешном цветастом халате. “Изменился!” — мысленно отметил дед. Он сказал: “Дружище!” — и протянул к нему руки, но Гена Заботин, не произнося ни слова, вдруг стал медленно отодвигаться, будто что-то тащило его за спину обратно в глубь коридора. Пальцами он пытался схватиться за висящую на вешалке у двери одежду. “Ты что?!” — воскликнул дед, бросился вперед и подхватил обеими руками почти упавшего Заботина. Заботин судорожно вздохнул и, глядя деду Николе в глаза, прерывисто выговорил страшные слова. “Ну… ну… — забормотал дед, смутившись. — Может, ошибка в диагнозе… Пойдем, ляжешь, куда тут…” Дед обернулся на свет, льющийся из-за какой-то боковой двери, толкнул ее ногой. Поддерживая обмякшего Геннадия, потащил к разворошенной постели, на которой тот, видимо, и лежал раньше. Уложив Заботина, дед схватил его руку, попытался нащупать пульс. Заботин не шевелился. Он мгновенно побледнел; черты лица вдруг стали резкими, скулы и нос обострились, глаза замерли. Дед провел ладонью над его лицом и увидел, что зрачки не реагируют на свет. Дед скинул пальто, отшвырнул в сторону, склонился над Заботиным и сильными толчками обеих рук стал пытаться пробудить остановившееся сердце. От шеи по плечу Генки Заботина тянулись, прячась под халат, розовато-белесые изломы шрамов: дед Никола понял, что когда-то пересекся Генкин путь в этом мире с автоматной очередью. Не прекращая массаж, дед косился на столик возле кровати. Опытным глазом он оценил выбор и быстро понял, что следует дать Заботину. Он накапал в чайную ложку из импортного пузырька, приподнял голову Геннадия и аккуратно залил ему в рот лекарство. Наконец Заботин очнулся. Он глубоко задышал, потом сказал: “Не тряси, чертяка…”, и дед остановился. Пощупал пульс, накрыл Заботина одеялом, потом придвинул к себе стул, сел и опустил дрожащие руки. Страшно захотелось пить.
