Действительно, как?
– Дело вот в чем, Андрей. У каждого человека есть свое… назовем его так: "запретительное слово". С помощью этого слова, мысленно его произнося, человек гонит от себя ненужные мысли. У тебя тоже есть такое слово. Я его знаю, но необходимо, чтобы ты осознал его сам. Вот ты уже десять раз мысленно произнес одну неприятную для тебя фразу и всякий раз выключал ее одним и тем же словом.
"Какую еще фразу? – подумал я. – Что он мелет? Господи, какой же я тупица! Ай, ладно…"
Воробьев быстро поднял указательный палец.
– Вот, вот.
Я понял.
– Ну-ка, проверь себя, всегда ли ты пользуешься этим словом. Подумай о чем-нибудь неприятном.
"Не так он со мной занимается, – подумал я. – Как с дурачком, по облегченной программе. Ай, ладно…"
– Теперь так, – продолжал Воробьев. – Этим ключом ты можешь пользоваться для самоконтроля. Допустим, тебе надо ответить на вопрос…
Довольно быстро я понял, как надо обращаться с "ключом", как прерывать себя в уме, как возвращаться к тому, что подумал раньше. Мы поиграли в забавную игру "А собственно с чего это пришло мне в голову?". Все это было легко, я бы сказал – слишком легко для начала.
– Именно для начала, – успокоил меня Виктор Васильевич. – Потом я научу тебя, как избавиться от этого слова. А не то в голове будут сплошные ладушки: "ладно" да "ладно". Ну, утомился? А теперь повтори: "Удивительное дело, я совершенно не устал".
"Удивительное дело… ай, ладно!.. я совершенно не устал!" – подумал я.
Это было несложно, но до полетов под куполом еще ой как далеко!
В столовой после уроков я наконец увидел всех ребят вместе. Славка и Лена сидели за одним столом с круглой толстенькой девчонкой, которую я раньше не видел. Как я понял, это и была та самая невидимая Рита Нечаева. Ее внешность меня разочаровала: было бы намного лучше, если бы она была похожа на Соню или хотя бы на Лену. Я сразу прозвал про себя Риту "Черепашкой". А она, увидев меня, порозовела и низко наклонилась над тарелкой. Славка с Леной переглянулись и стали смеяться. Бедная Черепашка, она не умела блокироваться! Ей не помогло бы, даже если бы в эту минуту она стала невидимой.
Соня Москвина сидела с двумя переростками, которых я тоже видел впервые. Один из них, широкоплечий, со светлыми глазами и наголо остриженной головой, усердно кушал. Другой, кудрявый, с русыми волосами до плеч ("сердцеед", сказала бы моя мама), разглядывал меня с любопытством.
Я подошел к столу, назвался:
– Андрей Гольцов, – и протянул руку сперва стриженому (он мне показался заводилой), потом кудрявому.
– Олег Рыжов, – сказал стриженый.
А кудрявый манерно привстал и произнес:
– Боря.
– Ну что, Софья, попало? – спросил я.
Соня пожала плечами.
Мой вопрос ей, как видно, не понравился. Но не обязан же я подлаживаться под любое настроение.
Сесть рядом с ними мне никто не предложил, поэтому я устроился за отдельным столиком. Это было, разумеется, неприятно, но я не люблю напрашиваться.
В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Потом вдруг Славка сказал что-то вслух Черепашке. Лена фыркнула, а Черепашка расстроилась.
– Вредина ты! – сказала она Славке, взяла свою тарелку и встала.
Я решил вмешаться, и у меня были на то причины.
Я поднялся, подошел к Черепашке и сказал:
– Садись ко мне.
Она колебалась.
– Садись, чего там, – повторил я и помог ей перенести вилки-ложки и стакан с компотом на свой стол.
– Меня зовут Андрей, – сказал я, когда мы сели. – А тебя?
Она недоверчиво посмотрела на меня, но, в конце концов, я не так уж и фальшивил: я же не видел ее в лицо, всё были только догадки.
– Рита, – ответила она. – Рита Нечаева.
– Давно ты здесь?
– С мая.
– Нравится?
– Ничего.
– Что-то у вас здесь ребята недружные, – заметил я.
– Почему? – тихо отозвалась Рита. – Мы дружим.
– На каникулы домой ездила?
– А у меня нет никого.
Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке. Я испугался, как бы она не заплакала.
– Послушай, а что они все как в рот воды набрали?
– Это они так разговаривают.
– А ты?
– Я не умею, – призналась Рита.
– Ну и что? Зато ты другое умеешь, – утешил я ее.
И дернуло же меня за язык! Я ей напомнил, сам того не желая, как в нее кидали численником.
– В смысле – у каждого свои способности, – поторопился я объяснить. – Я тоже не умею… пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай хоть на пальцах разговаривают. Ты в какой комнате?
– В пятой.
– А я в седьмой. Заходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно?
– Что "можно"?
– Ну, вместе собираться.
– Конечно, можно.
– Тогда приходи. А то скучно.
– Лучше ты ко мне, – сказала Рита.
– Ладно.
В это время Соня встала и быстро пошла к выходу. Борис и Олег переглянулись и продолжали есть.
Славка и Лена тоже поднялись.
– Совет да любовь, – сказал нам Славка.
– Послушай, ты, мотылек… – Я приподнялся.
– Андрей, не надо. – Рита положила руку мне на локоть. – Не обращай внимания. – И тоже встала.
– А ты куда?
– Домой.
– Так я приду.
– Приходи.
После обеда, повалявшись немного в постели, я сбегал в бассейн, искупался и пошел в пятую комнату к Рите. Она, наверно, меня ждала: сидела в кресле и читала книжку. Комната у нее была такая же, как и у меня, только девчачья. На стенах развешаны были цветные открытки, в книжном шкафу, за стеклом, лежали вышитые салфеточки.
– Ну и скукота здесь, однако! – сказал я, садясь рядом с ней. – Все по комнатам попрятались и сидят, как тараканы, поодиночке. Хоть бы стенгазету какую выпускали!
– Почему поодиночке? – Рита захлопнула книгу и потянулась. У себя в комнате она держалась свободнее. – Все сейчас у Сони, там у них дискуссионный клуб.
– Ну, и что они обсуждают?
– Не знаю. Соберутся все и молчат. Я сначала ходила, а потом перестала. Они от меня скрывают.
– Что скрывают?
– Откуда я знаю? Соня говорит, что со мной опасно разговаривать. А я не болтливая. Я просто мыслей прятать не умею. Воробьев со мной бился-бился и перестал.
– Зато ты исчезать умеешь.
Рита промолчала.
– Послушай, – спросил я, – а это трудно – исчезать?
– Легче легкого.
– Исчезни, пожалуйста, – попросил я.
Она взглянула на меня – и исчезла. То есть совершенно пропала, ни облачка. Потом появилась снова.
