Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

«Непостоянный, как Лигейн», — говорили люди.

Исход был неизбежен. По мере того, как соседние планеты объединялись и становились могущественными, гражданские смуты на Лигейне обходились все дороже, делались все опаснее для планеты. Население готово было поступиться чем-либо во имя спокойствия. Поэтому плутократия сменилась автократией, причем частично была утрачена свобода.

Власть нескольких была сосредоточена в одних руках, но этот один дружественно относился к населению, используя его как противовес относительно несмирившихся торговых династий.

При Автархе Лигейн разбогател и усилился. Даже тираниты, напавшие на него в расцвете своего могущества, немногого добились. Они не были побеждены, но были остановлены. И шок от этого события сохранился навсегда. После нападения на Лигейн тираниты не завоевали ни одной планеты.

Тогда как остальные королевства Туманности превратились в бесправных вассалов тиранитов, Лигейн считался дружественным государством, теоретически он был «союзником» Тирана, и права его были закреплены договором.

Автарха эта ситуация не обманывала.

Шовинисты планеты могли позволить себе роскошь считать себя свободными, но Автарх знал, что тиранитская опасность на протяжении всего прошлого поколения была на расстоянии вытянутой руки, и не дальше.

И, возможно, сейчас все шло к концу.

Несомненно, он сам дал тиранитам возможность, которую они ожидали. Организация, которую он создал, хотя и малоэффективная сама по себе, могла явиться достаточным поводом для карательной операции, которую могли предпринять тираниты. Лигейн по букве закона был бы виновной стороной.

Неужели крейсер — первый сигнал начала операции вторжения?

— Стерегут ли корабль? — спросил Автарх.

— Я распорядился. Два наших крейсера находятся в пределах показаний массометра.

— Ваши выводы?

— Не знаю. Единственный Джилберт, известный мне, это Джилберт от Хинриад, с Родии. Вы имели с ним дела?

— Видел во время последнего посещения Родии.

— Вы, конечно, ничего не сказали ему?

— Конечно.

Глаза Ризетта сузились.

— Я думал, может, вы допустили какую-то неосторожность, а тираниты добыли сведения от этого Джилберта. Хинриады в наши дни известны своим слабоволием, и, видимо, расставлена ловушка, чтобы окончательно поймать вас.

— Сомневаюсь. В неподходящее время все это происходит. Я отсутствовал на Лигейне больше года, прибыл на прошлой неделе и через несколько дней снова улетаю. Послание случайно пришло ко мне, когда меня еще можно застать.

— Вы думаете, это совпадение?

— Я не верю в совпадения. Существует только одна возможность проверить, что это не совпадение; я сам полечу на этот корабль. Один.

— Невозможно, сэр. — Ризетт был изумлен. Маленький неровный шрам над его правым виском вдруг покраснел.

— Вы запрещаете мне? — сухо спросил Автарх.

Все же он был Автархом. Лицо Ризетта вытянулось, и он проговорил:

— Как вам угодно, сэр.

На борту «Безжалостного» ожидание становилось все более напряженным. Уже двое суток корабль не сходил с орбиты.

Джилберт с неослабевающей сосредоточенностью следил за приборами.

— Они движутся?

Байрон бросил взгляд на приборную доску. Он брился, осторожно накладывая тиранитскую эрозийную пасту.

— Нет, не движутся. Зачем им это? Они просто следят за нами.

Он сосредоточился на трудном участке на верхней губе и нахмурился, ощутив на языке кисловатый вкус пасты. Тираниты пользовались пастой с почти изощренной грацией. Несомненно, это был самый быстрый из существующих средств бритья. Паста представляла собой крайне мелкий абразив, уничтожающий волосы не вредя при этом коже.

Однако Байрону этот способ не нравился. Хорошо известно, что среди тиранитов рак кожи и лица распространен больше, чем в других культурных обществах, и многие приписывали это их способу бриться. Байрон впервые задумался, а не лучше ли полностью и навсегда убрать волосы с лица.

В некоторых районах Галактики это делалось. Он отказался от этой мысли. Волосы убираются навсегда, а мода на усы и бакенбарды может когда-нибудь вернуться.

Байрон рассматривал свое лицо в зеркале, думая, пошли бы ему бачки на щеках или нет, когда Артемизия от дверей сказала:

— Я думала, вы спите.

— Я спал, — ответил он, — но потом проснулся.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

Она погладила его по щеке.

— Гладко. Вы выглядите, как восемнадцатилетний.

Он поднес ее руку к губам.

— Пусть это вас не обманывает.

— Они по-прежнему следят? — спросила она.

— По-прежнему. Меня раздражает это скучное ожидание.

— Я не назвала бы его скучным.

— Вы рассматриваете совсем другую сторону событий, Арта.

— Почему бы нам не высадиться прямо на Лигейне?

— Мы думали об этом. Мне кажется, нам не следует рисковать. Лучше подождать, пока не иссяк запас воды.

Джилберт громко сказал:

— Говорю вам, они движутся.

Байрон подошел и взглянул на показания массометра, потом взглянул на Джилберта.

— Возможно, вы правы.

Он ввел несколько данных в калькулятор и посмотрел на шкалу.

— Нет, корабли относительно нас не движутся. Показание массометра изменилось, потому что к ним присоединился третий корабль. Насколько я могу судить, он в пяти тысячах миль, «ро» — около сорока градусов, «фи» — 192 градуса от линии корабль — планета. — Он замолчал, изучая новые данные.

— Я думаю, они приближаются. Корабль маленький. Можете связаться с ними, Джил?

— Могу попытаться, — ответил Джилберт.

— Хорошо. Изображение не передавайте, а давайте мне только звук, пока мы не разберемся, кто приближается.

Интересно было смотреть на Джилберта у радиопередатчика. Очевидно, он обладал врожденным талантом оператора. Сосредоточить узко направленный радиолуч на определенный пункт пространства — трудная задача, и корабельная аппаратура помогает в этом лишь частично. Джилберт знал расстояние до корабля с точностью до нескольких сотен миль. Он знал также два угла, каждый из которых мог быть определен с ошибкой в пять градусов в любом направлении.

Это давало объем примерно в десять миллионов кубических миль, в котором мог находиться корабль. Остальное зависело от оператора-человека. А ведь в самой широкой части радиолуч едва достигал полумили в поперечном сечении. Говорят, опытный оператор чувствует, на сколько миль луч прошел мимо цели. С научной точки зрения это было абсурдом, но часто казалось, что другие объяснения не подходят.