Через десять минут связь была установлена.
Еще через десять минут Байрон откинулся на спинку кресла и сказал:
— Они посылают нам на борт человека.
— Вы им позволили? — спросила Артемизия.
— Почему бы и нет? Один человек? Мы же вооружены.
— Но если мы подпустим их корабль слишком близко?
— Мы на тиранитском крейсере, Арта. Он в три-пять раз превосходит их корабль по мощности, даже если у них лучший военный корабль Лигейна. Их драгоценный договор не так уж много им позволяет, а у нас целых пять крупнокалиберных бластеров.
Артемизия спросила:
— Вы умеете пользоваться тиранитскими бластерами? Я не знала об этом.
Байрону не хотелось сознаваться, но он сказал:
— К сожалению, не умею. Пока не умею. Но на лигейнском корабле об этом не знают.
Полчаса спустя на экране появился корабль. Это было небольшое тупорылое судно с четырьмя плавниками, используемыми при полете в стратосфере.
При первом появлении корабля на экране Джилберт облегченно вскрикнул:
— Это яхта Автарха! — Лицо его расплылось в улыбке. — Это его личная яхта. Я уверен, я вам говорил, что достаточно будет просто назвать мое имя.
Последовал период уравнивания скоростей, и вот лигейнский корабль неподвижно повис на экране.
В передатчике послышался тихий голос:
— Готовы к причаливанию?
— Готовы, — ответил Байрон. — Пройдет только один человек.
— Да, один человек, — последовало подтверждение.
Естественно, такая форма причаливания требует взаимного доверия.
Приблизившийся лигейнец был одет в металлический костюм, гибкие соединения которого облегчали мускульные усилия.
Даже на расстоянии было видно, как сгибались и разгибались его руки.
Следовало тщательно уравнять взаимные скорости кораблей. Разница в скоростях могла разорвать линию и отправить человека в космос, и ничто не остановило бы тогда его движение к вечности.
Лигейнец продвигался уверенно и быстро.
Когда он приблизился, стало видно, что он не просто перебирает руками. Каждый раз, отцепляясь от линии, он пролетал на несколько десятков футов, потом снова хватался руками за нить.
Это был рискованный полет через космос. Космонавт превратился в сверкающий металлический предмет.
Артемизия спросила:
— А если он промахнется?
— Он кажется слишком опытным для этого, — ответил Байрон. — А если он промахнется, то по-прежнему будет сверкать на солнце, и мы его подберем.
Лигейнец был совсем близко. Но вот он исчез из пределов видимости. Еще пять секунд — и послышался топот ног по корпусу корабля.
Байрон, услышав неторопливый стук, открыл наружный люк.
За стеной пилотской рубки послышался гул. Наружная дверь закрылась, часть стены скользнула в сторону, и вошел человек.
Костюм его мгновенно покрылся изморозью, толстым слоем затянуло стекло шлема. От него исходил холод. Байрон усилил обогрев помещения, ворвалась струя теплого воздуха. Изморозь начала таять.
Металлические пальцы лигейнца дергали затяжку шлема, как будто его раздражала собственная снежная слепота. И вот толстый шлем снят, показались взъерошенные волосы.
— Ваше превосходительство! — сказал Джилберт.
Обращаясь к Байрону, он добавил с торжеством:
— Байрон, это сам Автарх.
Но Байрон мог лишь удивленно воскликнуть:
— Джонти!
Автарх откинул в сторону скафандр и сел в кресло:
— Давно не приходилось упражняться в переходе через космос, — сказал он. — Но если раз этому научиться, то потом не отвыкнешь. Здравствуйте, Фаррил! Милорд Джилберт, добрый день! А это, насколько я помню, дочь Директора, леди Артемизия.
Он зажал губами длинную сигарету и зажег ее. Ароматный запах заполнил рубку.
— Не ожидал увидеть вас так скоро, Фаррил.
— Или вообще увидеть, — едко добавил Байрон.
— Трудно сказать, — согласился Автарх. — Конечно, получив сообщение из одного слова «Джилберт», зная, что Джилберт не может управлять космическим кораблем, и зная далее, что я сам послал на Родию молодого человека, который может управлять космическим кораблем и который вполне способен украсть крейсер, спасаясь бегством, я должен был прийти к выводу, что это вы, и не очень удивился, увидев вас.
— А я думаю, вы удивились, — возразил Байрон.
— Убийство ведь не удалось. Думаете, я хуже вас владею дедукцией?
— Я всегда был высокого мнения о вас, Фаррил.
Автарх оставался абсолютно невозмутимым, и Байрон счел свое негодование глупым. Он яростно повернулся к остальным.
— Этот человек — Сандер Джонти. Я вам о нем рассказывал. Возможно, он Автарх Лигейна или пятьдесят Автархов. Неважно. Для меня он Сандер Джонти.
Артемизия сказала:
— Тот самый, который…
Джилберт поднял тонкую дрожащую руку.
— Следите за собой, Байрон. Вы сошли с ума?
— Это тот самый человек! Я не сошел с ума, — крикнул Байрон.
Он с усилием совладал с собой.
— Хорошо. Я думаю, нет смысла кричать. Уходите с моего корабля, Джонти. Я сказал это достаточно спокойно. Убирайтесь с корабля!
— Мой дорогой Фаррил, а почему?
Джилберт странно булькнул горлом, но Байрон оттолкнул его, глядя в лицо сидящему Автарху.
— Вы допустили одну ошибку, Джонти, только одну. Не догадались, что когда я уйду из спальни там, на Земле, часы я оставлю внутри. Видите ли, на часах у меня индикатор радиации.
Автарх выпустил кольцо дыма и приятно улыбнулся.
Байрон сказал:
— Этот индикатор не посинел, Джонти. В моей комнате не было никакой бомбы, была тщательно подготовленная подделка. Если вы станете это отрицать, значит, вы лжец, Джонти, или Автарх, или как вам угодно себя называть. Больше того, это именно вы подсунули мне эту подделку. Вы усыпили меня гиптайном и организовали всю эту ночную комедию. Она имела свой смысл. Если бы меня оставили, я просидел всю ночь и не узнал бы, что в спальне что-то не в порядке. Поэтому вы позвонили мне, чтобы разбудить.
Проснувшись, я должен был обнаружить бомбу, которую положили рядом со счетчиком, чтобы я ее не пропустил. Кто взорвал мою дверь, чтобы я мог выйти раньше, чем догадаюсь о том, что бомба всего лишь подделка? Вы, должно быть, наслаждались своей находчивостью той ночью?
Байрон ждал ответа, но Автарх лишь кивнул, продолжая слушать с вежливым интересом. Байрон чувствовал, как растет его ярость. Как будто пинаешь подушки, хлещешь воду, бьешь воздух.
Он хрипло сказал:
— Мой отец был казнен. Я бы вскоре узнал об этом и отправился бы на Нефелос, где принял бы решение — сражаться ли с тиранитами открыто или действовать иначе. Я взвесил бы свои возможности и подготовился получше к любым случайностям.