class="p1">— Вот вы, любезнейший Захар Андреевич, судя по всему, были весьма в своей жизни активны. И каков итог? Мы оба с вами сидим в одной и той же палате. А вы-то, похоже, помоложе меня будете…
— А, бог с вами, — махнул рукой Захар. — Не мне вас жизни учить и уж точно не сейчас…
— Вот это правильно, — согласился Марк.
— Просто удивило, как это вы сочли привлекательной нашу медсестру?.. — не унимался Захар.
— Дорогой мой, дружба с медперсоналом никогда не повредит, — ответил Марк Григорьевич, протягивая Захару крепко заваренный чай. — А женщин я всех люблю, имею такую слабость.
— А я поесть люблю, — вступил в разговор Павлуша, принимая свою порцию чая из рук Марка Григорьевича. — И что? Чем это плохо?
— Простите, а сколько вам лет? — спросил Павлушу Захар.
— Тридцать… Не, тридцать один будет через пару дней.
— Тридцать один… Только вряд ли будет, если вы здесь, с нами, в этой палате… — сказал Захар. — Вы не считаете, что тридцать лет — это слишком мало? Слишком рано заканчивается ваша жизнь…
— А зачем она мне? — спросил Павлуша, заглядывая в свою сумку. — Я не знаю, что мне тут делать…
— Тут?.. Значит, вы считаете, что есть «тут» и есть «там»? — спросил Захар.
В этот момент дверь палаты снова открылась, и на пороге появилось кресло-каталка. В окружении проворных, как выяснилось позже, родственников в палату был ввезён шумный старикашка.
— Колька, ну что ты там стоишь? — суетился старик. — Вези меня, вон видишь кровать.
— Наташка, давай, подними одеяло. Да подушку поправь. Де не так… Безрукая какая… Как я буду сидеть? Взбей посильнее, да поставь… Давайте, перекладывайте меня. Да осторожнее. Изверги…
Захар с удивлением смотрел на развернувшееся перед ним действие.
Мужчина лет пятидесяти и женщина, по-видимому, его жена, ещё мужчина помоложе, женщина постарше, пытались переложить с каталки на кровать старика, который, как показалось Захару, мог отлично это сделать сам.
— Ой, изверги… Только и ждёте моей смерти, — приговаривал старик. — Галька, пойди скажи, чтобы обед мне принесли.
— Обед вам не дадут, — сказал Захар. — Прошёл уже…
Старик приподнялся на взбитой для него подушке и обвёл глазами палату. Он смотрел, будто удивлялся тому, что здесь, рядом с ним, находятся ещё какие-то не знакомые ему люди.
— Мошенники… Галька, иди проси обед… — заверещал старик. — Меня обязаны накормить.
— Не дадут, поздно заселились, — сказал Захар.
— Ага, я уже просил… — подтвердил Павлуша, жуя печенье и запивая его чаем.
— Всё у нас так… Куда власти смотрят. Не дадут человеку спокойно умереть… — возмутился старик. — Колька иди ты проси, требуй. Каталку у них еле выпросили, видите ли, нет, не положено, так ещё и дороги на подъезде посмотрите какие…
— А какие? — поинтересовался Захар.
— Яма на яме, не проедешь… а тут, между прочим, не здоровые люди собираются… Не доберёшься, всего меня порастрясли…
— Тут собираются те, кому через пару дней будет уже всё равно, какие дороги, какой обед… — сказал Захар.
Старик снова приподнялся на постели и устремил свой взгляд на Захара.
— Позвольте, а я ведь вас знаю… Вы же Дубовой, помощник мэра… Вот, голубчик, доигрались. Тоже здесь. Так вам и надо. Разворовали страну… Правильно, сидите теперь здесь, помирайте вместе со всеми…
Захар поморщился.
— Точно, — услышал он голос Марка. — А я-то думаю, почему мне ваше лицо знакомо! Нет, ничего не подумайте, у меня к вам претензий нет…
— Мэр, ни мэр, какая теперь разница, — подал голос Санёк. — Вас в сети частенько пародируют…
— Странно, не знал, не захожу в сети, — ответил Захар.
А самому подумалось, как же тяжело работать с людьми. Поймёт ли этот старик, что дороги в городе вот уже два года ремонтируются исключительно на деньги муниципального бюджета, а их всегда не хватает, и этот участок дороги, на улице, где находится хоспис, уже включён в план ремонта, но не на этот год.
— Увозите меня… — завопил старик. — Колька, иди. ищи мне другую палату, я с этим типом, — он указал пальцем на Захара, — не останусь.
— Папа, но это же ненадолго, — робко начала одна из женщин, на что ответом, естественно, были крики старика и безудержная брань.
Старший из мужчин поспешил удалиться из палаты, остальные же принялись, как могли ублажать старика. Кто-то поправлял одеяло, кто-то обещал принести обед. Старик же капризничал и периодически выкрикивал очередные реплики недовольства властью в сторону Захара. Захару же было всё равно, он смотрел в окно и думал о том, почему в городе невозможно уловить запах уходящего лета.
— Уф, договорился, на другом конце этажа есть место, — сказал, стирая пот со лба, появившийся в дверях палаты Колька.
Начались сборы. Женщины хлопотали, укладывая постель, мужчины погрузили старика обратно на каталку.
— Вы уж простите, — сказал Захару тот, кого старик называл Колькой, когда остальные уже выкатили старика в коридор. — Измотал всех нас…
— Что, большое оставляет наследство? — понимающе кивнул Захар в след старику.
— Да какой там… — махнул рукой мужчина. — Крохи. Просто человек такой, пока не умрёт, не даст никому покоя. Всю жизнь гоняет нас, всех здесь собрал…
— Ну, теперь-то уж недолго осталось, раз он тут, — сказал Захар.
— Вы знаете, мы думаем, он никогда не умрёт или и из ада нас всех достанет, — произнёс Колька и все в палате почему-то ему поверили.
Когда в палате снова водворилась тишина, Павлуша, чавкая чем-то очередным, вынутым из сумки, сказал:
— А вы знаете, хорошая у нас тут подобралась компания. Если уж умирать, то лучше с вами.
— А, кстати, почему ты не остался умирать дома? — спросил его Захар.
— Не, дома нельзя, — ответил Павлуша. — У меня там родители. И так намучились со мною. Думаете легко жить с таким? — и он показал на своё необъятное расплывшееся на кровати тело.
— Ага, и у меня родители, — не отрываясь от смартфона, сказал Санёк. — Тоже сказали, что не могут видеть, как я погибаю.
— Вот-вот, — согласился, продолжая жевать, Павлуша. — Моя мать тоже со мною боролась, пыталась исправить, говорила, что только гублю себя. Уж не знаю, кого она хотела вырастить, но вырос я. А я что? Я никогда большого смысла в жизни своей не видел, а вот поесть люблю… Она уж и холодильник запирала, и деньги отнимала, и не кормила…
— Ага, мои тоже не один смартфон мне разбили. Только зачем? Скучно мне всё, не нравится. Говорили мне, учись, учись… а зачем? Не интересно это всё…
— Вот это молодёжь, — удивился Марк Григорьевич. — Захар Андреевич, вы только посмотрите на них, скучно им… Не интересно…
Тут дверь в палату распахнулась, и в дверном проёме возникла величественная фигура
