— О, нет, смерть Пипо здесь ни при чем. Эла послала вызов всего лишь шесть недель назад, чтобы огласить смерть своего отца, мужа Новиньи, Маркоса Мария Рибейра, по прозвищу Маркао. Он свалился в баре. Не от алкоголя — он был болен. Он полностью сгнил изнутри.
— Мне жаль тебя, Джейн, ты так переполнена состраданием.
— Это ты силен в сострадании. Я же лучше выгляжу в сложных поисках в упорядоченных структурах данных.
— А мальчик — как его зовут?
— Миро. Он вызвал Глашатая четыре года назад. По поводу смерти сына Пипо, Либо.
— Либо же не старше сорока…
— Ему помогли рано умереть. Он был, видишь ли, ксенологом — или зенадором, как они называют их на португальском.
— Свинки…
— Точно так же, как и его отца. Органы размещены точно так же. За время твоего путешествия еще три свинки были умерщвлены подобным образом. Однако они посадили деревья в их останки — такой чести людям не оказали.
«Ксенологи двух поколений убиты свинками».
— Что решил Межзвездный Совет?
— Они приняли занятное решение. Они продолжают сомневаться. Они не утвердили ни одного из ассистентов Либо на должности ксенолога. Один из них — это Уанда, другой — Миро.
— Они поддерживают контакт со свинками?
— Официально — нет. По этому поводу была дискуссия. После смерти Либо Совет запретил контактировать со свинками чаще, чем раз в месяц. Но дочь Либо категорически отказалась подчиниться приказу.
— И они не отстранили ее?
— При голосовании предложения о прекращении контакта со свинками большинство было незначительным, а что касается ее отстранения, то здесь большинства не было вообще. В то же время они опасаются, что Миро и Уанда слишком молоды. Два года назад отряд ученых вылетел туда с Каликута, чтобы контролировать происходящее. Они прибудут лишь через тридцать три года.
— У них есть какие-нибудь предположения по поводу смерти ксенолога?
— Никаких. Но поэтому ты и здесь, разве не так?
Ответить было бы легко, но в глубине его сознания мягко шевельнулась Королева. Эндер ощущал ее как дуновение ветерка, как мягкий шелест листьев, как солнечный свет. Да, он был здесь, чтобы Говорить за мертвых. Но он был здесь и для того, чтобы воскресить мертвых.
<Это хорошее место.>
«Всегда все знают всё раньше меня».
<Здесь есть разум. Гораздо более ясный, чем любой известный нам человеческий.>
«Свинки? Они думают так же, как и вы?».
<Он знает о свинках. Мало времени; он боится нас.>
Королева ушла, и Эндер остался со своими мыслями о том, что в случае с Лузитанией он откусил больше, чем сможет проглотить.
Епископ Перегрино сам читал проповедь. Это всегда было плохим знаком. Не будучи волнующим оратором, он изъяснялся так запутанно, что Эла даже не могла понять смысл доброй половины его слов. Ким делал вид, что все понимает, потому что, как он считал, епископ не мог ошибаться. А маленький Грего не проявлял никакой заинтересованности. Даже когда сестра Эскисименто, обладающая острыми ногтями и неумолимой хваткой, прохаживалась по проходу, Грего бесстрашно делал все, что приходило в его озорной ум.
Сегодня он выламывал заклепки из спинки стоящей пред ним скамьи. Его сила беспокоила Элу — шестилетнему мальчику не по силам выломать отверткой заплавленную в пластик заклепку. Эла не была уверена, сможет ли она сделать это.
Если бы, конечно, отец был здесь, его длинная рука со змеиной гибкостью дотянулась бы и мягко, так мягко забрала бы у Грего отвертку. Он бы прошептал: «Где ты взял это?», а Грего посмотрел бы на него широко раскрытыми, невинными глазами. Позже, возвратившись с мессы, отец ругал бы Миро за то, что он разбрасывает инструменты где попало, обзывая его ужасными словами и кляня его за все семейные несчастья. Миро безропотно сносил бы все это. Эла была бы занята приготовлением ужина. Ким сидел бы праздно в углу, перебирая четки и бормоча свои ненужные молитвы. Ольгадо, с его электронными глазами, было лучше всех — он просто выключал их или воспроизводил любимые сцены из прошлого и не обращал ни на что внимания. Куара выходила и забивалась в угол. А маленький Грего стоял с видом победителя, ухватившись за штанину отца и наблюдая за тем, как на голову Миро обрушивается наказание за его провинность.
Эла содрогнулась, представив всю эту сцену. Если бы она этим и заканчивалась, это было бы еще сносным. Но потом Миро уйдет, они сядут ужинать, а затем…
Мелькнули тонкие, как у паука, пальцы сестры Эскисименто; ее ногти впились в руку Грего. Грего сразу уронил отвертку. Конечно, она со стуком упала бы на пол, но сестра Эскисименто не была дурой. Она быстро нагнулась и подхватила отвертку на лету. Грего ухмыльнулся. Ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах над коленом Грего. Эла видела, что у него на уме, и попыталась удержать его, но слишком поздно — он резко поднял колено и угодил сестре Эскисименто прямо в губы.
Она задохнулась от боли и выпустила руку Грего. Он выхватил отвертку из ее обмякшей руки. Прижав ладонь к кровоточащему рту, она побежала вниз по проходу. Грего продолжил свое разрушительное занятие.
«Отец мертв, — напомнила себе Эла. Слова эти зазвучали музыкой в ее голове. — Отец мертв, но он все еще здесь, потому что он оставил после себя ужасное наследие. Яд, переданный им, все еще зреет в нас и, наконец, всех убьет. Когда он умер, его печень была всего два дюйма длиной, а селезенки нельзя было обнаружить. На их месте выросли какие-то странные жировые образования. У этой болезни не было названия; его тело сошло с ума, забыло, по какому образу строится человеческое тело. Даже сейчас эта болезнь все еще живет в его детях. Но не в наших телах, а в наших душах. Мы существуем вместо нормальных человеческих детей; мы даже выглядим так же. Но каждый из нас по-своему был заменен подделкой под ребенка из фальшивого, зловонного зоба, выросшего из отцовской души.
Возможно, все было бы по-другому, если бы мать попыталась улучшить их жизнь. Но ее не занимало ничего, кроме микроскопов и улучшенных злаков или над чем там она сейчас работает».
— …так называемый Глашатай Мертвых! Но только один может говорить за мертвых, и это Святой Христос…
Слова епископа Перегрино привлекли ее внимание. «Что он говорил о Глашатае Мертвых? Вряд ли он может знать о том, что она вызвала его…».
— … закон требует, чтобы мы отнеслись к нему с учтивостью, но не с доверием! В домыслах и предположениях бездуховного человека не может быть правды — она находится в учении и традициях Матери Церкви. Поэтому, когда он будет ходить среди вас, улыбайтесь ему, но сердца держите закрытыми!
«Почему он предупреждает нас? Ближайшая планета, Тронхейм, находится на расстоянии в двадцать два световых года, да и маловероятно, чтобы там был Глашатай. Пройдут десятилетия, прежде чем приедет Глашатай, да и приедет ли вообще?». Она перегнулась через Куару, чтобы спросить у Кима — он-то уж слушал.
— Что это за разговоры о Глашатае Мертвых? — прошептала она.
— Если бы ты слушала, ты бы сама знала.
— Если не скажешь, я тебе…
Ким ухмыльнулся, чтобы показать ей, что не боится ее угроз. Но, так как в действительности он все же боялся ее, то все рассказал.
— Какой-то безбожник, очевидно, пригласил Глашатая еще когда умер первый ксенолог, и он приезжает после полудня — он уже в челноке, а мэр выехала, чтобы встретить его.
Она не была готова к этому. Компьютер не сообщил ей, что Глашатай уже в пути. Она ожидала его через несколько лет, чтобы он рассказал правду о чудовище, называвшемся отцом, наконец благословившим семью своей смертью; правда явилась бы как луч света, чтобы осветить и очистить их прошлое. Но отец умер слишком недавно, чтобы сейчас говорить о нем. Его щупальца все еще протягиваются из могилы и высасывают их сердца.
Проповедь закончилась, наконец закончилась и месса. Она крепко прижала руку Грего, чтобы он, пока они пробирались сквозь толпу, не стащил чью-нибудь книгу или сумку. И Ким был при деле — он нес Куару, всегда впадавшую в ступор, находясь среди незнакомых людей. Ольгадо включил свои глаза и занялся своими штучками, подмигивая металлическим глазом какой-нибудь пятнадцатилетней полудевственнице, надеясь напугать ее. Эла преклонила колена перед статуями Ос Венерадос, ее давно умерших, почти святых бабушки и дедушки. «Вы гордитесь тем, что у вас такие прелестные внуки?».
Грего ухмылялся: так и есть, в руке у него был детский башмачок. Эла про себя помолилась за то, чтобы ребенок остался невредимым после этой встречи с Грего. Она взяла у Грего башмачок и положила его на небольшой алтарь, где как постоянное доказательство чудесного избавления от десколады горели свечи. Чей бы башмачок этот ни был, он найдет его здесь.
Мэр Боскинья была довольно радушна на протяжении всего пути от посадочной площадки до города Милагре. Она указала ему на стада полудомашних кабр, местного вида, дающих сырье для изготовления тканей, однако их мясо не содержало необходимых человеку питательных веществ.
