— Его сбили запрещённым приёмом? — спросил землянин.
— Если Джин Вонг действительно схватила Марко за запястье, а не хлопнула по нему, то за это полагается штраф. Но судья признал честную блокировку, и не думаю, чтобы Марко потребовал проверки по видеозаписи. Он мог бы остановить своё падение гораздо раньше, но он обожает эффектные трюки в последний момент. Когда-нибудь он не рассчитает и сломает руку или ногу… Ого!
Землянин удивленно оглянулся на неё, но Селена смотрела не в шахту.
— Это один из секретарей представителя Земли, и, по-видимому, он ищет вас, — сказала она.
— Но почему…
— А кого же ещё? Ни к кому другому у него тут дела быть не может.
— Но с какой стати… — начал было землянин.
Однако секретарь — судя по его сложению и походке, тоже землянин или недавний иммигрант — направился прямо к нему, явно чувствуя себя неловко под обращенными на него взглядами, в которых за равнодушием пряталась легкая насмешка.
— Сэр, — сказал он, — представитель Готтштейн просит вас…
Квартира Бэррона Невилла была не такой уютной, как квартира Селены. Повсюду валялись книги, печатное устройство компьютера в углу было открыто, а на большом письменном столе царил полный хаос. Окна были просто матовыми.
Едва войдя, Селена скрестила руки на груди и сказала:
— Бэррон, человек, живущий среди такого беспорядка, вряд ли может мыслить логично.
— Уж как-нибудь! — ворчливо заметил Бэррон. — А почему ты не привела своего землянина?
— Его затребовал к себе представитель. Новый представитель.
— Готтштейн?
— Вот именно. Почему ты не мог освободиться раньше?
— Потому что мне нужно было время, чтобы сориентироваться. Нельзя же действовать вслепую.
— Ну, в таком случае делать нечего, придётся подождать, — сказала Селена.
Невилл покусал ноготь на большом пальце и свирепо уставился на обгрызанный край.
— Просто не знаю, как следует оценить сложившуюся ситуацию… Что ты о нём скажешь?
— Он мне нравится, — решительно ответила Селена. — Держится для земляшки очень неплохо. Соглашается идти, куда я его вела. Ему было интересно. Он воздерживался от категорических суждений, не смотрел сверху вниз… А я ведь нет-нет да и говорила ему не слишком приятные вещи.
— Он опять спрашивал про синхрофазотрон?
— Нет. Но ему и не нужно было спрашивать.
— Почему?
— Я ведь сказала ему, что ты хочешь с ним встретиться, и упомянула, что ты физик. Поэтому, мне кажется, все вопросы он намерен задавать тебе.
— И ему не показалось странным, что у гида его группы вдруг оказался знакомый физик?
— Что тут странного? Я сказала, что ты мой приятель.
А для таких отношений профессия большого значения не имеет, и даже физик может снизойти до презренного гида при условии, что этот гид — достаточно привлекательная женщина.
— Селена, хватит!
— Ах так… Послушай, Бэррон, по-моему, если бы он плел какую-нибудь тайную паутину и искал моего общества только потому, что рассчитывал с моей помощью добраться до тебя, он держался бы более напряженно. Чем сложнее и нелепее заговор, тем он уязвимее и тем больше нервничает тот, кто заинтересован в его успехе. А я нарочно вела себя чрезвычайно непосредственно. Я говорила обо всём, кроме синхрофазотрона. Я повела его на коктейль.
— И что же он?
— Ему было интересно. Он держался совершенно спокойно и наблюдал за гимнастами с большим любопытством. Я не знаю, чего он хочет, но никаких коварных замыслов он, по-видимому, не вынашивает.
— Ты уверена? А почему же представитель так поспешно потребовал его к себе и помешал нашей встрече? По-твоему, это хороший признак?
— Не вижу, почему его надо считать дурным. Приглашение, переданное в присутствии двух десятков лунян, тоже как-то не выглядит тонким коварством.
Невилл откинулся, заложив руки за голову.
— Селена, будь добра, воздержись от безосновательных выводов. Они меня раздражают. Начать хотя бы с того, что он никакой не физик. А ведь тебе он говорил, что он физик?
Селена задумалась.
— Нет. Это сказала я. А он не стал отрицать. Но сам он ничего подобного прямо не утверждал. И всё-таки… Всё-таки я убеждена, что он физик.
— Это ложь через умолчание, Селена. Возможно даже, что он искренне считает себя физиком, но он не получил соответствующего образования и никогда как физик не работал. Да, он что-то там кончил, но научной работой никогда не занимался. Пытался, но у него ничего не вышло. Не нашлось лаборатории, которая захотела бы его взять. Он занесен в чёрный список Фреда Хэллема и много лет возглавляет этот список.
— Это точно?
— Я всё проверил, можешь не сомневаться. Ты же сама меня упрекнула, что я так задержался… Всё выглядит настолько замечательным, что это даже подозрительно.
— Но почему? Я что-то не понимаю.
— Не кажется ли тебе, что такой человек прямо-таки напрашивается на наше доверие? Ведь он явно не должен питать к Земле добрых чувств.
— Если твои сведения точны, то рассуждать можно и так.
— Сведения-то точны! То есть в том смысле, что, наводя справки, я получил именно эти факты. Ну а вдруг кто-то как раз и добивается, чтобы мы рассуждали именно так?
— Бэррон, это нестерпимо! Почему тебе повсюду мерещатся заговоры? Бен не похож…
— Бен? — иронически переспросил Невилл.
— Да, Бен! — твёрдо повторила Селена. — Бен не похож на человека, который нянчится с тайной обидой. И он не пытался создать у меня впечатление, будто он — человек, который нянчится с тайной обидой.
— О да! Но ему удалось создать у тебя впечатление, что он приятный и интересный человек. Ты ведь сама это сказала, верно? И даже подчеркнула. А может быть, он именно этого и добивался?
— Ты ведь отлично знаешь, что меня не так легко провести.
— Что же, подождем, пока я сам с ним не познакомлюсь.
— А, иди ты к чёрту, Бэррон! Я встречалась с тысячами разных землян. Это моя работа. У тебя нет ни малейших оснований иронизировать над моими выводами. И ты это знаешь. Наоборот, у тебя есть все основания им доверять.
— Ну хорошо, увидим. Не сердись. Просто необходимость ждать… А не скрасить ли нам её? — И он гибким движением поднялся на ноги.
— У меня что-то нет настроения.
Селена тоже поднялась и, сделав едва заметное движение, ускользнула в сторону.
— Ты злишься, потому что я подверг сомнению твои выводы?
— Я злюсь, потому что… А, чёрт, ну почему ты не наведёшь порядка у себя в комнате?
И с этими словами она ушла.
— Я бы с удовольствием угостил вас чем-нибудь земным, доктор, — сказал Готтштейн, — но из принципиальных соображений мне было запрещено везти с собой земные продукты. Глубокоуважаемые луняне считают, что приезжие с Земли не должны жить в особых условиях, так как это создаёт искусственные барьеры. А потому мне положено вести, насколько возможно, лунный образ жизни, но боюсь, мою походку не скроешь. С этой чёртовой силой тяжести шутки плохи!
— Совершенно с вами согласен, — сказал землянин. — И позвольте принести вам мои поздравления по поводу вашего вступления в должность…
— Ну, я ещё не вполне вступил в неё.
— Тем не менее я вас поздравляю. Но, естественно, я несколько недоумеваю, почему вы пожелали меня видеть.
— Мы летели на одном корабле и вместе прибыли сюда.
Землянин вежливо слушал.
— Но моё знакомство с вами восходит к более давнему времени, — продолжал Готтштейн. — Нам довелось встретиться несколько лет назад… Правда, встреча была довольно мимолетной.
— Боюсь, я не помню, — спокойно сказал землянин.
— Это неудивительно. Было бы странно, если бы вы меня запомнили. Я в то время был сотрудником сенатора Бэрта, который возглавлял… как и теперь возглавляет… комиссию по техническому прогрессу и среде обитания. В то время он пытался собрать материал против Хэллема… Фредерика Хэллема.
— Вы знаете Хэллема? — спросил он.
— За время моего пребывания на Луне вы — второй, кто задаёт мне это вопрос. Да, я его знаю. Хотя и не очень близко. И я разговаривал со многими людьми, которые его знают. Как ни странно, их мнение обычно совпадало с моим. Хэллема почитает вся планета, но тем, кто встречается с ним лично, он почему-то внушает довольно мало симпатии.
— Довольно мало? Вовсе никакой, как мне кажется, — сказал землянин.
Готтштейн продолжал, словно его не перебивали:
— В то время мне было поручено — сенатором, я имею в виду — заняться Электронным Насосом и проверить, не сопровождается ли его установка и эксплуатация неоправданными расходами и личным обогащением. Такое расследование вполне отвечало задачам комиссии, но, между нами говоря, сенатор надеялся обнаружить что-нибудь компрометирующее Хэллема. Его тревожило чрезмерное влияние, которое тот приобрел в науке, и он хотел как-то подорвать хэллемовский престиж. Но у него ничего не вышло.
