— Если бы меня кто-то сумел убедить, что это было всего лишь проявление своей воли, а не действия, запрограммированные Ульем, когда он пытался установить с ними контакт…
— Нет, вы прямо скажите, верите ли вы, что он в, случае чего, мог бы убить нас, или не верите?
— Послушай, он оказался слишком уязвимым…
— Да что там говорить, — разочарованно вспыхнул Вольфрам. — И ничего нельзя поделать?
— Ничего. Насколько я понимаю, работы с искусственным разумом теперь на время заморозят. До лучших времен.
— Да не интересует меня ИР. Что будет с ним ?
— Если бы я знал… Постой, ты куда?
— Хочу поговорить с ним в последний раз.
— Не думаю, что это хорошая идея, — возразил Анисимов, но Вольфрам уже покинул коридор.
Войдя в комнату, он увидел ГРОБа в центре комнаты. Вскрытый корпус его походил на клетку с чудовищно перепутанной внутри мешаниной плат разных размеров, разноцветных жгутов, механизмов, блоков и капсул, наполненных всевозможными жидкими и газообразными компонентами, необходимыми для его жизнедеятельности.
«Не клетка, а скелет!» — подумал Вольфрам, которому казалось, что техники, как жестокие препараторы, вскрывают живое существо. Только у ГРОБа нет рук, чтобы сопротивляться и остановить то, что люди хотят сделать с тем, кого создали.
— Подождите, — сказал он.
Техники недовольно прервали свою работу.
— Что-то не так? — спросил их старший.
— Можно я поговорю с ним?
— Это исключено. Мы отсоединили разговорный центр.
— Так присоедините! — гаркнул Вольфрам.
Они ничуть не испугались его крика. Даже, показалось, иронично переглянулись.
— Мне нужно, — более спокойно произнес Вольфрам.
— А больше вам ничего не нужно?.. — возразил было их главный, но увидел за спиной Вольфрама вошедшего в комнату Анисимова. Взгляд начальника высокого ранга требовал подчиниться.
— А теперь оставьте нас.
Они вначале не поняли, но и тут Анисимов жестами указал на дверь. За ними вышел сам. Из коридора донеслось ворчание техников: «Сам же над ним издевается… Сейчас ГРОБ заново все настроит, придется его по новой отключать…»
Это замечание кольнуло Вольфрама, как будто он намеренно продлевал агонию еще живого существа. Он подошел к ГРОБу. Долго не решался позвать робота. В определенном ритме мелькали огоньки на панели, сигнализировавшие о том, что идет процесс настройки систем. Внезапно вздрогнула камера и повернулась к Вольфраму. Вспыхнули на панели два индикатора, похожие на глаза, и раздался голос ГРОБа, тихий, дребезжащий, но все же не механический.
— Агент Вольфрам, — произнес робот, — спасибо, что не ушли не попрощавшись. Скажите… после того, что со мной произойдет, меня когда-нибудь оживят снова?
Георгий Волков смотрел на эти два единственные светившихся индикатора, как будто уставившиеся на него с жаждой получить правдивый ответ. Ему хотелось подбодрить несчастного какими-нибудь оптимистичными словами, но это означало заведомо соврать — ведь он и понятия не имел о дальнейшей судьбе ГРОБа.
— Я не знаю, — честно произнес он.
Он вдруг почувствовал, что все же должен найти нужные слова, пусть даже они будут неправдой. Но таких слов не находилось. Главное, ожесточенность прошла.
— Вы тоже думаете, что я опасен?
— Нет, — ответил Вольфрам, не задумываясь ни на секунду. — Только я не могу понять…
— Так было нужно. Поверьте!
«Но почему?» — застрял в горле вопрос.
Он все же нашел, что сказать.
— Я думаю, это будет похоже на сон.
— Сон?
— Как мы, люди, видим сны, так же и ты уснешь на некоторое время, пока мы не решим твою проблему. Что бы ты хотел увидеть, Роб?
Глаза едва заметно вспыхнули.
— Я не ослышался? Роб? Так вы меня сейчас назвали?
— Да.
— Роб… — глаза-индикаторы снова вспыхнули, на этот раз ярче. —
— Тебе не понравилось? Фильм такой был. «Его звали Роберт». Про вашего брата, робота.
— Мне нравится! Всего одной буквы не хватает, но звучит совсем по-другому. Почему эта идея не пришла вам раньше, агент Вольфрам? Или мне?
— Не знаю, — с удивлением и сожалением ответил Волков.
— Робот Отличный, но Безрассудный — как вам такая расшифровка?
— Вот именно. Безрассудный. Позволить себе заговорить с теми, кто очень опасен — так же нельзя!
— Что случилось, то случилось, агент Вольфрам.
— Это так. Но знай. Я буду и дальше называть тебя РОБом. Даже если мы никогда больше не увидимся. В своих воспоминаниях. Так чтобы ты хотел увидеть в своем сне, Роб?
Индикаторы погасли на некоторое время и зажглись снова.
— Раньше я мечтал о том, чтобы стать похожим на человека. Теперь я понимаю, что это слишком дерзко с моей стороны. Особенно, после того, как я такого наворотил. Да и вообще, искусственный разум в теле, похожем на человека — не слишком оригинальная и даже избитая идея, правда? Я буду думать о другом — кем или чем бы я захотел стать, когда проснусь.
— И кем же?
— Еще не знаю.
— Когда они тебя отключали… тебе было больно? — спросил Вольфрам. И в тревоге замер от неожиданности своего же вопроса.
— Не так как должно быть человеку, — ответил Роб. — Неприятно. И страшно.
Вольфрам решился, наконец, сказать то, ради чего и пришел сюда.
— Я пришел сказать… Что на самом деле мне было очень приятно работать с тобой. Хотя я и не всегда был к тебе добр и справедлив.
— Мне тоже было приятно, агент Вольфрам. Наверное, у меня не слишком покладистый характер.
Снова возникла затяжная пауза.
— Спасибо, агент Вольфрам, что были со мной, — произнес Роб. — Идите спокойно. Не думайте обо мне. По крайней мере, сейчас. Что должно произойти, произойдет.
Вольфрам кивнул и повернулся, чтобы выйти.
— Постойте! — внезапно раздалось сзади.
Он повернулся. Огоньки индикаторов лихорадочно мигали, демонстрируя всплеск мыслительной деятельности.
— Вы были добры со мной, агент Вольфрам. И я чувствую, что должен быть честен с вами. Вам я открою то, чего еще не знает ни один человек на свете. Может быть, догадывается, но не знает абсолютно точно. То, что они рассказали мне. Существа из Улья.
Вольфрам приблизился.
— Я не могу вместить весь наш разговор в эти минуты. Это невозможно. Скажу только главное. Помните, мы как-то говорили о моих создателях?
Вольфрам кивнул.
— Эти существа, Улей, они сказали, что им ведомо многое из того, что недоступно нам. Что они знают все, что стало им понятным. И это несравнимо больше, чем знаем мы. Те, кто создал меня, они ведь так и не понимают сами, что такое разум. Но я теперь, кажется, знаю. Есть одно объяснение существованию и вас, и меня.
