Второй глаз также сфокусировался на Миле. Тот немного подумал и решил, что не стоит обижать обезьян, которые стремятся к совершенству и цивилизации.
– Гм. – Конечно, все вышесказанное просто здорово, но Мил решил открыть Альварезе все, что он думал по этому поводу. – Ты смешон.
Странно, но орангутанг даже не обиделся. Его природная уверенность в своей неотразимой красоте, подкрепленная наличием прекрасного цвета майки, давала ему полное право думать, что все остальные жители ничего не понимают в искусстве.
– Да ты посмотри. – Он развернулся к Милу и остальным жителям широкой грудью, распрямил ее, насколько хватало костного строения, и уткнул крючкообразный, обросший палец точно в центр этой самой развернутой груди. – Это же наверняка мой дальний родственник нарисован. И мои ребята тоже с этим согласились.
Мил вспомнил тот непонятный шум с утра, когда банда Альварезы выдвигалась на боевые позиции. Теперь он понял, что слышал именно удары и порыкивания несогласных с тонким вкусом вожака. И, как казалось Милу, судя по многочисленности ударов и смешков, Альвареза в своей стае был единственным ценителем доброго и вечного.
Конечно, Мил мог бы еще добавить, что нарисованное на майке никак не может быть ни дальним, ни тем более близким родственником орангутанга. Какой-то популярненький певчишка с кудрявой шевелюрой и симпатичной физиономией. Мог бы сказать, но не стал. Альвареза после этого может еще более возгордиться, и тогда совсем отобьется от рук. Да и от лап тоже.
– Ладно. – Мил поспешил замять вопрос о культуре и красоте, который мог разрастись в обширную дискуссию. – Носи и радуйся.
Жители, почувствовав, что небольшой антракт закончен, приблизились к камню.
Мил, предварительно столкнув вниз Альварезу, устроился так, чтобы видеть всех разом.
– Докладывайте.
Собственно, докладывать нечего и не о чем. Не зря они несколько месяцев тренировались под его чутким руководством. Каждый из членов стаи знает, что делать и как делать. Все остальное – пустые формальности, которые просто необходимо соблюдать для поддержания порядка.
Квар, старина Квар, как всегда, немногословен. Немного не в себе. Все еще переживает из-за дочери? Или волнуется? А может быть, ни то ни другое. В последнее время он изменился. И старается почаще быть рядом с ним, с Милом. Родная кровь? Все-таки странно. Славный старик.
Мутант Мистер еще более красноречив. Кивок головы – и весь доклад. Но зато эти существа… Да, существа. Не подведут. Откуда в них столько злости против Проклятых? Словно и не из одной стаи. Кто их разберет. Борьба противоположностей и мировоззрений. Как это называется по-научному? Гражданская война. И все уверены, что только они правы. Но, так или иначе, Мистер не подведет. Слишком хорошо он, Мил, его знает. А ведь в душе весельчак. Но замкнут.
Кто там дальше?
Бобо. Вот уж кого можно послушать. Такое впечатление, что за те несколько дней, когда ему поручили следить за единственным имеющимся в наличии оружием, медведь окончил артиллерийское училище. Где только набрался? Но как преподносит!.. Боевое оружие установлено в соответствии со сферой радиуса действия… Расчетная отдача учтена по длине окопов, предназначенных к возможной эвакуации пулемета… Боевые расчеты построены, чехлы сняты… Молоток Бобо. Другой бы на его месте возмутился – на хрена мне железяка в подчинении. Он – нет.
А вот других перебивать нехорошо. За это можно и по морде. Но Альварезе разве кто указ? Наверняка готовил свою речь всю ночь. Чешет как по писаному. Вот только генералиссимусом совсем не обязательно его, Мила, называть. Мог бы просто генералом, как договорились. Но в армии всегда уважали тех, кто прибавлял шпалы на погоны.
Вроде все. Все доложились и отметились. Остался только Ночной Родж. Но он сейчас в положенном месте. И появится, как было договорено, не раньше намеченного времени.
– Хорошо. – Мил покачал головой, показывая, что все сказанное жителями он принял к сведению. – Через несколько минут звезда, дающая планете тепло и свет, взойдет. И будет лучше, если вы в это время будете рядом со своими стаями. Вы все знаете, что делать и как. Удачи всем.
Мил проследил глазами, как силуэты вожаков растворяются в белом утреннем воздухе. Потом встал и сам направился к месту, где располагалась огневая точка.
Когда за спиной первые лучи звезды, дающей планете тепло и свет, прорвались сквозь пелену воздуха, туман, этот трусливый приспешник ночи, позорно бежал, теряя по пути клочья разорванной ваты. И в ту же самую секунду, когда звезда, дающая планете тепло и свет, озарила своим пока слабым сиянием джунгли. Мил увидел перед собой вражескую армию.
Это произошло слишком быстро. Темная полоса, слившаяся с такой же темной полосой джунглей на той стороне пустоши, в один миг преобразилась, налилась оттенками серого и дико завизжала.
Они увидели их. И по тому, насколько стройны были их ряды, Мил понял: они ждали. Эти существа, эти жители и Проклятые, объединенные какой-то одной целью, так же как и его маленькое войско, готовились к встрече. Мил давно уже умел различать все интонации криков жителей. И он мог поклясться собственным хвостом, что не уловил ни малейшего оттенка робости или страха в этом крике. И чувство, похожее на человеческое волнение, неприятно коснулось сердца.
Именно в этот момент, момент осознания того, что существа, которые стоят с той стороны пустоши, готовы сражаться не на жизнь, а на смерть, Мил понял, будет много крови.
Будет много крови. Невинной крови. Ибо нет на свете виновной крови. Нет, и все тут.
Черный пепел впитает в себя красную массу, пропуская через себя, словно через сито, чьи-то жизни. И может быть, эта кровь даст наконец начало новой жизни. Может быть, орошенная кровью черная пустошь сдастся.
Стоящие за спиной Мила пещерные медведи не выдержали и заревели, широко распахивая клыкастые пасти. Они, привыкшие, что джунгли никогда не повышали на них голос, были рассержены. Как? Разевать наглые пасти против их племени? Кто посмел?
Мил обеспокоенно обернулся. Меньше всего сейчас он хотел, чтобы медведи сорвались и ломанулись, не разбирая дороги, с налитыми глазами вперед. Тогда все насмарку. Тогда все проиграно.
Бобо перехватил взгляд Чокнутого. Если белая пантера и должна волноваться, то только не за его племя. А то, что глотки решили размять, – не беда. От этого еще ни одна охота не становилась неудачной.
Бобо кивнул Чокнутому. Все под контролем. И только когда альбинос, кивнув в ответ, отвернулся, Бобо сам решил вспомнить молодость и слегка повыкобениваться. А то чужие бояться перестанут да и свои уважать не захотят.
