В комнате, к которой было приковано незримое внимание всего Островка, стоял запах смол и лекарств — но окна открывали все чаще, их держали открытыми, несмотря на холод. Зато угли горели жарко в переносном очаге — медном, украшенном богатой чеканкой.
Обо всем важном спросил повелитель, много имен помянул. Кроме одного. Ёши, неотлучно находившийся при Благословенном, все ждал, думая, как ответить, — и не дождался.
В конце концов сам решился спросить.
— Вы… не хотите узнать о Йири?
— А что с ним? — недовольный голос. И Ёши теряется:
— Все благополучно… Я подумал — не захотите ли увидеть его?
— Для чего?
— Хм… — сконфуженно отворачивается. И нечего сказать. Склянку в руках держит, покачивает. Не ожидал.
Так и не произошло того, на что надеялся Ёши. Ни слова не было сказано о недавнем любимце и все последующие дни.
Падал мелкий снег на северные равнины, а в Столице иней лежал на дорожках.
Приближалась зима.
До Йири не преминули донести слова Благословенного — уши и раньше во дворце повсюду росли, а теперь и подавно. Он остался равнодушен к услышанному — немало озадачив «доброжелателей».
Хисорэ привез его на Островок, и прежнюю свободу Йири вернули, хотя все еще незаметно присматривали. Кое-кто уже пытался слово против него составить — ясно же, один путь ему теперь — вниз. А если уж все равно вниз, проще совсем разделаться и не ждать — вдруг змейкой укусит.
А он и не появлялся нигде, словно стража все еще стояла у дверей. Лицо похудело, и мало кто видел это — тем редким, что приходили, не давал возможности себя разглядывать. В тень отступал. Не много было теперь света в его покоях, окна задернутыми держал — словно яркое солнце резало глаза.
* * *
В комнате холодно — угли не горят, и окно открыто.
У окна силуэт. Сам — в темно-фиолетовом, ни узора, ни светлого пятнышка. Сливается с сумерками. Кисть в руке танцует над бумагой. Занят рисунком, несмотря на то, что день отступает и света все меньше. Не слышит шагов за спиной — а раньше откликался на шорох крылышек комариных. Человек в хаэне, расшитом красными птицами, подходит ближе, склоняется над художником, опускает руку ему на плечо. Глядит на рисунок.
— Неплохо.
…Такого не ожидал. Йири несколько секунд неподвижен. Потом встает — и только тогда оборачивается. Низкий поклон — и отступает назад. Смотрит куда-то вниз. Лицо неподвижно.
«Мой повелитель… Приветствую вас».
и впервые за много лет замешательство овладевает Юкиро. Ледяная почтительность — наравне с вызовом. И перед ним тот, кто был — солнечный блик, маленькая птица в ладони?
— Сядь, — говорит повелитель. Тот еле заметно качает головой — и остается со сложенными руками.
— Расскажи, как ты тут… — сам опускается на сиденье, небрежно поправляет неудачную складку на хаэне. — Трудно тебе пришлось?
— Да, господин. Но я благодарен тем, кто хоть недолго был рядом.
— Назови их.
Секундная заминка — и звучат имена.
— Они достойны награды.
— А вы полагаете, они рассчитывали на нее? — голос певучий и льется струей холодной воды.
— Не думаю. — И, пристально поглядев на все еще отводящего взгляд: — Что же теперь?
— Я исполню любой ваш приказ.
— А если я не стану приказывать?
— Так не бывает, — он шевельнулся, опустил руки.
— Даже если я люблю тебя?
— Этого — не говорите! — голос наконец дрогнул — или показалось?
— Почему?
— Потому что — если.
…Скользнул вниз и вперед, волосы, словно черный шелковый ливень, а руки — две золотистые птицы вспорхнули. Лицо запрокинуто — и опущено. Вот он, у ног. Словно не дышит. А у другого дыхание замирает — но только запястье перехватывает и сжимает, сильнее, чем следует.
— Ты неправильно все понимаешь, — голос нарочито сух. — Так уж вышло, что Бестелесные наделили тебя красотой. И другими дарами. Ты станешь отталкивать всех уже потому, что они потянулись к тебе? Подобное справедливо?
— Нет…
— Я и другое вижу в тебе. И благодарен за то, какой ты.
— Я не заслужил благодарности, — Йири все еще неподвижен. — И мне она не нужна.
— А что тебе нужно?
Поднята голова, и темнеют глаза:
— Ничего.
Юкиро указывает на расшитую подушечку, лежащую на полу.
— Иди сюда.
Темно-фиолетовый атлас скрывает подушку — а руки Йири прячет в рукавах. Почти совсем стемнело, и ничто не нарушит общего тона.
— Я зажгу светильник, если угодно.
— Не угодно. Сиди. И подумай, стоило ли мне показывать, что я о тебе помню. Это значит — привлечь внимание. Если ты бесполезен, тебя не тронут — понадеются, что я сам уберу тебя с Островка. Они только выиграют — и не пострадают.
Кивнул, и когда Юкиро снова взял его руку — она стала теплее. Долго молчали оба. Потом заговорил старший:
— Когда ты появился в Восточном крыле, я тебя не заметил. Но когда рассмотрел, почувствовал нежность. Уже тогда… Долго не мог поверить, что ты и вправду мне нужен. Себе удивлялся. А что чувствовал ты?
— Мне действительно отвечать? — что-то хрупкое было в голосе, горькое даже.
— Я спросил.
— Тогда… больше, чем честь… я понимал. Но лишь делал то, что положено. Разве я мог выбирать?
— И все по-прежнему так?
Молчал. Пальцы левой руки застыли, прижатые к циновке. Юкиро выпустил его правую руку.
— Твоя честность просто немыслима. Мне казалось, я к ней привык.
После этого поднялся, повернулся и вышел из комнаты — лишь занавеска качнулась. Потом дверь задвинулась с легким шумом.
…Правая ладонь сжималась, ногти врезались в кожу, причиняя сильную боль, — и скоро короткая судорога свела кисть. Тогда он опомнился. С трудом распрямил пальцы, съежился на полу, приникнув лицом к расшитой подушечке, шелк одежд и волосы лепестками легли — словно посреди комнаты бросили. Долго так пролежал, потом голову поднял — луна отливала красным, плыла над ветвями. Вновь уронил голову и больше не шевелился.
Холодно было в саду.
…Много часов прошло…
Потом его поднимают за плечи. Рассвет, еще сонный, пробирается в сад, путаясь в древесных ветвях. Юкиро осторожно поворачивает к себе еще не осознавшее прикосновения тело и пугается — слепы глаза.
— Спокойно лежи.
Он послушен, словно ребенок. Ладонь мужчины скользит по его щеке.
— Все хорошо, — чувствует дрожь его. — Тебе холодно? Я приказал закрыть окно. Скоро согреется комната. Ты северная пичуга, но это уж слишком.
Йири не откликается. И вправду — что говорить? Зачем? Подтвердить покорность свою?
— Ты молчишь. Хорошо. А станешь ли ты слушать?
— Как прикажете.
— Тогда слушай. Я знаю, что если ты не сказал «нет», будешь внимателен.
