Вероятно, потому, что являлся одним из первых живописцев, которые стали расчленять трупы, чтобы понять
строение мышц. После такого зрелища поневоле откажешься от мяса.
– Знаю! Он даже молоко не пил, считая это варварством.
– Одно время я с увлечением изучал биографии известных художников, их хобби и странности.
– И что ты можешь рассказать об Анри Матиссе такого, что я не знаю? – с насмешливым вызовом в
глазах спросила женщина.
– Он страдал от депрессии и бессонницы, иногда рыдал во сне и просыпался с воплями. Однажды
без всякой причины у него появился страх ослепнуть. И он даже научился играть на скрипке, чтобы, когда
потеряет зрение, мог зарабатывать на жизнь в качестве уличного музыканта.
– А еще, – торжественно добавила Милена, – в 1961 году его картина «Лодка» была выставлена в
Нью-йоркском музее современного искусства вверх ногами и провисела в таком виде сорок семь дней, пока
кто-то не заметил ошибку. А что можешь добавить о странностях Сальвадора Дали?
– Дали часто прибегал к трюку с ключом в руке. Сидя на стуле, он засыпал с зажатым между
пальцами тяжелым ключом. Постепенно хватка ослабевала, ключ падал и ударялся о лежащую на полу
тарелку. Возникшие во время дремоты мысли могли быть новыми идеями. Жду дополнений! – с вызовом
бросил я.
129
– В каждой из работ Дали есть либо его портрет, либо силуэт.
Мы всё больше входили в раж. Обсудили Эдварда Мунка и его картину «Крик», проданную почти за
сто двадцать миллионов долларов, что сделало это произведение искусства самым дорогим в мире.
Вспомнили Ренуара, страдающего артритом и писавшего свои картины привязанной к руке кистью. Пикассо,
подписывавшего работы, переплетя в узор свои инициалы и инициалы очередной возлюбленной. Пришла
очередь Ренуара, Гогена, Врубеля. Мы смеялись от того, что никто не хотел уступать и остановить словесную
баталию двух умов.
Для меня началась абсолютно новая жизнь. Я встречал Кэрол с работы вечером и отвозил ее туда
утром. Днем позировал для Милены и создавал видимость поиска работы. Я действительно был озабочен
образом бездельника, каким начинал выглядеть в глазах обеих женщин. Да, я сообщил, что имею
определенный доход от вложений в ценные бумаги. Они действительно видели, что я внимательно слежу за
биржевыми новостями. Но меня неотступно преследовало чувство вины перед ними за праздность своего
бытия, в то время как они обе были заняты по восемь, а то и десять часов в день.
Я заполнил дом цветами, которые каждое утро доставлял курьер из оранжереи. Для Кэрол привозили
лилии, а для Милены – тюльпаны. Она говорила, что эти цветы по-особому хрустят в руках, доставляя ей
тактильное удовольствие, не сравнимое ни с чем.
Я уже знал, что Кэрол предпочитает пиццу с креветками и сладким луком, а Милена – с анчоусами и
сыром. Также я узнал, что обе они обожают заварные пирожные, которые можно купить только в пекарне
«Mike’s Pasty» в итальянском квартале и с удовольствием ездил за ними практически каждый день. По
вечерам, оставляя Милену наедине с книгой, мы с Кэрол выбирались в кинотеатр, ресторан, на выставки
или же просто любовались городом со смотровой площадки «Пруденшел-центра» и кормили ручных белок
в парке «Паблик-Гарден». Если появлялось желание вкусить чего-нибудь экзотического, заглядывали в
местный Чайна-таун.
Если же оставались дома, то Милена обязательно пекла свой фирменный персиковый пирог со
сливками, и мы устраивались в столовой под огромным абажуром за круглым столом.
Каждое утро Кэрол совершала пробежку вдоль берега. Я, преодолевая лень, бежал рядом. Уж очень
хотелось быть в ее глазах на должной высоте. Милена нам компанию не составляла, но она ежедневно
медитировала в позе лотоса, выполняла стойку на голове и часто плавала в океане.
Миновало два месяца проживания в доме семьи Новак.
Меня постоянно подмывало поговорить с Кэрол о Харте, и я не придумал лучшего способа, как
сделать вид, что вдруг вспомнил о том, как когда-то видел тот самый фильм.
Мы в спальне смотрели в ноутбуке запись ее последнего интервью, и, когда фильм закончился, я
наигранно, словно догадка осенила лишь сейчас, воскликнул:
– Я вспомнил, где тебя видел! Ты брала интервью у одного сумасшедшего старика, который попросил
раскроить ему череп и пересадить мозг в человека помоложе.
– Он не сумасшедший! – резко и холодно прервала меня Кэрол.
– Но разве нормальному человеку придет в голову такой бред? – не унимался я, нарочито придав
своему тону небрежность. Мне очень хотелось разговорить Кэрол, заставить сказать больше, понять ее
отношение к Харту.
– Замолчи, пожалуйста! Ты ровным счетом ничего о нем не знаешь! – ее голос звенел от
негодования.
Реакция Кэрол тронула до глубины души! Она оберегала чистоту моего имени! Она защищала меня!
Хотелось крикнуть: «Разве ты не чувствуешь, что я и есть Харт?» Еще секунда – и я бы, словно вулкан,
взорвался, извергая признание за признанием. Меня распирало чувство благодарности к этой девушке.
Я схватил руками ее голову и впился поцелуем с такой силой, что воинственно настроенная Кэрол
выпучила глаза и попыталась вырваться, но я был не намерен ее выпускать. Мы оба засмеялись, и она
легонько ткнула меня кулачком в грудь:
– Сам ты сумасшедший!
На этом наш разговор о Харте закончился.
А вскоре случился довольно забавный инцидент, вынудивший познакомить ее с Джимом.
Кэрол на глаза попался мой паспорт, она заинтересованно задержала на нем взгляд и взяла в руки:
– Можно взглянуть?
– Можно.
– Какой ты здесь хорошенький! Мальцев Алексей. О! У тебя день рождения через два дня? —
удивленно воскликнула девушка.
– Да-а? – растерянно протянул я.
Получилось весьма глупо.
130
– Да. Здесь так написано, – неуверенно ответила Кэрол, озадаченная моей реакцией, и еще раз
внимательно вслух прочла дату рождения.
– Черт! Совсем забыл.
– Первый раз вижу человека, забывшего про свой день рождения!
– Я после аварии многое забыл, – сконфуженно буркнул я, в очередной раз сказав неправду. Ложь
уже не напрягала, она уже давно стала константой моей жизни.
Я не был настроен устраивать какое-либо празднование, но Кэрол настояла на том, чтобы я позвал
друзей и, наконец, представил ее им. Я прятал ее от сына и Тома уже два месяца, и это порядком забавляло
парней. Том даже посмел предположить, что я сменил сексуальную ориентацию и поэтому боюсь
признаться в этом.
Пришлось уступить не лишенному логики требованию.
