— Идет на поправку, — ответил он, — благодаря Бентли.
— Мне всегда казалось, что у Бентли голова варит. Когда это нужно, он умеет действовать решительно. Это на ее лицо озлилась Элеонора.
— К счастью, она попала только на кожу и волосы. Ожоги ликвидируются благодаря пересадкам кожи.
Бентли не мог помешать себе смотреть на Веррика, выглядевшего необычайно спокойным и естественным. Лицо Бентли было серым, в бордовых пятнах, но дыхание его стало опять ровным, и руки больше не дрожали. Он чувствовал себя, как после оргазма: общий спазм, кратковременный и мощный, полностью лишил его сил.
— Чего вы хотите? — спросил Картрайт у Веррика. — Затем он обратился к судье Уорингу: — Я не знаю цели этого собрания.
— Я тоже, — с раздражением ответил Уоринг. — Итак, Риз, в чем дело?
— Я хотел бы, чтобы вы были здесь, — сказал Веррик, — поскольку у меня есть предложение Картрайту, и мне хотелось бы, чтобы вы рассудили нас со всей вашей объективностью. — Он вытащил свой тяжелый скорчер и положил его рядом с собой. — Думаю, никто не станет отрицать, что мы зашли в тупик. Вы, Леон, не можете меня убить: я не убийца, и вы будете наказаны. Я ваш гость.
— Вы желанный гость, — ответил Картрайт потухшим голосом. Он не спускал с Веррика глаз.
— Я прибыл, чтобы убить Бентли, но не могу этого сделать. Пат. Мы все в пате. Вы не можете меня убить. Я не могу убить Бентли, и я не могу убить вас.
Все молчали.
— Или же могу? — Он посмотрел на скорчер. — Думаю, что, быть может, я это сделаю.
— Вас бы тогда на всю жизнь исключили из игры в Минимакс. Было бы глупо так поступить. Что бы вы от этого выиграли? — с отвращением высказался судья Уоринг.
— Удовольствие, удовлетворение…
— Были бы вы удовлетворены, если бы потеряли свою карточку?
— Нет, — согласился Веррик. — Но у меня есть три моих Холма. На них это бы не повлияло.
Картрайт, сидя неподвижно и чуть заметно кивая головой, слушал доводы Веррика.
— По крайней мере, после всего этого вы останетесь живым. У вас будет передо мной это преимущество, не так ли?
— Точно так. Я не буду Ведущим Игру, но и вы тоже. Они должны будут вертеть все с новой отметки.
В комнату вошел Шеффер. Он поприветствовал судью Уоринга и сел.
— Леон, — сказал он Картрайту, — Веррик морочит вам голову. Эту идею подала ему та девица, прежде чем он ее убил. У него нет намерения убивать вас. Единственное, чего он хочет, это запутать вас.
Холодные глаза Шеффера сузились.
— Любопытно.
— Я знаю, — сказал Картрайт. — Он предложил мне выбор: смерть или полюбовная сделка. Итак, Риз, что вы мне предложите?
Веррик покопался в карманах и вынул оттуда карточку.
— Обмен вашей карточки на мою.
— Вы станете Ведущим Игру, — заметил Картрайт.
— А вы останетесь в живых. Вы выберетесь из переделки, а я стану Ведущим Игру. Мы не будем больше в пате.
— И вы заполучите Бентли.
— Точно.
Картрайт повернулся к Шефферу.
— Убьет он меня, если я откажусь?
— Мы разобрались со всем, за исключением Херба Мура. Астронеф еще не сел, а тело Пеллига находится в том же районе в нескольких сотнях тысяч миль от Диска Пламени. — Немного поколебавшись, он добавил: — На самом деле, если верить Инквик — службе, Мур достиг корабля Престона и проник в него.
Повисло тяжелое молчение.
— Он смог бы разрушить наш астронеф? — спросила Рита.
— Запросто, — ответил Бентли. — И заодно добрую часть Диска Пламени.
— Быть может, Джон Престон займется им, — не очень уверенно подсказала Рита.
— То, как развернутся события, зависит от позиции будущего Ведущего Игру, — заметил Бентли. — Надо ры послать команду, чтобы перехватить Мура. Его тело должно прийти в негодность. Мы могли бы его уничтожить.
— Но только не тогда, когда он вошел в контакт с Престоном, — сухо сказал Картрайт.
— Думаю, что нам надо бы поставить эту проблему перед будущим Ведущим Игру, — настаивал на своем Бентли. — Мур станет угрозой всей Системе.
— Это более чем возможно.
— Вы полагаете, что будущий Ведущий Игру станет что — либо предпринимать?
— Думаю, да, — сказала Картрайт. — Тем более, что вы и есть будущий Ведущий Игру. Если, конечно, у вас все еще сохранилась карточка, которую я вам дал.
Бентли имел ее при себе. Он с недоверием вынул ее и повертел перед глазами. Его пальцы так дрожали, что выронили ее. Он спешно наклонился за ней.
— И вы хотите, чтобы я вам поверил?
— Пока нет, но через двадцать четыре часа вы мне поверите.
Бентли осмотрел карточку со всех сторон. Она абсолютно ничем не отличалась от других.
— Как вам удалось заполучить ее?
— Ее владелец уступил мне карточку за пять долларов, что было достаточно дорого по тем временам. Я уже забыл его имя.
— И с тех пор вы храните ее?
— Я храню весь пакет. Я перепродал вам ее себе в убыток, но я должен быть уверен, что вы ее примете и что эта сделка будет совершенно законна — не подарок и не ссуда, а продажа по всем правилам, как обычно.
— Дайте мне время прийти в себя, — сказал Бентли. Он спрятал карточку в карман. — Вы утверждаете, что это правда?
— Да. И не потеряйте ее!
— Так вы открыли метод предсказания, то, что не перестают искать все обитатели Системы? И именно таким образом вы стали Ведущим Игру?
— Нет, — ответил Картрайт. — У меня нет никакой формулы. Я не могу предсказывать скачки вероятного. Никто не может этого.
— Но у вас же была эта карточка! Вы знали, что она выйдет!
— Все, что я сделал, — сказал Картрайт, — это проанализировал механизм возможностей. В своей жизни я тысячу раз бывал допущен в центр в Женеве. Поскольку я не могу предсказать скачки вероятного, я придумал наилучший алгоритм замены: я упорядочивал карточки по тому принципу, чтобы девять следующих выходящих номеров были номерами девяти имевшихся у меня карточек. Думаете, что я стал Ведущим Игру благодаря моей собственной карточке, а не тем, которые я купил. Мне надо было быть осторожней: если бы у кого — нибудь возникло желание изучить это получше, все мои планы были бы расстроены.
— С каких пор вы работаете над этим? — спросил Бентли.
— Со времен моей молодости. Как и все, я хотел найти систему, позволяющую предвидеть скачки вероятного. Я изучил все, что было написано об этом, о принципе Гейзенберга, о законах случайностей. Я стал наладчиком электронной аппаратуры. Мне еще не было сорока, когда я был принят на работу в базовых контурах в Женеве. Тогда я считал, что это невозможно предвидеть. Все подчиняется принципу неопределенности. Движение субатомных частиц, определяющих скачки, не может быть рассчитано людьми.
