Каким бы большим и грозным ни был боевой корабль, дюзы — его самое уязвимое место. Причем, чем больше и грознее корабль, тем более уязвимое. Потому что большее по размеру. Разумеется, это понимают и адмиралы, и кораблестроители, поэтому кормовая часть больших боевых кораблей буквально утыкана зенитками. И хотя ударному звену удалось немало этих самых зениток вывести из строя, много их и осталось. Конечно, создать сплошную стену огня перед веером из восьми русских истребителей зенитчики крейсера не могли, зато устроить что-то близкое к этому перед выпущенными с «филиппков» ракетами — запросто. Одновременно крейсер начал потихоньку разгоняться.
Оценив плотность заградительного огня, подполковник Аникин отдал новый приказ. Теперь третье звено должно было обрушить на зенитчиков крейсера весь свой запас легких ракет при поддержке пушек истребителей ударной группы, а второе звено — поймать момент и ударить по дюзам залпом. Решение оказалось правильным — зенитчикам пришлось развернуть часть стволов навстречу новой, угрожающей теперь уже им лично, опасности.
Черт бы побрал этих русских, что они делают?! Нет, это Белл как раз понимал. Раз уж зенитчики смогли расстрелять все ракеты, пущенные истребителями, то сейчас русские навалятся именно на зенитчиков, чтобы те не могли прикрывать дюзы. Наблюдая, как русские, разбившись на пары, атаковали кормовые зенитные батареи с разных сторон, коммандер убедился в собственной правоте. Но командир у русских хорош, правильно рассчитал, ублюдок! Впрочем, индикация мощности двигателей Белла немного успокоила. До начала разгона оставалось совсем немного времени, так что отвлечь зенитки от защиты дюз на самооборону он вполне может.
Восемь «филиппков» закрутились четырьмя двойными змейками, заставляя системы управления зенитками больше поворачивать башни вправо-влево и качать стволами вверх-вниз, чем открывать огонь. И ладно бы только дурили вражеские электронные мозги, но еще и поливали зенитные батареи огнем своих пушек. Ну да, вести в таких условиях прицельный огонь и пилотам было сложнее, но вот стартовые условия с зенитчиками у них были явно более выгодными. Это у противника целью были верткие скоростные машины относительно небольших размеров, а русские пилоты имели перед собой батареи, кучно стоящие на площади изрядных размеров. Скоростью передвижения корабля пока еще можно было вообще пренебречь, да и разгонись он до полного хода, все равно с истребителем не сравнить. Не говоря уж о том, что ставить рядом хотя бы и для сравнения маневренность крейсера и истребителя как-то даже неприлично.
Но вот стволов у зенитчиков все равно было больше, чем у атакующих истребителей. Намного больше. Атака обошлась эскадрилье в три машины, но самое тяжелое — погибли два пилота. Поручик Арсеньев взорвался вместе со своим «филиппком», попав в перекрестье очередей сразу с двух спаренных шестистволок, а ротмистр Тер-Саакяна попал под лазерный выстрел, едва успев катапультироваться. Поручику Кирсанову повезло — его истребитель, ослепительно искрясь и теряя на ходу куски обшивки, по инерции пронесся дальше, выйдя из зоны плотного зенитного огня, так что летчик смог покинуть машину раньше, чем взорвались оба двигателя сразу.
Поручик Воронин, злорадно матерясь, отметил, что несколько сильных взрывов украсили и зенитные батареи крейсера, отправляя в неуправляемый полет обломки орудийных башен. Но главное — вызвав огонь зениток на себя, первое и третье звенья отвлекли внимание противника от второго звена, и оно почти в полигонных условиях отработало по дюзам крейсера всеми своими восемью тяжелыми ракетами, а оставшиеся машины третьего звена, закончив атаку на зенитки, отстрелялись по тем же дюзам и своими четырьмя.
Взгляд Воронина порадовали два взрыва, украсившие корму крейсера — остальные ракеты не смогли пробраться сквозь испускаемые дюзами струи ионизированной плазмы, взорвавшись из-за сошедших с ума систем наведения. А секунду спустя по ушам поручика ударил радостный рев сразу всех пилотов — одна из дюз выдала мощный выхлоп плазмы, искр и каких-то мелких обломков. Воронин и сам кричал от восторга — такое могло означать только то, что одной ракете все-таки повезло влететь в дюзу и сработать внутри двигателя корабля.
— Сэр, — лейтенант-коммандер[50] Стейковитц, командир боевой части по обслуживанию реактора и двигателей, докладывал с видом победителя, совершенно неуместным, на взгляд Белла, в данных условиях, — мы сможем перевести оба оставшихся главных двигателя на полуторную мощность. Но для этого нужно на полчаса их остановить.
Хм, откровенно говоря, Белл ожидал худшего. Чертова ракета, взорвавшись внутри правого главного двигателя, натворила дел больше, чем торпеда, полученная в свое время от русского фрегата. Одной только остановкой движка, как в тот раз, отделаться не удалось. В убитом движке началась-таки неуправляемая реакция, пришлось сбрасывать мощность обоих оставшихся двигателей, перенаправив энергию на их силовую защиту и образование силового канала, отводившего ударную волну через сопло. А Стейковитц говорит, что можно не только восстановить штатную работу левого и центрального двигателей, но и форсировать их, заставив вдвоем работать за троих. Полчаса? Да и черт с ними, потом можно будет с лихвой отыграть это время куда большей скоростью разгона. Вопрос в другом — появится за эти полчаса тут русская эскадра или нет?
Насколько Белл мог судить по приблизительному вектору выхода русского авианосца из гиперпространства, корабль действовал отдельно от эскадры, так как появился совершенно с другого направления. Если бы русские ждали скорого прибытия своей эскадры, вряд ли они бы рискнули атаковать его всего лишь эскадрильей истребителей. Да и то, что главной целью русских стали двигатели, явно говорит об их стремлении задержать крейсер. Что ж, выхода другого все равно нет, так что можно сыграть с русскими в «успей первым».
— Стейковитц, вы уверены, что получаса вам хватит? — Белл задал вопрос не столько для прояснения ситуации (сам-то он все уже понял), сколько для пресечения в зародыше панических настроений, коими вдруг явственно запахло в центральном посту.
— Да, сэр! — четко ответил лейтенант-коммандер. — За полчаса мы форсируем двигатели, и можно будет начинать разгон!
Ну да, разгон начинать сначала, значит, реально не полчаса, а больше. Но решение принято.
— Действуйте, Стейковитц, — коммандер повернулся к младшему лейтенанту Лардье. — Лейтенант, маневровым двигателям реверс и максимальный ход назад! Прижмемся кормой к луне, и черта с два русские смогут опять навалиться на нашу задницу! Защитным полям и силовым щитам добавить энергии!
