— Чего они добиваются? — спросила, дописав, черноволосая.
— Об этом впрямую спрашивать бесполезно, — покачал головой Фархад. — Они щедро сыплют снег в чашку, да воды на донце чуть.
— Это у вас пословица такая? — восхитилась Аларья. — Прелесть!
Бранвен старательно приучал себя называть ее по имени, а не просто «моя женщина» или «светловолосая». Аларья, Аларья…
— Тогда спросим, что они собираются делать с кандидатами. И есть ли у них опыт адаптации людей к своим условиям. Если они ответят, мы узнаем довольно много, — предложила Кантор.
— Принимается, — кивнул Бранвен. — Потом нужно спросить, планируют ли они какое-то объединение, и если да, то как оно будет выглядеть. Каковы условия и принципы.
— Слишком общий вопрос, — сказал Фархад. — Разбейте на несколько.
После уточнения формулировок Бранвен взял у вольнинки лист. Уже набрался десяток вопросов, а сколько их еще вертелось на языке?
— Какими способностями они обладают? Являются ли они цивилизацией экстр?
— Кем? — удивился Бранвен. — Что это значит?
— Экстрасенсами. Обладающими паранормальными способностями, — разъяснила черноволосая. — На Вольне их используют в… некоторых областях жизни.
— А какие вообще бывают экстры? — вкрадчиво спросил Фархад.
Глава вольнинской делегации — вот ее по имени Бранвен даже в уме называть не мог, так она и была «черноволосой», «пани Кантор» или «старшей вольнинкой» — наморщила нос и почесала его средним пальцем правой руки. По меркам Синрин — жест потрясающей степени неприличности, но Бранвен сдержал улыбку. Информация казалась куда важнее. Про такое он раньше не слышал.
— Первая группа — телепаты, телекинетики, пирокинетики… всякое такое. Их довольно мало, на всю планету человек пять-шесть. Довольно бесполезные, на самом деле. Ну, телепата я видела, он вообще следователем по особо тяжким преступлениям работает. Есть вероятностники, они могут как-то влиять на события, — тут вольнинка запнулась. — Можно сказать, что они управляют своими желаниями, и случается то, что может быть. Таких целая группа, человек десять, они все в армии, ну, почти все… Я не знаю, зачем именно. Еще теоретически бывают прогнозисты… но вроде бы про них только в книгах. Они точно предвидели будущее, если я ничего не перепутала.
— Спасибо, Арья, — Фархад улыбнулся; Бранвен перевел взгляд на вольнинку и увидел, что та покраснела и прижала руки ко рту.
— Я не должна была об этом рассказывать?
— Ничего страшного не произошло, вы же не засекречиваете эту информацию. Я видел ваши фильмы и читал книги, просто решил уточнить из первых рук, — успокоил ее Фархад.
— В фильмах только полная чушь. Вероятностники не могут силой воли двигать континенты или управлять движением светил, — улыбнулась женщина. — Вообще ничего особенного они не могут, на самом деле. Так, по мелочи. Но мы отвлеклись…
— Ничего, у нас есть время, а это очень интересно. Расскажите еще?
Бранвен наблюдал, как Наби разводит вольнинку на информацию, которой, скорее всего, не было и в штабе Синрин Кайдзё Дзиэтай. Способности напарника иногда его пугали. Казалось, что он может договориться с кем угодно, заставить выболтать любой секрет. Сейчас этот талант работал на благо Синрин. А завтра? Против кого и к чьей выгоде он обернется?
— Я пять лет живу с таким человеком. У него очень хорошее здоровье, высокая работоспособность, он очень везучий. Чаще всего его замыслы удаются, особенно не слишком сложные. С ним не случается всяких аварий, несчастных случаев. Со мной тоже ничего плохого с тех пор не случилось. Это, наверное, и все…
Аларья присвистнула, изумленно глядя на сестру.
— Кантор — экстра? Ну надо же… это кое-что объясняет.
— Ничего это не объясняет, и не надо говорить, что власти он добился за счет своего дара. Ничего подобного! Он готовился к этому лет десять, как… как обычный человек. Армия, пресса, общественные движения, связи в правительстве, — сердито фыркнула черноволосая. — Не сочиняй, пожалуйста, я-то все это видела!
— Вот теперь мы действительно отвлеклись, — прервал семейную ссору Бранвен. — Итак, мы составили список вопросов. Теперь давайте договоримся, кто будет их задавать. Итто кайи?
— Нет, — тут же отказался Наби. — Я буду эффективнее в роли наблюдателя. Вмешаюсь, если разговор опять зайдет в тупик. Аларья?
— Ну, хорошо, — помедлив, согласилась любимая женщина Бранвена. — Если все согласны. Бран?
Бранвен задумался. С одной стороны, ему такая расстановка сил не пришлась по вкусу. Было нечто противоестественное в том, что уполномоченной станет женщина, пусть и эта. Но из двух чужаков больше говорила Каймиана, а кто лучше сможет говорить с женщиной? Конечно, другая женщина. Он кивнул.
— Итак, когда они вновь появятся, мы попросим их ответить на вопросы. Возражения есть? — Белл заметил, что ведет себя, как на штабной планерке. Эта роль его устраивала, в ней было уютно. Определились должности аналитика и парламентария.
— Вы, пани Кантор, владеете скорописью. Я не ошибся?
— Да, я умею…
— Превосходно. Вы будете конспектировать ответы. Конечно, вы можете участвовать в разговоре, но только после двух других назначенных мной. Вы не имеете возражений?
— Нет.
— Договорились.
Себя Бранвен без раздумий назначил на должность начальника собственного штаба и ни секунды не сомневался в решении. Кто, если не он?
Президент Кантор беззвучно застонал и уставился на монитор.
Только что ему скинули очередной пакет документов относительно «кризиса чертовой дюжины», как уже успели обозвать неожиданно прервавшуюся связь с базой. Анджей выделил из всех заголовков послание с Синрин, наскоро проглядел его, но ничего ценного там не увидел. Только заверения в непричастности и какая-то глубоко научная чушь для физиков.
Всю ночь накануне он не спал — не мог заснуть в одиночестве; потом по уши закопался в работу по операции «Рассвет над рекой». После этого пришло сообщение о том, что связи с базой нет.
За три часа в его кабинете побывало два десятка людей, половину из которых он раньше не видел и видеть не хотел, на терминал свалилось сотни три экстренно важных документов, большая часть которых без пояснений научного советника была непонятна. Коммуникатор, раскалившийся от сообщений и звонков, валялся на столе и поминутно вибрировал. Всем нужен был лично президент, его решение, его подпись и печать. Вдобавок Анджей разбил кружку — старую, любимую кружку, которой пользовался лет двадцать, и от этого вдруг захотелось скинуть со стола и остальной хлам, разбить к чертям монитор, утопить в унитазе коммуникатор, закрыться в душе и поплакать час-другой.
