– По нашему опыту, знание истинного размера Структуры и числа различных рас, заключенных в ней, может угнетающе подействовать на некоторые культуры, – проговорил Маккинли и после недолгого молчания деликатно добавил: – В особенности на склонные к самоуничтожению.
– То есть на подобных нам. Но с чего вдруг смена настроения?
– Прибытие «мускусных собак» инициировало определенные перемены в наших делах.
– Вы полагаете, они захватили с собой и «шепчущих»?
– Последние не представляют серьезной проблемы. Многие находят их присутствие тревожным и угрожающим, но «шепчущие» не числятся в ряду страшнейших угроз. В ряде случаев мы, к обоюдной выгоде, вели дела с «шепчущими». Так или иначе, им-то не нужны «мускусные собаки» для открытия ворот. Опасность в том, что после открытия ворот среди гостей окажутся не только «собаки» и «шепчущие».
Шар покатился по столу. Когда движение его прекратилось, Маккинли сообщил:
– Есть мнение, что «мускусные собаки» вошли в союз с «вырвавшимися». Если да, то это весьма тревожный поворот событий.
– С чего «собакам» дружить с «вырвавшимися»? Чего они хотят друг от друга и зачем нужны?
– «Шепчущий» не уверен. Мы – тоже. Он пытается добыть больше данных о переговорах.
– Что случится, если «вырвавшиеся» достигнут нас? Мы погибнем?
– Если лишь небольшой отряд их вырвался наружу, Союз Пятой Оси сможет замедлить либо отразить экспансию. Как члены Союза, мы будем настаивать на самом раннем вмешательстве.
– Приятно знать, что вы так заботитесь о нас.
– Да, заботимся. И не только из-за энергии, какую вы позволяете нам черпать из Януса, хотя она и ценна для нас. Мы также очень ценим ваше общество. Белла, мы можем казаться вам странными, но в Структуре обитают и те, кого даже мы находим пугающе чуждыми.
Ценим, да. Какие добрые слова. Беллу перекосило от злости.
– Как это все чудесно! Вот только здесь – вовсе не та Структура. Не та, какой ее считали мы. Мы не вблизи Спики. Мы намного дальше. Чертовски.
– Мы никогда не лгали вам, – заметил Маккинли.
– Нет. Только вы удивительным образом и не развеяли ни одного из наших заблуждений.
Спустя несколько дней ранним утром Беллу разбудила Лиз Шен. Линд снился суд. Во сне Перри выводили на лед, чтобы просверлить затылок сквозь шлем и выплеснуть на лед кровь и мозг. Будто бы и теперь в колонии приговоры исполнялись именно так. Память о кошмаре сохранилась и после пробуждения. И потому, отвечая Шен, Белла предположила, что речь идет о расследовании дела Бэгли.
И ошиблась.
– Простите, Белла, но вы просили позвонить в случае чрезвычайного происшествия.
– В случае… э-э, какого происшествия? – заставила себя выговорить Белла.
– Ворота в торце. Они открылись. Сквозь них проходит что-то, и такого мы не видели раньше.
– Покажи мне.
Белла оделась и перешла из жилых комнат в офис, ухватив по пути сигарету.
Установленные цепочкой от ворот до Януса камеры зафиксировали входящее нечто под разными углами и в различных спектральных интервалах, затем выплюнули данные в сторону Януса сквозь световые секунды пространства на тарелки антенн. Потом данные прошли по оптоволоконным кабелям с «железного неба» на поверхность, в Поддырье, и вдоль многокилометрового рельсового пути в Крэбтри. В городе распределенная сеть Пограничного интеллекта заглотила данные и пустила в мясорубку интенсивнейшего анализа. В доли наносекунды сеть выдала изумительно детальную модель чужого звездолета.
Стену офиса – единственную не занятую аквариумами – заполнили лучшие виды на чужой корабль и поверх них – вращающийся трехмерный схематический эскиз его. Деления на осях соответствовали ста метрам.
Белла закурила, рассматривая картину.
Лиз Шен была права. Корабль «мускусных собак» не походил ни на что виденное ими раньше. Ни на спиканскую машинерию, ни на аппараты «фонтаноголовых», ни на продукцию давно исчезнувшего Конгресса Кольца Линдблада.
А походило оно на что-то отрыгнутое исполинской кошкой.
Корабль был длинным, но выглядел криво, как переломанная и неправильно сросшаяся, оставленная без должного лечения нога. На одном конце он разрастался в пористый, рыхлый ком, похожий на головку тазобедренного сустава в крайней стадии остеопороза. С другой стороны тоже имелся ком, раздвоенный на манер копыта. По всей длине недоломанного корабля торчали там и сям толстоватые выступы и узлы, похожие на окаменевшие бородавки. Вблизи корабля болтались бесформенные сгустки, присоединенные крайне хлипкими перемычками, а то и вовсе плыли, ничем очевидно не связанные. Все вместе выглядело отвратительно, будто выблеванная, полупереваренная пища. «Потроха». Да, именно так: корабль из потрохов.
Потрохабль.
Довольно большой – три километра длиной и несколько сот метров в поперечнике. И двигается быстро, стремительно покрывая полторы сотни световых секунд от ворот до Януса. По данным анализа, прибудет через десять часов.
Белла позвонила Джиму Чисхолму.
– На случай, если у тебя остались сомнения, позволь их рассеять: это «собаки», – подтвердил он.
– И что мне теперь делать?
– В точности то, что всякий раз повторял Маккинли: сидеть тихо, игнорировать все их предложения – какими бы они ни были. Даже не слушать передачи, не говоря уж про ответы на них. «Собаки» уйдут не сразу. Но в конце концов обязательно сдадутся.
Ворота за «потрохаблем» оставались приоткрытыми как раз на расстояние, достаточное для корабля. Сканеры не зарегистрировали больше ничего проходящего сквозь них, но теперь Белла знала о существах вроде «шепчущих». Уж они-то могли пройти в любом количестве, незамеченные.
– Вошли только «мускусные собаки», – заметил Джим, очевидно уловивший ее тревогу.
Белла загасила сигарету. Конечно, разумнее было бы сейчас вздремнуть пару часов, но рассудок уже лихорадило. Вряд ли кто-нибудь отоспится вволю в ближайшие сутки.
Она вызвала Лиз Шен в офис. Вместе они посмотрели на изображения. Те становились все четче и полнее.
– Не самое прекрасное зрелище, – заметила Белла, – но меня заверили: скверного они нам не устроят, если мы полностью проигнорируем их.
– А если нет?
– Тогда возможны проблемы. Но надеюсь, до этого не дойдет. – Она постучала пальцем по флекси. – Я записала успокаивающее обращение. Сообщила, что у нас все под контролем и не стоит беспокоиться о «мускусных собаках».
– «Мускусные собаки», – выговорила Шен брезгливо. – Они сами так зовут себя?
– Сомневаюсь.
– А почему «мускусные»? Что это значит?
– Надеюсь, мы не узнаем никогда, – заметила Белла и подтолкнула флекси к Шен. – Пожалуйста, пройдись по моему выступлению. Можешь предлагать поправки. Но не медли. Я хочу выйти в эфир и транслировать обращение по сети до того, как весь Крэбтри всполошится, заметив приближающееся уродство. В прямой эфир я выйду спустя четыре часа.
Шен посмотрела на «потрохабль» с отвращением вегетарианца, глядящего на предложенную надкушенную куриную ногу.
– До чего же он мерзкий! Прямо-таки неестественно мерзкий. Думаете, тамошние обитатели и в самом деле злые?
– Лиз, просто посмотри на него. Он кажется тебе продуктом разума, с каким приятно иметь дело?
– Не знаю. В конце концов, не стоит судить по внешности.
– На этот раз суждение по внешности – наш самый верный курс.
Белла вышла в эфир как запланировала, призывая к спокойствию и запрещая все возможные контакты с пришельцами. Всего известного ей она не сказала, но сообщила все, что, по ее мнению, людям следовало знать о новых пришельцах, ни разу не упомянув Хромис и споры о природе Структуры. В свое время люди узнают все, но сперва Белле надо определиться самой: верить «фонтаноголовым» или политику из далекой древности.
Прошло шесть часов, и «потрохабль» завис над посольством «фонтаноголовых». Затормозил он так, что любой человеческий корабль расплющило бы всмятку, но «потрохабль» ускорение нисколько не потревожило. Даже спутники, ничем не связанные отростки и обломки, замерли мгновенно, в идеальном согласии с кораблем-маткой. Остановившись, «потрохабль» не сдвинулся дальше ни на сантиметр, лишь медленно вращался вокруг продольной оси, будто требуха на шампуре.
Теперь уж камеры обеспечивали отличный вид на все скрытое прежде и с анатомической четкостью. Выросты и утолщения на корабле были самой разной формы. Некоторые металлические и угловатые, другие – фасеточные и блестящие, будто стеклянные. Какие-то висели у самого корпуса, иные же – торчали из него. Казалось, эти «вкрапления» – позаимствованные у кого-то аппараты, обеспечивающие тягу и контроль за инерцией. «Потрохабль» выглядел хаотическим скоплением разнородных частей, скрепленных кое-как общим шасси из мяса и костей, слизи и сухожилий.
Он завис, отнюдь не пытаясь войти в контакт, словно рассчитывал, что сам факт его прибытия уже достаточен для привлечения внимания.
