— Выкати девочку на крыльцо, а ты помоги мне его перевязать! — Я толкнул Вале коляску, и очень вовремя.
Саша-Нильс закатил глаза и всем весом повис на мне. Раны от шампуров оказались серьезнее, чем. Чем трус Белкин предполагал. Молдаванин отшвырнул сумку, помог мне уложить сержанта на пол. Вдвоем мы разорвали полотенца, остановили кровь. Для человека, впервые попавшего в полевой госпиталь, Раду показал себя неплохим медбратом. Хотя бесконечно дергался. Белкин был спокоен, м-да.
Я слушал ходики. Наверху полный штиль, внизу воняло порохом, неприятель отступил. Если совсем честно, то неприятеля и не было, хе.
Валентин вернулся, глаза в кучу. Чувствовалось — он чрезвычайно не хотел возвращаться в дом. Сделал мне любезность, хе.
— Куда Томченко делись? Это ты стрелял?
Валентин икнул.
— Они сказали — забирай с кухни все, сами в подвал поперлись. А там труба...
— Что труба? — У меня внутри все упало. — Что труба? Кто кричал? Я спрашиваю — кричал кто?
— Не слышал... — Он недоумевающе уставился на меня.
Только сейчас я заметил — рубаха Валентина пропиталась рвотными массами. Он дергал пальцами воздух, искал занятости, сознание его находилось где-то. Где-то далеко от тела.
— Вы нашли ружья?
— Там... на крыльце...
— Грузи. Прямо на колени к девочке все грузи...
Я разжал пальцы сержанта, взвесил горячий автомат. Сто лет не держал в руках стального дружка, но. Некоторые навыки въедаются под кожу навсегда, хе. Как угольная крошка в морщины шахтеров.
Бог знает, сколько там патронов.
— Валентин?!
Сторож не возвращался. Я передернул затвор, поставил на одиночный. Естественно, свечи мы бросили наверху. Наверху, это весело, хе. Сержант застонал.
— Раду, где они?
— Подвал, налево... Лучше не ходите... — Парня трясло.
Конечно, лучше не. Лучше вообще забиться под одеяло и принять веселящий порошок. Излюбленный метод трусов, вроде Белкина.
Мы спустились в ад. Валя на крыльце болтал с девочкой. Кажется, он объяснял ей, как нажимать курок. Белкин послушал и засмеялся про себя. Если на малышку кто-то нападет, дробовик поможет не больше водяного пистолета, хе.
Если на нее набросится та длинная игольчатая сволочь.
Пол в подвале был залит застывшей водой. Котел лопнул по шву, трубы порвались, позади разошлась кирпичная кладка. В расщелину уже лезли цементные поганки. Милая картинка, хе.
Генерала Томченко задушила водопроводная труба. Зрелище неэстетичное. Труба не шевелилась, притворялась невинной стальной спиралью. Она сорвалась с крючков, разогнула скобы вдоль потолка. Наверное, Томченко не заметил, не сразу заметил. Пытался убежать, отмахивался. Труба проткнула его насквозь в трех местах и притянула к стене. Жесткий шашлык в пижаме, хе! Что старому дурню понадобилось в котельной?
Мы благоразумно в сторонке потоптались, хе.
— Где она?
— Там, за котлом... Ей отрезало ноги... Не ходите... — Раду был близок к обмороку.
— Какого черта? Что они здесь потеряли? Ни жратвы, ни воды...
— Деньги, — шабашник указал в темный угол. Там, между бетонным основанием котла и распахнутой дверцей сейфа, валялся металлический чемоданчик.
— Нам сказал, чтобы это... — Зубы Раду отбивали чечетку. — Чтобы на кухню, сказал, а сами сюда... Видать, заранее готовился...
Он потер ладонью свои жесткие кудряшки. Из-под смоляного цвета уверенно лез медно-рыжий волос.
— Доктор... — Саша-Нильс шатался на лесенке, баюкая перевязанную руку. — Уходим, живо, пока не стемнело. Раду, возьми одно из ружей! Доктор, вы покатите коляску? Девочка, удержишь пакеты? — Сержант коротко глянул вверх; волосатое светило уверенно сворачивало свою деятельность на небе.
Катя покивала. Валентин не подвел, затарился от пуза. Включая простынки, сухое молоко, варенье даже. Интендант хренов, да. Я не выдержал, засмеялся.
— Что такое? Что смешного?
Очухался сержант очень вовремя, да. Земля мелко затряслась под ногами. Дом приседал, осыпался. Мы подхватили сумки и — рысцой.
— Ничего смешного, — согласился я. — Просто... Простите. Вспомнил чемоданчик с деньгами. Улики, хе. Как вам такой заголовок — «Чистые руки закона»? Хе...
Кажется, мою шутку не оценили. Нам оставалось от силы полчаса. Милое дело, застрять во мраке. Я думал о Неле, как она там, и рассматривал русый затылок малышки, завернутой в яркий платок. Тонкими ручками она старательно обнимала баулы со жратвой. Я спрашивал себя, зачем все это. Мы сделали правильно, но.
Доставка еды, чтобы продлить агонию, хе.
Раду замыкал, озирался, перебрасывая из одной ручищи в другую длинное древко топора, а на крылечке малость отстал. Самую малость, да... И тут на него накинулся висевший внутри, за косяком, провод с тройником на конце. Гибкая сволочь обвилась вокруг лодыжки. Раду споткнулся, упал на ступеньки. Топор звякнул о камень.
— Ах ты, сука! — молдаванин сопротивлялся, черная жила тянула его в дом.
Он был похож на неандертальца, попавшего в плен к удаву. Голый торс, мокрый от пота, весь в царапинах. Впечатление усиливала мощная неровная щетина, занимавшая у него пол-лица. Впрочем, мужики зарастали поголовно...
— Руби его, режь! — рявкнули мы на три голоса. Ноги у меня вихлялись. На всякий случай трус Белкин отбежал по садику метров на десять, к поваленным воротам, там распахнул рот, как рыбеха. Во дворе покинутого дома раскачивались столбики с фонарями.
Валя топтался у забора, как приклеенный.
Вероятно, Раду был самый тяжелый, или. Или по совершенно иной причине. Но крыльцо затрещало, парень провалился.
— Помогите! — Он надрывал там внизу связки так, что сразу охрип.
Саша-Нильс выпустил из рук автомат. От крыльца по мощеной дорожке прямо к нам струилась трещина. На глазах трещина расширялась, лопалась облицовочная плитка, шатались чугунные фонарики.
Из дыры в крыльце столбом валила пыль. Раду, видимо, провалился не до конца, застрял где-то и усиленно взывал о помощи. Трус Белкин задвинул коляску на полосу псевдопаркета, покрывающего переулок за воротами, выдернул штакетину, она рассыпалась в руках.
Побежал вдоль трещины с пустыми руками, идиот.
— Валя, давай веревку! — Нильс молодец, вспомнил про снаряжение, хе.
Валентин застрял. Он переминался с ноги на ногу, но не мог сделать и шагу. Не то чтобы не хотел, а не мог себя победить, да. Я хорошо представлял это состояние; у меня так было, когда с вышки в воду прыгал. И понимаешь, что назад неудобно, а ноги словно ватные.
Не доходя нескольких шагов, я не выдержал, стал на четвереньки. Из дыры валила серая пыль. Не стоило приближаться, парень уже умер. Не слышал я его сердце, не слышал.
— Валя! — опускаясь на живот у дыры, хрипло позвал Нильс. — Я его вижу! Иди сюда, живо!
