— Чтобы увидеть вашу мать, — сказал Эндер.
Облегчение Миро почти можно было пощупать.
— Она на работе, — сказал он. — Она работает допоздна. Пытается вывести сорт картофеля, который мог бы выжить среди местной травы.
— Как амарант?
Миро улыбнулся.
— Вы уже слышали об этом? Нет, вряд ли получится так же хорошо. Но наше меню очень ограничено, и картофель внес бы приятное разнообразие. Кроме того, из амаранта не получается хороших напитков. Шахтеры и фермеры уже создали целую мифологию водки, которая якобы является королевой очищенных наркотиков.
Улыбка Миро была похожа на луч солнца, проникший через отверстие в пещеру. Эндер чувствовал, как напряжение ослабевает. Куара качала ногой, словно обычная девочка. Ольгадо сидел с глупым и счастливым выражением лица, полуприкрыв глаза, чтобы не был так заметен их металлический блеск. Эла улыбнулась шире, чем того заслуживал юмор Миро. Даже Грего успокоился в руках Эндера.
Но тут Эндер почувствовал неожиданную теплоту на коленях, и понял, что Грего вовсе не сдался. Эндер научился не отвечать на действия противника рефлекторно, если только он не принял сознательного решения отдаться на волю рефлексов. Поэтому он даже не вздрогнул. Он знал, чего ждет Грего — что он закричит на него и с отвращением столкнет с себя. И тогда Грего будет свободен — победа! Эндер не дал ему такого шанса.
Но Эла, похоже, поняла смысл выражения лица Грего. Ее глаза расширились, и она сердито шагнула к мальчику.
— Грего, невыносимый маленький…
Но Эндер подмигнул ей и улыбнулся, и она остановилась.
— Грего сделал мне маленький подарок. Больше у него ничего не было, и он сам сделал его, и это особенно приятно. Мне так понравилось, что я никогда не отпущу его.
Грего оскалился и отчаянно задергался, пытаясь вырваться.
— Почему вы делаете это? — спросила Эла.
— Он хочет, чтобы Грего вел себя, как человек, — ответил Миро. — Давно пора, только никто другой не пробовал.
— Я пробовала, — сказала Эла.
Со своего места на полу заговорил Ольгадо:
— Только благодаря ей мы остались цивилизованными людьми.
Из соседней комнаты раздался крик Кима:
— Не говорите этому негодяю ничего о нашей семье!
Эндер серьезно кивнул, словно Ким сделал блестящее предложение. Миро усмехнулся, а Эла закатила глаза и села на кровать рядом с Куарой.
— Не очень радостный дом, — сказал Миро.
— Понимаю, — ответил Эндер. — К тому же ваш отец так недавно умер.
Миро саркастически улыбнулся. Вновь заговорил Ольгадо:
— Вы хотите сказать — он так недавно был жив.
Очевидно, Эла и Миро разделяли его чувства. Но Ким снова закричал:
— Не говорите ему ничего!
— Он причинял вам боль? — тихо спросил Эндер. Он не шевелился, несмотря на то, что моча Грего становилась холодной и вонючей.
Ответила Эла:
— Он не бил нас, если вас интересует это.
Но с точки зрения Миро, это было слишком.
— Ким прав, — сказал Миро. — Это не касается никого, кроме нас.
— Нет, — ответила Эла. — Его это касается.
— Почему? — спросил Миро.
— Потому что он прибыл, чтобы Говорить о смерти отца, — сказала Эла.
— О смерти отца!? — удивился Ольгадо. — Но отец умер всего три недели назад!
— Я уже летел, чтобы Говорить о другой смерти, — сказал Эндер. — Но кто-то вызвал Глашатая, чтобы объяснить его смерть, поэтому я буду Говорить и за него.
— Против него, — сказала Эла.
— За него, — ответил Эндер.
— Я вызвала вас, чтобы вы рассказали правду, — горько сказала она. — А правда об отце всегда будет против него.
Комнату наполнила тяжелая тишина, и все застыли неподвижно, пока не вошел Ким. Он смотрел только на Элу.
— Ты, — мягко сказал он, — ты вызвала его.
— Чтобы рассказать правду, — ответила она. Его обвинение заметно расстроило ее; он мог и не говорить вслух, что она предала свою семью и церковь, вызвав сюда этого безбожника, чтобы он бесстыдно раскрыл все тайны. — Все в Милагре так добры к нам! Учителя не обращают внимания на мелочи — что Грего все крадет, а Куара молчит. Она не сказала в школе ни слова — неважно! Все делают вид, что мы просто обычные дети — внуки Ос Венерадос, и такие способные — зенадор и двое биологов в семье! Очень престижно. Все отворачиваются, когда отец приходит домой пьяным и бьет мать так, что она не может ходить!
— Заткнись! — закричал Ким.
— Эла, — сказал Миро.
— А ты, Миро, — отец кричал на тебя, говорил ужасные слова, и ты убежал из дома, ты бежал, и падал, потому что почти не видел…
— Ты не имеешь права говорить ему! — сказал Ким.
Ольгадо вскочил на ноги, встал посередине комнаты, поворачиваясь и разглядывая всех своими нечеловеческими глазами.
— Почему вы все еще хотите скрывать это? — тихо спросил он.
— Тебе-то что? — спросил Ким. — Тебе он не сделал ничего. Ты просто выключал глаза и сидел, надев наушники, слушал Баха или что там еще…
— Выключал глаза? — сказал Ольгадо. — Я никогда не выключал глаза.
Он резко повернулся и подошел к терминалу, который стоял в дальнем углу комнаты. Несколькими быстрыми движениями он включил терминал, потом поднял кабель и воткнул его в розетку в правом глазу. Это был просто кабель для связи с компьютером, но на Эндера нахлынули отвратительные воспоминания: глаз великана, разорванный и сочащийся, а Эндер ввинчивается в него, глубже, до самого мозга, чтобы убить врага. Он застыл, но вспомнил, что это воспоминание — всего лишь из компьютерной игры, в которую он играл в Боевой школе. Три тысячи лет назад, но для него — лишь двадцать пять лет, не так много, чтобы забыть. Именно эти воспоминания о смерти великана баггеры извлекли из его мозга и превратили в сигнал, по которому он нашел кокон их Королевы.
Голос Джейн вернул его в настоящее. Она прошептала: «Если ты не возражаешь, пока он не отключил глаз, я хочу запомнить все, что хранится в нем».
В воздухе над терминалом начало появляться изображение. Не голографическое, а такое, каким его можно увидеть с одной точки. Эта же комната, показанная с той точки на полу, где только что сидел Ольгадо. На середине стоял высокий мужчина, размахивал руками и кричал на Миро, который стоял со склоненной головой, глядя на отца без признаков гнева. Звука не было — только изображение.
— Ты забыл? — прошептал Ольгадо. — Ты забыл, как это было?
В сцене на терминале Миро повернулся и вышел; Маркао проводил его до двери, продолжая кричать. Потом вернулся в комнату и стоял, тяжело дыша, словно загнанное животное. Грего подбежал к отцу и уцепился за его ногу, что-то крича в направлении двери, и по его лицу было ясно, что он повторяет жестокие слова отца. Маркао оторвал Грего от своей ноги и с решимостью на лице направился в дальнюю комнату.
— Звука нет, — сказал Ольгадо. — Но ведь ты слышишь это?
Эндер почувствовал, что Грего дрожит у него на коленях.
— Вот — удары, шум — она упала на пол, чувствуешь, как она упала на цемент?
— Замолчи, Ольгадо, — сказал Миро.
Изображение исчезло.
— Не может быть, ты сохранил это! — прошептала Эла.
Ким плакал и не скрывал это.
— Я убил его, — сказал он. — Я убил, убил, убил его!
— О чем ты говоришь? — раздраженно сказал Миро. — Эта была болезнь, врожденная!
— Я молился, чтобы он умер! — закричал Ким. Лицо его покрылось красными пятнами, по нему текли слезы. — Я молился Деве, молился Иисусу, молился Бабушке и Дедушке, я говорил, что готов отправиться в ад, только бы он умер, и они сделали это, и теперь я попаду в ад, и я не жалею об этом! Прости меня, Господи, но я рад!
Всхлипывая, он выскочил из комнаты. Где-то хлопнула дверь.
— Ну вот, Ос Венерадос совершили еще одно подтвержденное чудо, — сказал Миро. — Теперь их точно сделают святыми.
— Заткнись, — сказал Ольгадо.
— И он все время говорил нам, что Христос хочет, чтобы мы простили старика, — сказал Миро.
Грего била такая сильная дрожь, что Эндер забеспокоился. Он понял, что Грего шептал какое-то слово. Эла тоже заметила это и встала на колени перед мальчиком.
— Он плачет, он никогда так не плакал…
— Папа, папа, папа, — шептал Грего. Дрожь перешла в яростные судороги.
— Он испугался отца? — спросил Ольгадо с глубоким сочувствием. Эндер с облегчением отметил, что их лица были тревожными. Все-таки в этой семье была и любовь, а не только солидарность, вызванная годами жизни с общим тираном.
— Папы больше нет, — сказал Миро успокаивающе. — Не надо больше беспокоиться.
Эндер покачал головой.
— Миро, — сказал он, — разве ты не смотрел воспоминания Ольгадо? Маленькие дети не осуждают своих отцов, они любят их. Грего изо всех сил старался быть таким же, как Маркос Рибейра. Вы, может быть, и рады, что его нет, но для Грего это — конец света.
