– Поздравляю, – сказал вице-король граф Эйрел Форкосиган Катерине, – с хорошо проделанной работой. Не хотите ли получить и другую? Я уверен, что после этого Грегор сможет подыскать тебе место в дипломатическом корпусе, если ты пожелаешь.
Она рассмеялась.
– По-моему, у меня и так уже есть по крайней мере три или четыре работы. Спросите меня… э-э, лет эдак через двадцать. – Ее взгляд обратился к лестнице, ведущей наверх, к детской.
Графиня Форкосиган, перехватив этот взгляд, промолвила:
– Все готово, ждали только вас.
Наспех умывшись и переодевшись в своих комнатах на втором этаже, Майлз с Катериной спустились в заполненный прислугой коридор и опять воссоединились с семьей в детской. Вместе с родильной бригадой – акушером, двумя медтехниками и биомехаником – небольшая комнатка с видом на сад за домом оказалась заполнена до отказа. Похоже, это действо станет таким же многолюдным, как роды, которые в книгах по истории претерпевали несчастные жены монархов, с той лишь разницей, что у Катерины имелось некоторое преимущество – она была одета и стояла на ногах, сохраняя достоинство. И одно только радостное возбуждение, никакой боли или страха. Майлз решил, что так гораздо лучше.
Два репликатора, снятые с подставок, многообещающе стояли рядышком на столе. Медтехник как раз заканчивал возиться с трубкой на одном из них.
– Начинать? – осведомился акушер.
Майлз оглянулся на родителей.
– А как вы сами тогда проделали это?
– Эйрел поднял одну защелку, – ответила его мать, – а я – другую. Твой дед, генерал Петр, зловеще таился, однако все же пришел, чтобы позднее расширить свои взгляды. – Отец и мать обменялись загадочными улыбками, и Эйрел Форкосиган с иронией покачал головой.
Майлз поглядел на Катерину.
– Звучит неплохо, – согласилась она. Глаза ее искрились радостью. Душа Майлза воспарила от мысли, что он подарил ей такое счастье.
Они пробрались к столу. Техники протиснулись в сторону, уходя с пути Катерины; Майлз зацепил свою трость за край, оперся на стол одной рукой, а другой взялся за защелку, повторяя действия Катерины. Замки издали двойной щелчок. Затем Майлз с Катериной передвинулись ко второму репликатору и повторили с ним тот же ритуал.
– Хорошо, – прошептала Катерина.
Затем им пришлось отойти в сторонку и с беспричинной тревогой наблюдать за тем, как акушер откупорил первую крышку, отпихнул в сторону переплетение обменных трубок, надрезал оболочку плода и вытащил оттуда на свет божий розового барахтающегося младенца. Все с замиранием сердца следили, как акушер очистил дыхательные пути, зажал и перерезал пуповину; затаивший дыхание Майлз сделал новый вдох одновременно с Эйрелом Александром, и сморгнул набежавшую на ресницы влагу. Смущение слегка отпустило его, когда он заметил, что его отец утирает глаза. Графиня Форкосиган вцепилась в свои юбки, насильственно заставляя нетерпеливые руки ждать своей очереди. Рука графа на плече Никки сжалась, и Никки, стоящий в середке в самом первом ряду, вздернул подбородок и широко улыбнулся. Уилл Форвейн скакал туда-сюда, пытаясь заснять происходящее с наилучшего ракурса, пока его младшая сестра самым твердым голосом леди Катерины Форкосиган не велела ему прекратить попытки режиссировать действие. Тот был несколько огорошен, но отступил.
По некоему негласному соглашению первой право на малыша получила Катерина. Она взяла на руки своего новорожденного сына и наблюдала, как из второго репликатора появляется на свет ее первая дочка. Майлз, опираясь на трость, стал рядом с нею, пожирая глазами изумительное зрелище. Ребенок. Самый настоящий. Его собственный. Ему-то казалось, что его дети и так уже были для него вполне настоящими, когда он касался репликаторов, в которых они росли. Но все это было ничто в сравнении с тем, что он видел сейчас. Маленький Эйрел Александр оказался таким махоньким. Он моргал и потягивался. Он дышал, дышал по-настоящему, и безмятежно причмокивал губками. На головенке у него росли довольно густые черные волосы. Это было восхитительно. Это было… ужасающе.
– Твоя очередь, – промолвила Катерина, улыбаясь Майлзу.
– Я… Я, пожалуй, лучше сначала сяду. – Он плюхнулся в кресло, которое ему торопливо пододвинули. Катерина вложила сверток в его испуганные руки. Графиня нависла над спинкой кресла, будто жаждущий добычи стервятник.
– Он кажется таким крошечным.
– Что, четыре кило и сто грамм?! – фыркнула мать Майлза. – Маленький борец-тяжеловес, вот кто он такой. Ты был вдвое меньше, когда тебя вынули из репликатора. – И она продолжила нелестное описание новорожденного Майлза, причем Катерина не только с интересом слушала ее, но и поощряла.
Мощный вопль, донесшийся от стола с репликаторами, заставил Майлза подскочить; он живо поднял глаза. Элен Наталья весьма недвусмысленно возвестила о своем прибытии, размахивая свободными теперь кулачками и вопя. Акушер завершил осмотр и торопливо передал ее в руки матери. Майлз вытянул шею. Он полагал, что темные, влажные прядки волос Элен Натальи, станут рыжими, как было обещано, когда немного подсохнут.
Когда новорожденных двое, все, кому хочется подержать их, дождутся своего шанса довольно скоро, решил Майлз, принимая из рук улыбающейся матери по-прежнему горланящую Элен Наталью. Они подождут еще немного. Он уставился на два свертка, едва умещающихся у него на коленях, в некоем вселенском изумлении.
– Все, дело сделано, – пробормотал он, обращаясь к Катерине, которая примостилась на подлокотнике кресла. – Почему никто не остановил нас? Почему на этот счет нет более строгих правил? Какой идиот в здравом уме поручит мне заботиться о ребенке? О двоих детях?
Она наморщила лоб в насмешливом сочувствии.
– Не терзайся. Я вот тоже сижу тут и думаю, что одиннадцать лет – гораздо больший срок, чем я осознавала. Я ничегошеньки не помню о маленьких детях.
– Навыки постепенно вернутся, я уверен. Как… э-э, как вождение флаера.
Он был конечной точкой человеческой эволюции. А тут он внезапно почувствовал себя скорее недостающим звеном. Я думал, что знаю все. Явно я не знал ничего. Как его собственная жизнь могла вдруг так круто, до неузнаваемости перемениться? В голове у него вертелась тысяча планов для этих крошечных жизней, видения будущего, одновременно оптимистичные и гнетущие, забавные и пугающие. Но тут на миг все будто бы остановилось. Я понятия не имею, кем станут эти двое людей.
Затем наступила очередь всех остальных – Никки, графини, графа. Майлз с завистью наблюдал, как уверенно его отец держит младенца на руках. У него Элен Наталья даже перестала вопить, понизив уровень шума до более отвлеченного, рассеянного протеста.
