14.
Из подопытных уцелело пятнадцать человек. Не только уцелело, но собиралось еще долго и счастливо жить. Их вытащили с помощью мощного экскаватора, обгоревших и буйных. Вначале угомонили, переодев в смирительные рубашки и нанеся умиротворяющие уколы, потом стали лечить от ожогов. По счастью, травматический шок избавил наших пациентов от мнения, будто они представляют различные божества. А вся сомнительная продукция подземной колонии - многообразные почки и слизни - сгорела дотла.
Осталось же внизу только двое бегунков. Холодилин, которого сгубил еще обрушившийся земляной тоннель, да Некудыкин-Саид. Впрочем, где сейчас подлинный Саид-Бел, можно было лишь гадать. Гадать, как гаруспики по внутренностям барана, как авгуры по полету птиц, как шаманы под воздействием сока отборных мухоморов (то есть, «под мухой»).
Вскоре выяснилось, что то самое стопроцентно управляемое, подвластное, целесообразное во всех частях общество-организм, которое строил внизу Некудыкин-Саид, теперь собирается создавать на поверхности земли вечно бодрый Бореев. Под чутким присмотром товарищей с нашего советского Олимпа, или, может, с нашей Вавилонской башни.
Рискуя стать параноиком, я считал, что судьбоносная нечистая сила прочно угнездились в мудреце Михаиле Анатольевиче (если учесть его зацикленность и неукротимость) и тоже собирается чутко руководить процессом. Мне казалось, что она готовит свой следующий ход, и это отзывалось тоской в подвздошной области. Ведь нечистая сила, пусть и отверженная, но видит меня сверху маленьким забавным человечком, мельтешащим на игровом поле. Она, благодаря высоте своего положения, знает, как меня уконтрапупить и погнать в нужную ей степь.
Напряжение росло и в окружающей среде, потому что все ожидали появления по-настоящему важного человека. И действительно, из правительственных сфер спустился помощник генерального секретаря. Совещался он с Бореевым и Сайко без моего участия. Затем остался додумывать на ночь.
А утром следующего дня вся эта тройка вызвала меня в резервную пультовую, как сказано было, «на чашку чаю». Во мне сразу все физиологические жидкости стали густеть и протекать медленнее. Я даже нутром, позвоночником там, кишочками, почувствовал, что угодил в следующий предназначенный мне переплет.
У помощника была гладкая физиономия без каких-либо отличительных черт. Как бы ни усов, ни бровей, ни ресниц, ни глаз, ни носа. Такие и в ГБ, и в партии на важных, но закулисных постах. Эдакая кабинетная тень своего хозяина. «Закулисность» сказывалась и в том, что помощник генсека не разу не обратился ко мне напрямки, а только тихо и вкрадчиво общался с моими непосредственными начальниками. Однако все время олицетворял незримое присутствие Державы и наличие большого общего дела.
– Глеб Александрович, спешу вас обрадовать… - начал Бореев, чья щуплая скромная фигурка из-за обилия полномочий казалось теперь высеченной из гранита.
Да, не зря все-таки меня поспешили обрадовать первым. Наверное, моя пешка будет бита тоже первой. Я так напрягся, что даже не расслышал несколько отпущенных профессором фраз.
– …итак, товарищ майор, эксперимент станем проводить на новом и, естественно, более высоком уровне. Как вы могли заметить еще на прежних этапах, образование крепкой социальной микросистемки начиналось с выделения лидера. Лидер был центром кристаллизации, если угодно источником резонанса.
Ага, я уже кое-что улавливаю. Пора возмутиться.
– Какая социальная микросистемка? Ваши микросистемы были не социальными, а биологическими. Биологическими! Я это на собственной шкуре отчетливо почувствовал.
– Ну и прекрасно, - весело отреагировал Бореев. - Пускай лидер был и биологическим, и социальным. Пускай, он помимо зажигательных речей источал еще привлекательные запахи. Нас эта конкретика не шибко волнует. Мы просто вызываем необходимые силы судьбы, а уж они устраивают все как нужно.
За гранитным монументом Бореева сгустились какие-то тени.
– Итак, Глеб Александрович. Сейчас партия и правительство поставили перед нами задачу - провести генеральную репетицию по формированию лидера. Если вернее, вождя, не побоимся этого веского слова. Поскольку вы показали себя стойким и инициативным офицером, то предлагаю вам согласиться на участие в этой самой репетиции. Можно сказать, что родина выбрала вас.
Вот он, подкравшийся капец! Тени, игравшие за спиной профессора Бореева, приобрели очертания округлого Нергала с алыми губами и Энлиля с резкими геометрическими плоскостями лица. Они, кажется были довольны. Я даже привстал, но тут же вернулся задницей обратно - под осуждающим и дисциплинирующим взглядом Сайко.
В меня, в коммуниста, хотят бойко вселить бесов! Впрочем, леший его знает - может, коммунисты для этого дела годятся больше всех остальных… Не стал Бореев тратить драгоценного времени на уговоры. Даже премии не пообещал или опять-таки правительственной награды, какой-нибудь медали во всю грудь. «Стойкий и инициативный офицер.» Поскольку инициативный, значит, мне это мероприятие самому надобно, и я сам предпочитаю садиться на острый кол вместо стула.
– Глеб Александрович, я уверен, что все закончится благополучно, с песнями. Ваша воля предотвратит нежелательные последствия. Вы ведь уже догадались, что воля - это костяк судьбы. После удачного эксперимента кто-то из высшего руководства страны получит научным образом выработанное лидерство, иначе говоря, непререкаемую харизму - то, что у китайцев называлось «дэ», у христиан «благодатью». Власть станет, как говорится, сакральной…
Ага, сакральная власть на базе приятного зловония и гипнотических пассов, исходящих от лидера.
– …это будет толчком к глубоким положительным переменам, к резкому приближению Светлого Будущего.
– Но ведь у нас, Михаил Анатольевич, завались опытного материала. Гражданин Некудыкин уже оснащался лидерством, которое было выделано самым разнаучным способом.
Однако Бореев почти дословно скопировал подземные слова Саида.
– Некудыкин - психически больной человек. Он совсем «того». Его личность не сравнима с вашей - волевой, содержательной и целостной. Она разрегулирована, расщеплена и скудна по части внутренней энергии. Именно поэтому резонанс приобрел нездоровый характер, привлек совершенно посторонние, ненужные матрицы. Из-за них на предыдущей фазе эксперимента мы имели столько издержек откровенно мерзопакостного вида.
Никакой надежды на Бореева не оставалось, я для него представлял всего-навсего подходящий «нерасщепленный» (покамест) материал. Товарищ ученый, похоже, заведен лишь на то, чтоб услужать хозяевам с «той стороны».
