— Да… убери нож, ты…
— Кто — я? Ну-ка, давай, я подскажу. Глубокоуважаемая пани Кантор…
— Глубокоуважаемая… пани… Кантор… уберите нож.
— Пожалуйста?
— Пожалуйста…
Арья убрала нож и отступила на шаг, но поверженный соперник не шевелился. Он судорожно глотал воздух и ощупывал челюсть. Женщина только чуть наколола кожу, выступила всего пара капель крови.
— Знаешь, что, Фархадик-тысячник? — с усмешкой сказал Бранвен на синринском. — Когда ты доболтаешься, и она действительно будет вырезать тебе язык, я пойду посрать. А делаю я это долго, с плеером, чтоб не скучать. Посмотрим тогда, поможет ли тебе жреческое колечко, паскуда…
— Что он сказал? — спросила Арья у сестры.
Аларья перевела. Арья с наслаждением вытерла лезвие о тыльную сторону ладони и широко улыбнулась:
— Спасибо, ребята.
Вдруг ей показалось, что воздух в столовой сгустился — нет, скорее, в глазах потемнело. Звон в ушах. Арья испугалась, что упадет в обморок; это испортило бы все впечатление. Но она удержалась на ногах, приступ отпустил так же внезапно, как и начался. Показалось даже, что просто мигнуло освещение. Однако остальные тоже пережили что-то неприятное. Аларья судорожно вздохнула, Бранвен закашлялся. Даже ядовитая гадина Наби нервно поежился.
— Рубикон перейден, — сказал кто-то.
Секундой позже Арья поняла, что сама же и произнесла загадочную фразу.
Ночь
Президент Кантор умывался в крохотном санитарном блоке своего кабинета, когда под левую лопатку ударило раскаленное острие. Он охнул и согнулся между раковиной и унитазом. Перед глазами замелькали пятна, голубые, как плитка, которой были отделаны стены.
— Только не сердце, нет, ну, пожалуйста, не сейчас, — прошептал он, борясь с подступившей тошнотой.
Горький привкус желчи и кофе во рту, бешеный пульс…
Полгода назад он прошел осмотр в лучшей клинике Министерства обороны. Кардиолог предупредил, что в ближайшее время необходимо лечь на плановую операцию.
— При вашем режиме жизни я не отвечаю ни за что. Выбирайте, какой из столов вам больше нравится — хирурга или патанатома.
Анджей, конечно, предпочитал обойтись без услуг патологоанатома, но в плотном расписании двухнедельного окна все не находилось. Он тянул и тянул, зная, что пока не позволит себе расслабиться и заболеть, ничего не случится, но в какой-то из дней прикинул, что в начале осени можно будет выделить неделю на больницу и другую на санаторий. Природа-мать, наградившая его даром экстры, позаботилась о том, чтобы любимое чадо могло выносить перегрузки, которые других давно бы уложили в гроб, но испытывать ее терпение не стоило.
Врач велел ему меньше курить и отказаться от кофе, спиртного, острой пищи, стрессов и сексуальных излишеств. Вспоминая этот ценный совет, Анджей усмехнулся. На кофе он работал, как коммуникатор на батарейках; спиртное помогало расслабиться, когда от усталости не получалось заснуть; стрессы составляли профессиональный риск президента; одна-единственная женщина, с которой он жил последние пять лет — разве ж это излишество? Но острое Анджей есть действительно перестал — нельзя пренебрегать советами медиков.
Да, одна-единственная женщина, вместо двух десятков постоянных и временных любовниц везде, куда заносила его судьба. Именно в этой женщине проблема и состояла, именно из-за нее теперь раскаленное сверло ввинчивалось под лопатку, не давая вздохнуть полной грудью. Женщина, опрометчиво отправленная на переговоры…
Сухая шершавая ладонь легла ему на шею, другая на лоб.
— Ох, сынок, ну ты себя и уделал…
— От вас хоть где спрячешься, а? — Анджей пожалел, что не закрыл дверь. Секретарь никогда никого не пропускал без звонка, но профессора Чеха это, видимо, не касалось.
— Помолчи чуток…
Жесткие стариковские пальцы больно сжали шею сзади, передвинулись к затылку. Боль усилилась, а потом исчезла, словно вытащили занозу. Президент Кантор выпрямился в рост и развернулся, сверху вниз глядя на профессора, который был ему по грудь. Клочья седых волос окружали роскошную, глянцево блестевшую лысину. Зато борода с лихвой восполняла недостаток растительности на затылке.
— Эк тебя скрючило-то. Я и сам на лестнице запнулся, ноги подкосились. Но то я, а тебе лет-то сколько?
— Пятьдесят три, — зачем-то ответил на откровенно риторический вопрос Кантор, потом до него дошло. — Вы-то чего? За компанию?
— Век бы без твоей компании не хворать. Не в том дело, Анджей. Это крест сошелся полностью. Хорошо, значит, живы все. Только они там, а мы здесь…
— Вот именно что они — там. А мы — здесь. Опять будете про чудесные свойства креста экстр толковать?
— А ты попробуй поймать «сетку»… — поднял голову, заглядывая Кантору в глаза, профессор Чех.
Почти забытое уже выражение, которое Анджей не слышал столько же лет, сколько и фамилию Чех, ударило по нервам. Он никогда не называл веер вероятностных раскладов «сеткой». Это выражение умерло вместе с Анной, тридцать с лишним лет покоилось на дне памяти, но надо ж было окаянному старику напомнить!..
— Давайте в кабинет выйдем. Жмемся в сортире, как невесть кто, — сквозь зубы буркнул он.
Профессор плюхнулся в гостевое кресло. Анджей присел на край подоконника, закрыл глаза. Ему уже лет десять не требовались препараты и методы, которыми пользовались остальные. Нет, не десять: восемь. С того года, как он привез Арью в Надежду. Ни алкалоиды, ни кислородная кома, ни даже безобидная углекислотная гипервентиляция. Все получалось само. Веер информационного поля раскрывался перед ним, послушный и покорный.
Задержка дыхания, команда «режим», отданная резким женским голосом, отключение слуха — привычная простенькая подготовка. Мгновение темноты — и должна была раскрыться другая, видимая лишь экстра-вероятностникам, вселенная. Сплетения цветных нитей основных линий бытия, фракталы возможностей, пульсирующие очаги факторов хаоса, жемчужные дорожки мертвых линий…
Вместо этого по глазам больно хлестнула невидимая ладонь, и его сбросило вниз. Жгучая боль опять тяпнула за лопатку, но на этот раз Кантор был готов и отшвырнул ее прочь.
— Вот то-то же, сынок.
— Какой я вам сынок? — стекая по стеклу, выдохнул Анджей. — Замучили, папаша.
— Ну, младшее поколение, как ни крути. «Сетка» закрыта даже на вход, и не понаблюдаешь. Все, как предсказано. Ты решил?
— Да, сейчас распоряжусь насчет вылета.
— Вот и славно, — потряс бородой профессор.
Через пятнадцать минут помятые и отекшие от бесконечных кофепитий заместители выслушивали распоряжения президента.
