Примерно такие образы я получил во время общения со своим оружием, если их превратить в более понятные для человеческого восприятия. Возможно, со временем у меня будет получаться лучше. Если я выберусь отсюда и смогу спасти Оло, надо будет попросить его научить меня лучше понимать свой посох. Пока же из общения с посохом я понял, что был прав в догадках насчёт того, что он полон энергии из-за поглощённого маннита и жаждет от неё избавиться. Но ведь я не могу колдовать в таких количествах, чтобы мгновенно высвободить всю эту энергию! Я слишком слабый маг.
А что, если это может сделать посох? Что, если не чертить в воздухе конструкт и не наполнять его рунами, а просто выплеснуть энергию? Что, если просто попробовать направить посох на завал и приказать ему высвободить излишки энергии?
Понятия не имею, к чему это может привезти, но попробую. Прямо сейчас.
Я отполз подальше от завалов в соседнее помещение. Неведомый копатель тем временем продолжал неспешно грохотать камнями где-то далеко наверху, над огромной толщей камней. Шум распространялся через каменный потолок, стены и толщу горной породы, из-за чего невозможно было понять, где же именно копают. Он шёл будто отовсюду сразу.
Я сел поудобнее, взял посох в правую руку, нацелился на груду камней и дал мысленную команду посоху высвободить энергию прямо в завал без какого-либо заклинания.
Не успел я додумать команду, как меня обдало волной опаляющего жара, исходящего от посоха. В этот же миг вспышка ослепительного света возникла на конце посоха и заполнила всё подземелье. Свет будто пронизывал всё насквозь. Тут же раздался грохот, едва не оглушивший меня. Земля подо мной задрожала, и ослепительно белоснежный воздух оттолкнул меня назад, подобно взрывной волне. Я отлетел назад и с силой приложился о стену. На этот раз мне хватило мужества, чтобы не потерять сознание.
На несколько минут я ослеп и оглох. Я сидел неподвижно, ожидая возвращения чувств.
Наконец я понял, что иногда тьма и тишина вокруг означают лишь то, что вокруг темно и тихо, а не то, что ты оглох и ослеп.
Запоздало я подумал, что мог своими действиями сжечь посох. Я мысленно связался с ним. Он был жив и опустошён, но не перегорел. В нём оставались лишь крохи магии, которые не доставляли ему дискомфорта. Сицилиусовые посохи — прекрасные проводники и трансформаторы энергии, но плохие аккумуляторы. Запомню.
Теперь посох чувствовал себя прекрасно, в отличие от меня. У меня болело всё, что было выше пояса. Всё, что было ниже, я не чувствовал. А ещё у меня кружилась голова. Я понимал это даже в кромешной тьме. Лишь страх перед Голосом удерживал меня от потери сознания.
Удостоверившись, что с моим главным оружием всё в порядке, я создал светляка и запустил его в помещение с завалом. Прямо туда, куда совсем недавно посох выпустил свою энергию.
Сказать, что увиденное меня удивило, это значит не сказать ничего. Если бы у меня были бы силы, то я бы сейчас очень долго материл бы себя отборными трёхэтажными ругательствами как на родном языке, так и на местном. Хорошо, что сил у меня оставалось, только чтобы лечь да умереть. Ну и ещё чуть-чуть чтобы доползти до разгромленного помещения и осмотреть его получше.
Груда камней, совсем недавно заполнявшая большую его часть и находящаяся по центру помещения, сейчас была раскидана в разные стороны, главным образом в противоположную от удара. Одна из плит перекрытия рухнула. Сверху медленно сыпались камни.
Снизу завал был расчищен, но колодец, недавно созданный нами, был по-прежнему заткнут камнями, будто ледяной затор перегородил русло реки. Но теперь сквозь него пробивался тонкий луч света, который то появлялся, то пропадал вновь, будто… Будто что-то двигалось сверху кучи камней…
Я хотел вновь испугаться, но не успел.
Загрохотали падающие камни, в воздух взвилась пыль и грязь, на грязную кожу подул холодный ветер.
Светляк, прилепленный неподалёку, высветил упавшую поверх камней грозную тушу с огромными лапами и клыкастой мордой.
— Бурый! — попытался выкрикнуть я, однако получился лишь слабый шёпот.
Я, почувствовав себя наконец в безопасности, потерял сознание. Или уснул. Я уже потерял ту грань, которая отделяла два этих состояния, ведь оба они были для меня гораздо привычнее, чем процесс кипячения шприцов для наркомана с двадцатилетним стажем.
Впервые за долгое время я видел сон. К счастью, в этом сне не было Голоса. Я стоял на берегу озера. Не было ветра, ярко светило летнее солнце, припекая кожу. Я увидел, как что-то блестит в воде. Я заинтересовался и подошёл ближе, чтобы рассмотреть источник блеска и увидел два своих отражения. Одним отражением был высокий, крепкий мужчина с брутальными чертами лица, другим — сутулый и худой, весь в шрамах, сидящий в инвалидном кресле с едва различимым изуродованным лицом.
Досмотреть сон мне не позволили. Я проснулся от какого-то жуткого хруста, смешанного с гротескным чавканьем. Когда я повернул голову, то увидел Бурого, который грыз ногу скитальца, лежавшего в помещении. Это был не тот вонючий арахнид, которого я убил уже давненько. Это была абсолютно новая туша.
Не знаю, сколько я проспал, но сейчас в колодец вновь проникал яркий свет, испускаемый светилом. Очевидно, пока я спал, вниз спустился скиталец, которого косолапый пришиб и теперь наслаждался его мясом. Хитиновые пластины, покрывавшие тело твари и защищавшие его, ничуть медведя не смущали.
А Бурый к этому времени стал совсем матёрым. Он и в бытность обычным медведем меня изрядно пугал, теперь же, став химерой, и вовсе разросся. Весу в нём было не меньше тонны. Бурая шерсть, освещаемая скудными лучами заходящего светила, лоснилась на огромной туше.
Я не испугался появившейся, пока я спал, туши. Нет, я не стал более смелым за последнее время, просто Бурый очень аппетитно чавкал, и меня настигли гораздо более интересные чувства, нежели страх…
— Поделишься, дружище?
Я подполз ближе к дохлому скитальцу. Тело его было ещё совсем тёплым. Очевидно, хруст костей, от которого я проснулся, раздавался ещё когда гигантское паукообразное было живым.
Достав свой кинжал из ножен на поясе, я выбрал кусок ноги с содранным панцирем, но не особо изуродованный медведем. Затем положил его на камень и с помощью простенького заклинания быстро поджарил. От запаха текла слюнка, а желудок вспомнил, что может урчать от голода. К тому же медведь чавкал так, что мне хотелось съесть тушу скитальца сырую и целиком.
Хотелось сразу съесть много, но я помнил, что людям, которые долго голодали, возвращаться к нормальному питанию нужно постепенно. Нельзя сразу есть столько, сколько хочешь. Я стал отрывать от поджаренного куска маленькие кусочки и ел их так медленно, как только мог.
Я съел, наверное, меньше горсточки мяса, но у меня всё равно страшно разболелся живот. Пришлось колдовать ещё раз, чтобы унять боль. Затем я сотворил очередного светляка, так как предыдущий давно уже потух, а светило зашло и в помещении стало темно. Но при всём при этом я не чувствовал опустошения искры, она была полна минимум наполовину. Очевидно, мой внутренний магический источник немного подрос.
Теперь мне нужно было как-то выбраться из этих катакомб. То, что колодец теперь был свободен, весьма радовало, к тому же со мной был Бурый. Но это ненамного упрощало задачу. Я ничуть не сомневался, что он без труда сможет выбраться на поверхность. Но вот как выбираться мне? Я не могу держаться за него одной рукой — мне не хватит сил. Схватиться второй я не могу в принципе — она до сих пор в плачевном состоянии, я и посох ею во время волшбы держу еле-еле.
В голове промелькнула мысль: отправить медведя за куском коры, начертить на нём камнем послание и отправить Бурого в Чивуак. Но я тут же отбросил эту мысль в сторону, ведь она была столь же бесполезна, как пустая бутылка из-под вина. Если уйдёт медведь, то где гарантия, что на меня не нападёт исчадие? Наверняка скоро они хватятся пропажи и отправят за ним подмогу, против которой я могу не выстоять.
