сегодня «по гражданке».
— Твою же душу. — тихо, но совершенно искренне пробубнил себе под нос я, ибо совершенно очевидно, что сегодня меня ожидает (а вернее, поджидает…) очень интересное утро. — Сегодня у нас прямо-таки день встреч…
— Какие у вас могут быть дела к пятнадцатилетней девочке? — первой на слова прокурорши отреагировала бабуля, у которой, видимо, еще свежи воспоминания о том, что произошло в школе. — Хотите поговорить? Говорите со мной!
— Анна Леонидовна… — обернулась на нее златовласка и судя по бледноватому лицу, этим утром проснулась она не одна, а как минимум на пару с похмельем (вчера ж пятница была, имеет полное право!), однако бабуля не дала ей договорить.
— Да я-то знаю, что меня Анной Леонидовной зовут! А вот вы так и не соизволили представится, между прочим!
— Дамы, позвольте пройти! — рядом раздался мужской голос, сообщающий о том, что наше трио мешает проходу других людей.
Мы отошли чуть в сторонку, освобождая проход.
— Меня зовут Вероникой Александровной. — едва заметно поморщившись, представилась прокурорша.
— А фамилия ваша как? — не отступала бабуля, вид у которой сейчас был самым боевым.
Бабушка, помимо всего прочего, явно здорово накрутила себя перед встречей с моим папашей, а тут, стало быть, под руку ей попалась эта…Вероника Александровна.
— Швец. — назвала свою фамилию мама Ирочки (а память моя, вернее, Златы, выдала новую порцию воспоминаний, сообщив о том, что саму Ирочку некоторые персонажи в школе за глаза называют «Швейкой»), продолжив затем. — Как гражданин, я имею право говорить с любым другим гражданином, в том числе и с несовершеннолетним. Не нужно, пожалуйста, ограничивать мои права, иначе я приму меры. Злата, как я считаю, оболгала меня перед моей дочерью, и мне бы очень хотелось выяснить, зачем она это сделала. Или же…
— Вы примете меры? — поинтересовался я, вступая в беседу, и мне сразу вспомнился наш с Ирочкой разговор в автобусе. — И каким же это образом у меня получилось оболгать вас, Вероника Александровна?
Ирочка, видимо, тогда мне все-таки поверила (или практически поверила) и выразила маманьке свое неудовольствие. Наверное, она еще окончательно не «уволила» Злату из своих школьных подруг. Как ни странно, но подобная мысль здорово улучшила мое настроение.
— Или вы не угрожали моим родным и не хотели отправить меня в школу для дураков?
— В вечернюю школу. — поправила она.
— Что, в общем-то, одно и то же! — добавил я, а златовласка лишь пожала плечами, поморщившись вновь.
Голова у нее явно «бо-бо»…
— Злата, ты сказала моей Ире, что я́ заставила чиновников из «опеки» прийти к тебе домой и трепать нервы твоим родным… — ровным тоном, заявила прокуроша, хотя и было заметно, что она не хило так раздражена.
— Ну да! — хмыкнула бабушка, и, в свою очередь, продолжила голосом полным ехидства. — У Златкиной «классной» вы мне, помнится, обещали устроить веселую жизнь, а на следующий же день к нам домой заявилась «опека», устроив черт знает что! Наверное, это было просто совпадением, так я должна думать?!
— Анна Леонидовна, поверьте мне на слово, пожалуйста, если бы мне и впрямь захотелось устроить вам веселую жизнь, как вы выразились, мне бы… — прокурорша взяла паузу, подбирая подходящее моменту выражение. — Короче говоря, произошедший визит «опеки» не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения. Я уже давным-давно не школьница, чтобы кому-то кнопки на стул незаметно подкладывать, фигурально выражаясь, конечно.
— Насколько я в курсе, вы уже подали в прокуратуру заявление относительно произошедшего визита «опеки». Ожидайте проверки по данному вопросу и, если ваши права были нарушены, прокуратура примет соответствующие меры. — сменила она тему.
Я внимательно всмотрелся в эту женщину, и…
«…моя мама, словно рыцарь без страха и упрёка, и на неприятеля всегда идёт с открытым забралом! Она бы самолично тебя наказала…». — мне вновь вспомнилась встреча с Ирочкой и ее слова.
Не то чтобы я прямо физиогномист или что-то вроде, но…
Мне кажется, что эта златовласка правду говорит, и к визиту «опеки» она непричастна (я вовсе не считаю, будто она неспособна наврать, глядя в глаза, в конце концов, с кем поведешься, но…).
Тогда встает вопрос: «Кто?». Впрочем, вопрос этот не для данного момента.
Тем временем, бабуля, судя по ее виду, решительно настроилась поскандалить. А разве прямо сейчас нам нужна еще бо́льшая ссора с этой работницей прокуратуры? Однозначно, нет!
Она своим действием или же, наоборот, бездействием (привет, «мамин друг» и «опека»!) в нужный момент запросто сможет устроить для нас веселую жизнь, а мы, в свою очередь, никоим образом до нее не дотянемся, ручки коротковаты.
Из всех мамашек моих одноклассников, требующих изгнания Златы из школы, эта выглядит самой адекватной, а ее переживания — рациональными. И вероятнее всего, что она — самый влиятельный персонаж из них.
Боится за успеваемость дочери и не желает, чтобы кто-либо из одноклассников мешал ей учиться.
Ну что же… Пожалуй, дам, ей то, чего она так желает, а затем, когда и если наша ссора сойдет на нет, можно будет попробовать использовать ее в качестве щита против остальных родительниц — моих гонительниц, а заодно, если получится, то и против «опеки». Она фигура в городе значимая, а на папашу надежд в этом вопросе маловато, судя по тому, что «опека» решила организовать новый рейд ко мне домой.
Я осторожно взял за руку бабушку, призывая ее к спокойствию.
— Вероника Александровна, Ирочке я сказала, чтоеслитот визит организовали вы, то это был подлый поступок. Но, если это сделали не вы…
Я пожал плечами.
— Но она-то услышала твои слова безо всяких тамесли! И поверила им! Ира думает, будто это и впрямь устроила я! И почти не разговаривает со мной! — впервые за время этого разговора явственно разозлилась златовласка, повысив голос.
— Видите, наша ссора ни к чему хорошему по итогу не привела. Ирочка расстроилась, и теперь не желает разговаривать с вами. А я уже практически лишилась ее дружбы из-за того, что невежливо поговорила с ее мамой, с вами… Так что, знаете, мне бы очень не хотелось продолжать ссориться с вами и тем самым разрушать дружбу с Ирой. Если вы не против, я бы хотела помириться и предложить вполне разумное разрешение нашего конфликта.
— И какое же? — тут же поинтересовалась
