И вообще – в местной литературе очень мало исследований способностей с научной точки зрения, в основном «энергия ци» и прочие ненаучные вещи. Думаю одна из причин в том, что обычной практикой тут является скрывать свои способности и уязвимости, ибо опасно – сожрут‑с. Вторая причина – слишком широкий спектр этих самых способностей. Вот появись у всех людей одна‑единственная способность, ну например лазером из глаз пулять, и через лет десять эта способность была бы изучена вдоль и поперек, была бы выведена зависимость мощности этих лучей от диеты, злоупотребления алкоголем и физических упражнений. Исследовали бы корреляцию цвета луча от возраста реципиента, пола, веса и политических убеждений, проверили бы влияние стресса и рака крови, максимальное расстояние эффективной стрельбы глазами у дам среднего возраста и пенсионеров, открылись бы секции по обучению этому искусству, были бы написаны кандидатские и докторские на темы «Качество лазерного излучения среди населения со средним уровнем дохода с демографическим давлением в дельте реки Конго» и прочие, безусловно нужные и важные научные труды.
Но в ситуации, когда этих вот способностей – миллионы и каждая не похожа на предыдущую – наука находится в ступоре. Важнейший фактор эксперимента – его повторяемость. А как ты повторишь эксперимент с человеком‑резиной в Пекине, если уже в Токио есть его аналог, но работает его способность совершенно по‑другому? Например, в Пекине он становится резиновым только при выраженном волевом усилии и капельке апельсинового джина, а в Токио – всегда такой, даже во время сна и после смерти? Вот как? И это не говоря уже о том, что самые мощные способности исследовать труднее всего – в том числе и потому, что носители этих самых способностей как правило активно сопротивляются своей вивисекции. Потому и точной научной базы в этом мире не имеется. Думаю, что существуют исследования и целые центры, но свои исследования они держат в секрете, ибо – знания – сила. Что же…
– Акира‑сан. – поворачиваюсь я к ней: – а как вы относитесь к Юки?
Глава 5
POV Кейташи Вада, сятэйгасира, племянник сайро‑кан Такеши Вада.
– Я тебе так скажу – это дело попахивает. – сказал Кайташи, кивнув Мичи, которая ловко подлила ему сакэ в небольшое фарфоровое о‑теко: – просто потому, что ты не в состоянии оценить замысел, еще не значит, что он не существует.
– Знаю я эти ваши сказки, Кай, пшшшссс… – весело ответил ему змеюка Тодзи. Змеюкой Тодзи был не из‑за татуировки питона на правой руке, переходившей на спину, где указанный питон душил симпатичную голую деваху с длинными черными волосами и большой грудью. Нет, Тодзи был змеюкой из‑за привычки пришепетывать во время разговора – так пшшсс, пшшсс … то ли из‑за выбитого в детстве зуба такая привычка выработалась, то ли нервное. Зубы‑то Тодзи вставили, золотые фиксы блестели при каждом его пшшсс, а вот привычка осталась.
– Сказок тут нет. Такие как ты живут жизнью поверхностных обитателей, Тодзи. И видят только то, что вокруг. Ты как слепой с бамбуковым фонарем – не видишь, что он у тебя погас. Повышаю. – он кинул несколько фишек на стол, поднимая ставку. Они играли даже не на интерес, так гоняли несколько тысяч иен по кругу от скуки. На самом деле Кейташи не хотелось сидеть тут, в прокуренном зале, не хотелось играть со Змеюкой в карты, ему хотелось уволочь Мичи за перегородку и запустить там руку ей в трусики, если она сегодня носит трусики, ага.
– Хах. Говоришь. Пшшссс… Такие как ты, Кей, они думают, что американцы не высаживались на луну, а русские не создавали эту свою подводную базу, и все это просто постановка в студии в Голливуде. А у русских – на Мосифильме.
– Мосфильме. – поправил Кейташи: – Мосфильме и Голливуде, неграмотный ты хер.
– Ай все равно. Повышаю. Вскрываюсь? Пшсс… – Змеюка открыл свои карты. Две шестерки. Кейташи с досадой бросил свои карты в кучу. Огляделся вокруг. Они с Тодзи сидели в карточном домике не просто так, – присматривали. Вечер был обычным, человек десять из местной пожарной команды отмечали повышение начальства и «Цветок Гвоздики» был далеко не первым местом, куда они зашли, один столик был занят молодыми менеджерами из местной сети фармацевтики, несколько постоянных клиентов за угловым столиком азартно шлепали картами и ругались, впрочем, были и незнакомые лица. Сидеть в «Цветке Гвоздики» было необязательно, все‑таки Кейташи – не какой‑нибудь там дэката или упаси боже куми‑ин, он – сятэйгасира, практически офицер в гокудо.
Но он предпочитал по вечерам сидеть в «Цветке Гвоздики» по нескольким причинам. Так, сидя тут и перекидываясь в картишки со Змеюкой, он одновременно находился на рабочем месте – «Цветок» находился как раз в нужном районе и отсюда что до порта, что до веселого квартальчика было рукой подать. Мелкие лавочки и закусочные вдоль третьего и четвертого кварталов – тоже его зона ответственности, пусть и чуть подальше. Это первая причина, того, что каждый вечер за угловым столиком в «Цветке гвоздики» вы могли увидеть Кейташи Вада, пьющего чай или сакэ, играющего в карты, или разговаривающего со своими людьми. А вторая причина сейчас доливала ему новую порцию сакэ в его о‑теко. Мичи.
Да, Мичи. Кейташи ходил в гости к Мичи вот уже несколько месяцев, но пока эта крепость не сдавалась. «Ой, не надо, Кейташи‑сан!», «Как я могу, Кейташи‑сан!», «Только не туда, Кейташи‑сан!». То есть все шло как надо, вплоть до последней стадии, когда победитель поднимается на башню и гордо устанавливает свой флаг над замком. С флагом как‑то не получалось. Он уже знал как пахнет ее кожа, как мягка и упруга ее плоть, видел ее в первозданной наготе, но вот не получалось дойти до конца. Зараза.
И было бы что – обычная девка, звезд с неба не хватала и по внешности не топ‑модель, а поди ж ты, – цепляет что‑то. Он уже и в кино ее водил и в ресторан раза два приглашал, но нет. Динамо. Другой бы и рукой махнул, мол вон вокруг сколько, но не Кейташи, он умел терпеть и ждать. Можно сказать ключевые его умения. Он не был самым умным в своем потоке, не был самым сильным в секции каратэ, куда он записался в университете, не был самым жестким в группе молодых босодзоку, когда они разъезжали по ночному городу, распугивая редких прохожих звуками моторов без глушителей.
Зато он был самым терпеливым. Самым упорным. И пусть говорят, что сятэйгасира он стал только благодаря своему дяде Такеши, он‑то знал верный ответ. Такеши‑доно, не зря являлся советником у старого Джиро‑сама, он не позволил бы дураку стать офицером гокудо, только потому, что он – его племянник. На самом деле с него и спрос был больше. Это кому другому с рук бы сошло, но ему – нет. Так что Кейташи не собирался отступать ни на войне, ни в любви. Потому и сидел вечерами в «Цветке Гвоздики», периодически заказывая себе сакэ, с тем, чтобы Мичи принесла новую бутылку и разлила по маленьким чашечкам о‑тено.
– Ну смотри. – продолжил Змеюка: – Простота хуже воровства. Брр. То есть принцип Бритвы Оккама – если у явления есть простое объяснение, то это простое объяснение скорее всего – истинное.
– Угу. – обозначил что слушает Кейташи. На самом деле он смотрел вслед Мичи, уходящей к барной стойке.
– Вот, положим, иду и бац – вляпываюсь в собачье говно. То есть в субстанцию, похожую на собачье говно. Конечно, если бы я был такой ударенный в голову, как ты Кей, я бы предположил, что это шпионский аппарат, сделанный конкурентами, или спецслужбами, а возможно инопланетянами с целью добыть сведения или дискредитировать меня. Это, брат – сложное объяснение и потому неверное. А вот предположить, что если что‑то выглядит как собачье говно, пахнет как собачье говно и если ты, мой брат по гокудо, вдруг решишь попробовать его на вкус – еще и по вкусу как собачье говно, то логично предположить что перед нами именно собачье говно. – сказал Змеюка. Интересно, подумал Кейташи, он даже пришепетывать перестал.
