защемило. Я недоуменно оглянулась на мою спутницу.
– Что смотришь? Теперь это твои хоромы, располагайся, – Нина, казалось, специально старается не смотреть на меня, и говорила куда-то в сторону, – Мы домик давно не прибирали. Вчера тоже не стали: Маргарита сказала сначала убедиться, что ты вернешься. Ну, да я Ленку пришлю, она мигом порядок тебе наведет, жить тоже будет при тебе, если что надо, ей скажешь.
– То есть, Маргарита не уверена была, что я приеду обратно?
– Никто здесь ни в чём не уверен, – она вздохнула.
– А это «жильё» с позволенья сказать, типа «награда»?
– Много глупых и ненужных вопросов задаешь. Не к добру, – Нина развернулась и собралась уходить.
– Нина, скажите: Вы меня почему так невзлюбили?
– Взлюбили/невзлюбили…, не о том печалишься, «донорша», – Она внимательно и настороженно посмотрела на меня, – Не одна ты такая, пойми. Не первая, не последняя. Я столько вас повидала, что со счёту сбилась. Кого любишь терять больно, вот и не привязываюсь больше.
И она тяжелой поступью зашагала к жилым баракам. Я зашла в домик, забралась на диван под плед. «Не первая. Не последняя», – крутились в голове слова. «Много их было до меня? Тех, кто жил в этом отдельном домике? Перед кем заискивал обслуживающий персонал? Кого увозил в ночь пустой автомобиль, а однажды не привез обратно? Что с ними произошло?», – в ворохе этих вопросов дрёма застала меня и укрыла своей волной.
В дверь негромко постучали. Это пришла Лена – та молоденькая девушка, что накануне провожала меня от Маргариты в столовую, а потом к парикмахеру. Она нерешительно стояла в дверях с ведром и шваброй.
– Проходи, проходи. Лена, правильно? – я улыбнулась и приглашающе замахала рукой, – Садись, давай знакомиться.
Лена покачала головой:
– Мне бы прибрать тут, пока Вы кушаете и гуляете.
– Гуляете? Мне что, можно одной везде ходить? – я уселась на диване. За окном было за полдень. Я была ужасно голодная.
– Слушай, а обедают у вас тут когда? Я уже опоздала?
– Нет, что Вы, к Вам наш порядок не относится. Вы дорогу в столовую найдёте? – Лене явно было неуютно со мной и хотелось, чтобы я ушла. Она принялась мыть зеркало.
«С прошлой ночи многое изменилось в моем положении, это точно», – заключила я, спускаясь с крылечка. Заглянув за угол домика, я обнаружила полянку, на которой цвели две яркие клумбы, стояли качели под навесом от солнца, а в небольшом искусственном пруду плавали рыбки. «Прямо кусочек рая в аду», – без тени иронии отметила я и решила выяснить, что ещё мне положено теперь, когда я стала «донором» Алькальда.
Рабочий день в лагере был в разгаре: женщины разных возрастов, но в одинаковых серых домотканых платьях и передниках, работали в огороде, стряпали на кухне, стирали и отжимали вручную бельё, подметали дорожки из полуразвалившегося асфальта. Иногда они переговаривались вполголоса, когда я проходила мимо, потом возвращались к своей работе. Кроме хозяйственных построек, я насчитала пять длинных жилых бараков для основной массы проживающих, здание столовой, флигель стилиста и отдельный дом Маргариты, который находился в отдалении, как и мой домик. Таких домиков, как у меня, больше видно не было, из чего я сделала вывод, что жильё у меня специальное, только для «доноров».
В столовой никого не было. Я позвала:
– Алла Семёновна! Это Вера.
Откуда-то из глубины кухни затопотала хозяйка, лучезарно улыбаясь:
– О, дорогая, как я рада вновь тебя видеть! Проходи, проходи, мне уже сообщили, что ты – наша новая звездочка! Тебе полагается всё самое лучшее! – она отвела меня за тяжелую штору к столику.
– Можно мне просто каши какой-нибудь? – попросила я. Хоть я и была голодная, но пировать, когда мои близкие места себе не находят, ищут меня и теряются в догадках, куда я подевалась, мне казалось кощунством.
– Каша, так каша, – ворковала Алла Семёновна, заставляя стол бужениной и раками, печеными яблоками и халвой. Кашу тоже конечно принесла.
Я поела и вышла, помня нашу «договоренность», что Алла Семеновна может взять себе всё, что я не доела, поэтому она и заставила стол всякой всячиной. Я не винила её, мало ли для кого она носит тайком еду, может ребятишкам?
На улице несколько женщин прошли в сторону флигеля. Я пошла за ними. Тамара стояла на крылечке и дымила как паровоз что-то травяное и пахучее. Женщины, смеясь, прошли мимо неё внутрь. Тамара весело помахала мне рукой:
– Заходи позднее, видишь, скольких куриц мне придется превратить в павлинов? – и она скорчила рожу.
Я развернулась и пошла по дорожке, которая должна была привести меня к дому Маргариты. Она сидела за столом и, казалось, ждала меня:
– Проходите, Вероника. Как Вам нравится Ваш новый дом?
– Я бы предпочла мой старый дом, в Тюмени! – ядовито парировала я.
– О, это, как Вы, я надеюсь, понимаете, невозможно – она будто не заметила мою интонацию и спокойным тоном врача на приёме продолжала:
– Вы можете ходить везде на территории лагеря, который, разумеется, находится под видеонаблюдением и окружен высоковольтным ограждением, есть в любое время, выбирать любые наряды. Вы должны высыпаться, хорошо питаться, Вас не привлекут к работам – у Вас особые привилегии! Пока есть распоряжение ни в чём Вам не отказывать, все здесь будут рады угодить Вам.
– Даже вы? – я указала взглядом на её необычный обруч на шее.
– Особенно я, – среагировала Маргарита, – Мы все вам немного обязаны сейчас. Понимаете ли, когда в лагере проживает «донор», мы все получаем лучшее содержание, финансирование, обеспечение. Так что все должны обходиться с Вами наилучшим образом. Есть у Вас пожелания? – она придвинула листок бумаги и приготовилась записывать.
– Я хочу домой. В мой мир, где бы он ни находился. Сейчас же!
Маргарита отложила ручку и исподлобья устало посмотрела на меня:
– Не оригинально, уж поверьте. Вы будете здесь, пока Алькальд будет Вами доволен. Вы можете получить многое из того, о чём местным обитательницам нельзя и мечтать: украшения, угощения, дорогие вещи. Чего бы вам хотелось?
– Мне ничего не нужно, кроме свободы, – я шмыгнула носом и замолчала. Разговор не получался. Поразмыслив, я попросила:
– Расскажите, как я в этот мир попала?
Маргарита покачала головой:
– Это запрещено. Задавать вопросы Вам можно только Алькальду и ответы получите тоже от него. Я могу достать Вам только вещи. Зато любые.
– Может никто не узнает, если Вы мне расскажете, как отсюда сбежать? – я с надеждой взглянула ей в глаза, но она осталась непреклонна.
Я посмотрела на потолок: за нашей беседой наблюдали через камеру с оптическим темным стеклом. Кто бы это ни был, Маргарита не захочет рисковать остаться без головы за одно неосторожное слово. Как знать, может за подобную небрежность и болтливость в прошлом её наградили этим увесистым и смертельным украшением?
– Мне ничего не нужно, – четко выговорила я, смотря прямо в камеру.
– Что ж, моя
