— А вот этого возможно и следовало бы сбить ракетой…
— Без разницы, — флегматично пожал плечами Скопин, провожая взглядом исчезающие точки истребителей. Невзирая на ожидаемую атаку силами двух британских авианосцев, он пребывал в совершеннейшем спокойствии. Даже в какой-то отрешённости. Что явно было заметно со стороны… вон, старпом покосился с непониманием. Или неодобрением. 'Может я пережёг свой адреналиновый запас? Что ж, пусть пом* дёргается. Да молодые летёхи азартничают. А по мне, так, через всё самое опасное мы перешагнули. Этот этап эскадра преодолела и без нашей помощи. Только лётчики там очевидно выложились полностью, судя косвенным намёкам в повествовании., Надеюсь, что теперь…
Нет, ударить ракетой ещё не поздно — притормозить «Яки», ребята на радаре в любом случае селектируют цели — в этих условиях своих не зацепят. Но для этого надо запрашивать флагман. Поскольку приоритеты приняты, есть план и субординация. А я не должен показывать эти метания: сказал — не будем тратить ЗУРы на лёгкие цели, вот и держись слова', — с упрямством повторил себе Геннадьич, неожиданно поняв, что твёрдость позиций — во всём — ему надо проявлять именно перед Левченко, а стало быть, перед его штабом, включая замполита и местного особиста.
Поняв — почему:
«Я готовлюсь к встрече с товарищем Джугашвили. Ему, не сомневаюсь, по возможности составят мой полный портрет — что за фрукт, что из себя представляю. На основе которого и начнётся разговор. Я не дам Вождю поводов играть со мной, как он любит это делать со своим окружением». Повернувшись к помощнику, повторил:
— Без разницы. Отделаться от авианосцев всё равно не получится. А ту же работу сделают и истребители, с учётом тепличных условий — «четыре к одному». У них получится.
* Старпом — принятое на флоте сокращённое название старшего помощника на корабле, пом — ещё более краткое, не уставное, и как бы за глаза.
У них получилось. Им хватило короткого взгляда, чтобы узнать характерный высокоплан «Барракуды» — палубная машина далеко невыдающихся характеристик.
Англичанин летел на двух тысячах, «бодая» попадавшиеся на курсе облака, то ныряя в них, то вновь появляясь, очевидно полагаясь в основном на радар — высота ему была необходима как раз для лучшего поискового обзора.
Где-то там за остеклением длинного совмещённого фонаря вертел башкой задний стрелок, и его спаренный 7,7-мм «Виккерс», в принципе, мог доставить неприятности…
Алелюхин не раздумывал, у него подходило к концу топливо. Поднырнув под самолёт противника, он исполосовал тому беззащитное брюхо. «Ведомый», как проложено, поддержал, да так, что второй паре даже не понадобилось тратить боезапас, незадачливый разведчик, грузно перевернувшись на крыло, камнем свалился вниз.
* * *
И в этот раз отслеживающие эфир операторы службы радиоперехвата выказали полную уверенность, что на частотах врага ничего не проскочило — экипаж самолёта-разведчика не успел не то что сообщить на свою «базу» о «контакте», но даже что-либо вякнуть паническое, предсмертное.
«Удачно сработали, — выкуривал очередную паузу ожидания командир крейсера 'Москва», — был бы толк. Тянем, оттягиваем… и ладно мы тут, ракеты жрать не просят, сидят себе в барабанах погребов, расчёты штаны за пультами протирают. А пилотяги на «Чапаеве» в ожидании взлёта, поди, там совсем извелись — как на иголках. Да плюс движки на прогреве от непонятностей, тоже, наверное, гоняют, издерживая матчасть и горючку.
Ресурсов у двух авианосцев англичан с лихвой, и в запасе ещё больше светового полудня, на час раньше, на два позже, ни мытьём, так катаньем, найдут, отыщут, и атакуют. Как говорится, чему быть…'.
…того не миновать Время едва успело подойти к полудню, когда следящие за воздушным пространством операторы радиолокационных станций стали фиксировать заметное оживление на юго-западных румбах.
Уже следующий их доклад исключал какие-то иные толкования — сами британские авианосцы были недосягаемы для РЛС, скрываясь за кривизной земли, но на экранах те «засветки» каких-то английских самолётов, что поодиночке «отлипали» с линии горизонта по мере набора высоты, начинали собираться в «стайки», порой сливаясь единым наложением, группируясь, выстраиваясь на очевидный боевой курс.
БИУС выдала предварительные данные и расчёты по дистанции, которая начала медленно — «втягиваться»-.
— Множественные воздушные цели. Пеленг 240 градусов, дистанция 270, подлётное время в зону поражения ЗРК — «Шторм» сорок минут.
— Ненадолго мы… ушли от графика, — Скопин взглянул на часы, — всего-то на час с копейками. Что ж, цветочки понюхали, настал черёд срывать ягодки… россыпью.
Приготовиться к бою.
Эскадра, развив скорость до максимума, перестраивалась, рассредоточиваясь из расчёта держать строй пеленга. Приходилось учитывать потери «Кронштадта» в зенитном вооружении, а лёгкий — «Чапаев» достаточными средствами не обладал изначально. Линейные корабли конфигурировали совместное ПВО, отвернув севернее — не ахти какая мера в потребности увеличить дистанцию на милю-другую для приближающегося неприятеля.
— «Кондор» тот и вовсе теперь шёл обособленно, готовясь держать углы для ЗРК — «Шторм», разворачивая пусковые установки на правый борт, откуда ожидался наплыв самолётов противника. Противовоздушные средства крейсера переходили из оперативного режима в боевой.
— Цели сопровождаю всеми комплексами! — отчитался командир ракетно-артиллерийской части.
Курс «Чапаева» пока подчинялся ветру, перекладкой рулей авианосец заносил корму, выправляясь так, чтобы белые дымы шашек на полётной палубе стелились от носа ровно по оси корабля. Эскадрильи поднимались на крыло по тревоге.
Главное оружие авианосцев это их палубная авиация — самолёты и пилоты — порой списываемые на потери боевые единицы, практически разменные. То, что в каждой кабине живой человек, не меньше любого другого желающий остаться в живых, статистику войны не волнует. Незатейливо и убийственно мотивированные лётчики накручивались комэсками во всё той же парадигме: потеряем «палубу»… выведут из строя линейные корабли — всё одно тогда всем погибать в этом холодном океане вдали от родных берегов.
Однако каким-то образом средь личного состава прошёл слушок, что этот бой последний: перемолоть содержимое ангаров ещё вот этих двух вражеских авианосцев и больше англичанам выставить нечего. Это породило некое противоречие — непременно защитить свои корабли, разбиться в лепёшку, но и себя по возможности сберечь. Тем более, когда так наглядно обещали вытащить, непременно вытащить всех в случае приводнения.
Конечно, никто из них не помышлял о заведомой смерти. С её постоянным соседством за годы войны успели свыкнуться — чему быть, того не миновать. Однако в первую воздушную драку над океаном с американцами «Беннингтона» шли в каких-то других настроениях. С большим оптимизмом, что ли? Или правильней будет — с расчётливым и в какой-то степени бедовым оптимизмом. Сейчас же, когда, казалось, что вот, совсем немного, и прорвёмся домой, умирать не хотелось совершенно.
Инструктаж — уже не по разу, и ещё вдогонку, на ходу, топая гурьбой, придерживая свисающие на ремнях кожаные лётные планшеты с расписанными тактичками, ещё раз обмениваясь деталями, переговариваясь, балагуря…
— «Девятые» на неполной заправке, — напоминал командир 6-й эскадрилий, — бой не обещает быть долгим, а нам лишние секунды на виражах не помешают*.
Один из пилотов с заметным украинским акцентом, перебирал навскидку, загибая пальцы, ведя условный подсчёт:
—…и эти, прибывшие, чи с «Москвы», чи с «Кондора», обещали сразу на дальней дистанции выключить у бриттов минимум 30 машин…
— Ой, щедро, — не без насмешки подцепил, услышавший Степаненко** из алелюхинекого звена, — видали мы, как «Либерейтор» ракетой сшибло. Те глазом не моргнули, вжик — и посыпались! Но, говорят, очень ценный и невосполнимый ресурс эти ЗУРы. Видать наши шкуры менее ценные. Меняем шкуры на «зуры»…
