Я поужинал горячей картошкой с салатом. Печка ещё не прогорела, так что я взял с полки книгу Шефнера, раскрыл её наугад и прилёг на кровать под лампой.
«...Какие дьяволы и боги
К нам ринутся из темноты
Там, где кончаются дороги
И обрываются мосты?»
* * *
К утру дождь перестал, но тучи не расползлись и всё так же закрывали небо.
Я вышел из дома затемно, поёживаясь от сырого ветра. Миновал спящую деревню и по дороге мимо картофельных полей отправился к дальнему лесу. Там, по словам Фёдора Игнатьевича, несколько гектаров были засеяны овсом, который очень любят кабаны.
Сырой песок мерно поскрипывал под сапогами. В канавах журчала вода, скопившаяся после ночного ливня. Все следы на дороге были размыты — видимо, машин со вчерашнего вечера не было.
Прошагав около пяти километров, я свернул с дороги и пошёл краем поля к лесу. Кабаньи следы надо было искать именно там. Если они, конечно, были.
Овес вымахал уже по колено. Штанины брюк мгновенно промокли, по ногам поползли противные мурашки. Овёс покачивался на ветру, словно волновалось зелёное море. Молодые метёлки колосьев при каждом шаге шуршали по голенищам.
И тут я увидел метрах в пятидесяти от себя тёмно-коричневое пятно, плывущее над овсом. И одновременно услышал тревожное хрюканье.
Кабаны!
Я мгновенно вскинул ружьё. Но стрелять не стал, просто наблюдал за кабанами поверх ствола.
Пока звери бежали к лесу, я постарался пересчитать их. Секача я видел хорошо. Это был здоровый кабан, весом килограммов под двести. Несколько раз над овсом мелькнули спины взрослых свиней. Их было не меньше двух.
Подсвинков и поросят видно не было. Только овёс колыхался там, где они бежали. Да капли падали со стеблей, оставляя в овсе тёмную дорожку.
Хорошее стадо, большое. И подпустили на выстрел — значит, не сильно и пуганые.
Кабаны в последний раз мелькнули тёмными пятнами на опушке и скрылись в лесу.
Минуты через три я был на опушке. Прислушался — из мокрого леса не доносилось ни звука. Даже птицы примолкли, не пели.
В густой грязи отчётливо отпечатались следы. Вот крупные копыта — это секач. Вот чуть поменьше — это свиньи. Я внимательно разглядел следы и убедился, что свиней три, а не две.
А вот отпечатки маленьких копыт — это поросята. Их было много, следы мешались друг с другом.
Поле от леса отделяла глубокая канава. Вода в канаве была взбаламучена кабаньими копытами.
Я прошёл вдоль опушки и нашёл место, где кабаны вышли из леса. Ага, в самом углу поля.
Неподалёку на четырёх столбах, надёжно вкопанных в землю, стояла охотничья вышка. Увидев её, я обрадовался — одной заботой меньше. Теперь-то я смогу организовать гостям охоту по всем правилам.
На всякий случай, попробовал вышку рукой — не шатается. Лестница была сбита из толстых еловых жердей. Ступеньки приколочены крепко, на совесть. Да ещё и дополнительно притянуты стальной проволокой.
Я влез на вышку и осмотрелся. Овсяное поле было как на ладони. Ближе к деревне тянулись картофельные поля и совхозный луг, на котором деревенские часто пасли своих коров и коз. Дальше, за лугом, я увидел маленькие, словно игрушечные домики, окружённые берёзами и тополями.
Черёмуховка.
На вышке была устроена скамеечка из широкой доски. Я присел — обзор оставался великолепным. Гостям будет удобно. Лишь бы друг другу не помешали. Впрочем, это не моё дело.
Странно. Я совсем недавно в Черёмуховке, а уже чувствую эти места своими. Впрочем, это недалеко от истины — до моего родного города отсюда всего около тридцати километров.
И тут меня словно молнией ударило. В той, прежней жизни я успел привыкнуть к одиночеству. Но в этой жизни у Андрея наверняка должна быть семья.
У Андрея? Нет, теперь уже у меня.
Скорее всего, они живут в Волхове. И очень удивляются, почему Андрей не едет. Ведь он наверняка позвонил им, или написал и рассказал, что будет проходить практику неподалёку.
Чёрт! Вчера за мыслями о гостях я так и забыл заглянуть в паспорт и посмотреть свой домашний адрес!
Порыв ветра качнул макушки деревьев и сбросил мне за шиворот горсть холодных капель. Спасибо большое!
Я решил, что в ближайшее время обязательно поеду в Волхов. Надо выяснить всё про свою семью. Да, это может быть чертовски странно — встретиться с незнакомыми людьми, которые считают тебя своим родным и близким человеком. Но я просто обязан сделать это для Андрея.
А ещё я очень хотел увидеть свою семью, настоящую. Ту, которая была в моей прежней жизни.
Маму, отца, младшую сестрёнку. И себя, если уж на то пошло.
Увидеть, и хотя бы со стороны снова приобщиться к тому беззаботному счастью. Не так долго ему осталось длиться.
Здешний «я» сейчас переходит в седьмой класс и ведёт себя, как настоящий оболтус. Бегает за Олей Сергеевой. Учится на тройки, несмотря на прекрасные способности. Просто ему лень и некогда делать домашние задания. Лучше уж курить с пацанами на чердаках.
Я знаю, что в восьмом классе он возьмёт себя в руки. Закончит год без троек и переведётся в девятый. Всерьёз нацелится поступить в институт.
Но ещё через год у отца обнаружится рак лёгких. И начнутся девять месяцев адских мучений, беготни по врачам, больниц. Безуспешная операция. И долгое умирание дома, когда уже ничего нельзя сделать. Только слушать стоны, хрипы и крики боли.
После похорон он вместо института уйдёт прямиком в армию. А когда вернётся — устроится на работу. Потому, что на материну зарплату втроём не прожить. Какой уж тут институт?
Первый брак, не слишком удачный. Она будет замечательной хозяйственной девочкой, тихой и скромной. А ему ещё будет хотеться чего-то большего. Будут поиски себя вперемешку с пьянками. Обида на жизнь, которая никак не хочет складываться.
И так и не будет детей.
Семья треснет по швам и незаметно расползётся.
Развод.
А потом лихие девяностые. На железной дороге станут задерживать зарплату. И он ринется в Питер — искать возможности. Помыкается полуголодным пару лет — по стройкам и шабашкам. Потом выучится на водителя и устроится в троллейбусный парк. Перестанет искать добра от добра. Доживёт до пенсии, то сходясь с женщинами, то снова расходясь.
Так и кончится жизнь.
Ничего! Я найду его и вправлю ему мозги. И буду рядом, когда будет тяжело. Поддержу и помогу выбрать дорогу получше. Научу быть добрее к людям и требовательнее к себе.
Сделаю всё, чтоб он прожил жизнь лучше, чем я.
Не в силах усидеть на месте, я вскочил со скамейки. Вышка чуть скрипнула, но даже не покачнулась. С ближайшей ёлки, испуганно стрекоча, шарахнулась сорока.
Я спустился вниз. Напился холодной воды из канавы, плеснул в лицо.
Ладно. Сегодняшнему дню — сегодняшние заботы.
До обеда я обошёл все картофельные поля, которые примыкали к деревне. Картошка ещё только зацветала, но кабаны уже начали подрывать её. Я обнаружил несколько выходов, и это были не те животные, которых я спугнул на овсах.
Кабана на участке было, действительно, много. Видно, в предыдущие годы егерь и местные охотники хорошо поработали над увеличением его численности. Возле некоторых выходов тоже стояли охотничьи вышки. Старый егерь хорошо знал свой участок.
Я решил выбить из Тимофеева лицензии по максимуму, чего бы мне это ни стоило.
Да и совхозные поля целее будут.
С этой мыслью я нарезал несколько берёзовых веников и вернулся в деревню.
Подумав, отбросил дурацкую гордыню и сходил-таки в магазин за водкой. Взял две бутылки, зачем-то объяснив Лиде, что это для начальства.
Что я, не понимаю, что ли? — улыбнулась продавщица и достала из-под прилавка трёхлитровую банку солёных огурцов.
— Возьми, пригодится!
На мой вопрос о деньгах она только махнула рукой.
— Да бери так. Это не магазинные, сама солила.
