сверлить невидящим взглядом водную гладь, кривая ухмылка намертво прилипла к его лицу, - Антоний и Юния, это моя жена, меня отговорили. И толку? Исход тот же самый, только крови пролилось намного больше. Как бы нам это потом боком не вышло.[3]
Марк замолчал и Ал выждал достаточное для того, чтобы собраться с мыслями, время, прежде чем сказать:
- Так как ты оказался на каменоломнях? Ты не рассказал.
Марк усмехнулся:
- Еще в январе я пошел на заседание коллегии, но… Не знаю, что произошло. В один момент я шел по Городу, потом темнота, потом я барахтаюсь в ледяной воде, пытаясь выплыть.
- Октавиан пытался тебя убить? – ляпнул Ал первое, что пришло в голову.
- Похоже на то, но… Понимаешь, у меня отросла борода. На мне не было тоги, а туника была грязной и порванной в нескольких местах. Люди говорили, что уже февраль, хотя на заседание я вышел в январские иды. У меня десяток дней просто пропал из памяти. Полностью, как чистый лист.
- Вообще ничего?
Марк раздосадовано развел руками:
- Вообще. Я и дальше-то помню только урывками. Мне было очень дерьмово, я страшно кашлял, меня лихорадило. Помню каких-то торговцев, которые мне помогли. Помню врачей. Помню корабль. Но окончательно я пришел в себя только в Неаполе, уже в начале марта. Оказалось, что торговцы ехали туда, и взяли меня с собой. Не знаю, какая муха их покусала, но, если бы не они, я бы давно умер.
- Они не знали, кто ты?
Марк помотал головой:
- Тогда и я сам не знал. Как будто обухом по голове ударили. Хотя почему “как”? – Марк наклонил голову и продемонстрировал Алу шрам на темечке, поверх которого не росли волосы, - А дальше ты знаешь.
- Ликаон, - протянул Ал. Марк вздрогнул и кивнул, - Но… - в неверии, Ал потряс головой, - Но как? Почему?
Марк развел руками:
- Извини, на эти вопросы у меня ответов нет. Ликаон был моим рабом. Я подписал ему вольную… Около полугода назад. Видимо, у него что-то сильно не задалось в жизни, раз он так быстро докатился до охранника каменоломни.
- И… Он что, тебя не узнал? Ну тогда, в Неаполе.
- Наоборот, узнал, - Марк грустно усмехнулся.
- И… И ты даже не… - Ал никак не мог сформулировать мысль, настолько дикой была вся ситуация в совокупности.
Марк зашелся в приступе нервного смеха, который быстро перешел в кашель:
- Альберт…
От неожиданности Ал отпрянул.
- Альбин, - поправил он, - Лучше Альбин, я уже привык.
Марк не стал спорить:
- Хорошо. Альбин, если бы я тогда сказал, кто я, меня бы на следующий же день приколотили к кресту. Да, потом бы разобрались и тем, кто меня убил, не поздоровилось бы, но мне было бы уже все равно. Думаю, Ликаон специально все подстроил. Думаю, он хотел мне за что-то отомстить, но за что – убей, не знаю.
Марк говорил абсолютно спокойно, с усмешкой на лице, но по спине Ала все равно строем шли мурашки. Представить, что стояло за этими словами, было совсем не сложно.
- Ладно, черт с ним с Ликаоном, черт с ними с торговцами, но неужели тебя… Вообще никто не узнал?
Марк хохотнул:
- А как? Я сам себя тогда в зеркале не узнавал, куда уж остальным.
Они помолчали. В водной глади отражались плывущие по небу белые облака. Суша виднелась на горизонте. Ветер свистел в ушах, заглушая плеск небольших волн.
- И что дальше думаешь делать, Марк? – не отрывая взгляда от моря, спросил Ал.
- Пока не знаю, - отозвался Марк, - Вас на Сицилию отвезу, а дальше посмотрим. Если Цезарь действительно жив, это все меняет.
Ал смерил его недоуменным взглядом, и Марк вздернул бровь:
- Что такое?
- Да нет, ничего, - Ал помотал головой.
Водная гладь, мерная качка и даже приглушенные палубой пьяные крики рабов настраивали на медитативный лад – и разрушать эту идиллию тяжелыми разговорами не хотелось.
Но пришлось.
- Альбин, как ты оказался на Китере? – вопрос разрезал идиллию как нож масло.
Правда за правду, да?
Марк выложил все свои карты на стол, теперь пришла очередь Ала.
[1] Я не понял ни слова из того, что вы сказали. Может быть, другой диалект? Вы откуда конкретно? (франц.)
[2] Про роль Юнии в этой истории – предположение автора. Она сводная сестра Марка Юния Брута, вряд ли она вообще никак не отреагировала на импульсивный порыв мужа убить ее сводного брата.
[3] Весь состав заговорщиков не прожил дольше битвы при Филиппах. Если бы 16 марта 44ого Лепида не держали вдесятером, он бы взял Капитолий штурмом – и все могло бы закончиться точно так же, только без очередного раунда гражданских войн, которые по итогу убили Республику.
Запах большой войны витал в воздухе.
Хорошенько засунув голову в песок, его можно было не замечать. Игнорировать. Списывать на больное воображение.
Но запах никуда не уходил и становился с каждым днем все сильнее. На узеньких улочках сицилийских городов только и звучали обеспокоенные перешептывания – и Агриппа только что подсыпал в костер зарождающихся слухов еще больше дров.
Проводить донабор в легионы незаметно было невозможно. Помпей понимал это – и именно поэтому отправил его искать людей подальше от Лилибея.
Подальше от пугливых беглецов от режима триумвирата. Слишком многие из них были в хороших отношениях с Цезарем. Слишком многие из них могли отказаться поднять против его оружие – а в худшем случае, могли еще и увести с собой часть необходимых, как воздух, легионов.
Для них была заготовлена совсем другая легенда.
В таблинуме они были одни. Осторожный Помпей выгнал даже своих приближенных вольноотпущенников.
- Чушь какая-то, - Агриппа отложил совместное письмо от Бальба и Мессалы Руфа. Помпей, которому оно было адресовано, с ухмылкой смотрел на него, - Только не говори мне, что ты всерьез…
Помпей не удержался – и рассмеялся в голос:
