А Петя попал, как кур в ощип. У них на форту боевую тревогу объявили раньше, сразу после завтрака, батареи форта начали подготовку к боевым стрельбам. 13-й артдивизион имел четыре 10-дюймовых орудия Бринка и восемь 6-дюймовых орудий Канэ. Они стояли во двориках, теоретически могли разворачиваться на 360 градусов, но рядом с каждым высился противоснарядный бруствер, так как форт находился в зоне обстрела другого форта, Ино, которым «владела» Финляндия. Максимальный угол возвышения этих орудий составлял всего 20 градусов. Механизацией дворики не страдали. Орудия прикрывал бронированный навес, никаких откатников и накатников не было. После выстрела орудие поднималось по наклонной дорожке, а потом накатывалось обратно, с шумом ударяя по резиновой шайбе-амортизатору. Немного попрыгав взад-вперед, орудие успокаивалось. Комендор открывал поршневой затвор, четверо дюжих подносчиков на специальных носилках несли 254 мм снаряд, который ставили на специальный желоб, выбивали фиксаторы, и вместе с комендорами, вшестером, досылателем, толстенной палкой с набалдашником из войлока, запихивали снаряд в горизонтально стоящее орудие. Да еще с такой скоростью, чтобы снаряд врезался толстыми медными поводками в нарезы. Затем забрасывались и досылались полузаряды в картонных картузах. Следом за досылом закрывался затвор и проворачивался на 90 или 45 градусов, в зависимости от года выпуска орудия. Из затвора выдвигался массивный вольфрамовый запал. Орудие поднималось и наводилось на ориентир позади позиции. Выверялся ствол по целику и по трубке (углу наклона). Командир расчета поднимал красный флажок вверх и ждал команды, широко раскрыв рот, чтобы барабанные перепонки не повредило от выстрела. Увидев сигнал или услышав слово «Залп», опускал руку и жал ногой на педаль магнето, ток которого поджигал порох и убирал запал из картуза обратно в затвор. Следовал выстрел, один каждые шесть минут, до 1924 года. С прокладкой дополнительных рельсовых путей, скорострельность повысилась до одного выстрела в три минуты на орудие.
За 30 минут артподготовки, начавшейся в 08.30 по московскому времени 30 ноября, форт выпустил 38 снарядов главного калибра и 240 снарядов из казематных пушек Канэ. В ответ форт Ино попал по форту тремя снарядами 12”, но подавить полностью огонь форта «Риф» не смог. 28 раненых и шестеро убитых было итогом этой дуэли. Снаряды главного калибра вполне нормально отслеживались РЛС «РИФ», и имелась возможность корректировать огонь каждого из четырех орудий. Шестидюймовые снаряды пушек Канэ из-за большой скорострельности отслеживать было затруднительно. Поэтому в середине артподготовки главный калибр перешел с залповой на индивидуальную стрельбу. По всей видимости, Ино получил значительные повреждения и прекратил контрбатарейную стрельбу. Семнадцатый стрелковый корпус, наступавший в направлении финского форта, при поддержке артиллерией двух дивизионов крепости быстро продвигался вперед, успешно форсировав приграничную реку Сестра. Семидесятой стрелковой дивизией взяты Терриоки, Райвола. Есть и потери. Иногда дурацкие. Выслали корректировщик к Ино, без прикрытия. Мало того что в декабре светает в половину десятого и внизу ничего не видно, так еще и сопровождения не дали. Сбили его финны, и тут же в Лондоне появились фотографии обломков и трупов летчиков. Ну, понятно, кто дирижировал этой войной.
В 10.30 самолет Кузнецова плюхнулся в лужу сразу за знаком «Т», выложенном на Бычьем поле, следом сели два его ведомых, по одному. Сразу после этого Петр выехал в порт и на пароме добрался в Рамбов. Оттуда его довезли до Низино, и он тоже перелетел под Кронштадт. Целый день строили две землянки для техников и занимались обваловкой стоянок, и от воды, и от бомбежек и штурмовок. Летный состав разместили в доме «капитана порта» у причалов с южной стороны косы. Телефонисты провели связь как на аэродром, так и в помещения для отдыха комсостава. Работы закончили довольно поздно ночью. Но поспать не удалось. РЛС зафиксировала подход неизвестных машин со стороны Финляндии, следовавших в сторону Лебяжьего, где стояли бомбардировщики и торпедоносцы Балтфлота. Две пары оторвались от земли, и их попытались навести на нарушителей спокойствия. АФАры остались на земле, по два пулемета и две пушки стояли на каждой из машин. Операторы выдают команды наведения на цель, набрана необходимая высота, пары идут в разорванном строе. Шесть малоскоростных целей, скорее всего, бомбардировщики из Выборга. Еще пятнадцать минут, и наш курс пересечется с ними.
– Они отворачивают, уходят вниз с набором скорости! Курс перехвата 310, дистанция двадцать шесть.
– Понял, принял, доворачиваю, – ответил Петр и подогнал отметку курса к указанной цифре.
Через некоторое время оператор передал, что они потеряли противника. Покрутившись в районе Сортавалы, это старое название Зеленой Рощи, ушли домой не солоно хлебавши. На стороне Финляндии воюет РОВС, Российский ОбщеВоинский Союз, поэтому их служба перехвата мгновенно переводит команды по командным станциям наведения, а мы утром много разговаривали на этом канале, пока занимались перебазированием, а канал связи не сменили, и служба перехвата принимает контрмеры. Налет мы сорвали, но сами остались с носом.
– Так, Тагир, берешь наставление по обмену и переводишь это дело на туркменский, только рядом пишешь, как это будет звучать по-русски.
– Послушай, Петя, это будет очень сложно.
– А ты сокращай, никто не мешает, придумывай новые слова, главное, чтобы слово совсем не напоминало русское. Даже если на твоем родном туркменском это – ругательство. Не страшно, это – код. Алга!
Тагир хитро прищурился, долго ржал над своим переводом. Мы потом с ним его «художественно» обработали. Почти неделю летали на перехват впустую, попутно уча «туркменский» всем звеном, затем вышли на перехват и сбили три «Бленхейма» и один «Харт». Больше финны за всю войну попыток прорваться к Ленинграду, Кронштадту и Лебяжьему ни днем, ни ночью не предпринимали. Свои потери они сочли неприемлемыми. Самолетов у них было мало, и они их берегли. Но активно пользовались тем обстоятельством, что командование ВВС армий пренебрегало сопровождением многочисленных бомбардировщиков. Служба перехвата, как я уже писал, у них была поставлена на «пять», и стоило нашим горе-командующим направить в их зону бомберы без прикрытия, как рядом с ними оказывались финские истребители «фоккер» или «гладиатор» или чуть позже «брюстер» или «фиат». Флотская авиация потеряла в этих боях 18 машин. Из них двенадцать в воздушных боях (в основном бомбардировщики и разведчики) и пять от зенитного огня. Большего финнам добиться не удалось.
10 декабря форт «Риф», наконец, посетило несколько членов комиссии во главе с наркомфлота Кузнецовым и адмиралом Трибуцем. К тому времени форт Ино был уже захвачен и противник оттеснен от побережья. Артиллерийские батареи фортов простаивали, занимаясь только противодесантной обороной. «РИФ» похвалили, обещали принять на вооружение и установить на всех кораблях, начиная с «лидера». На РУС посмотрели недоуменными глазами, поморщились и перешли к «Гнейсу».
– И на хрена он нужен?
– Для ночных и всепогодных истребителей ПВО.
Петру показали на его «ишак» и спросили: куда он его тут поставит? Ответить было нечего. «Гнейс» родился преждевременно, его достоинства не оценили. А нашу гордость, «Наяду», приказали переделать на мильную шкалу дальности. В имеющемся виде принимать ее на вооружение отказались. Им пофиг, что высота измеряется в метрах, а не в кабельтовых. И вообще, они такое не заказывали. Ищите заказчика, а если переделаете, то возьмем для малых кораблей, как в качестве локатора ПВО, так и как навигационный.
Это был практически приговор, на нашем лучшем произведении поставили большой жирный крест, поэтому, когда в газетах появились статьи об успехах финской, точнее, шведской авиации на севере, несмотря на жестокие морозы, звено и испытатели техники во главе с Бонч-Бруевичем переместились в Кемь.
