и смотрел уже не на Мастера, но под ноги. Однако время от времени взгляд его скользил то вправо, то влево, выказывая, что страх сменился любопытством.
Быстро же он приспособился.
— И просит вас принять в качестве компенсации за потраченное время этот дар… — гонец извлек мешочек, украшенный знакомой печатью.
Он огляделся и, не найдя ничего иного, поставил мешочек на стол. Отступил. И вновь согнулся в поклоне.
— Иди, — разрешил Мастер. — Ответ дам позже.
Разговор его не то, чтобы утомил, скорее уж требовалось хорошенько обдумать. Ждать? Ждать придется. Но сколько им еще будет позволено? Великий город замер. Он терпелив. Но ничего не забывает. Это Мастер знал точно.
— Снова? — Ульграх ступал все так же беззвучно. — И что на этот раз?
— Ничего. Он прибудет через десять дней.
А должен был завтра.
Ожидание утомляло. Мастер взял в руки мешочек. Тяжелый. Вышитый герб поблескивает золотом. Скалятся мифические полульвы, удерживая в когтистых лапах щит. Поблескивают алым цветом камни на этом щите.
— Десять дней, пожалуй, мы себе позволим, — Ульграх держался в стороне, с почтением, как и положено хорошему ученику.
— Более того, мы используем их во благо. Ты не пытался учить его читать?
— Нет, — вот теперь ученик удивился. — Думаете, он способен?
— Думаю, что мы не узнаем, пока не попробуем. Но я полагаю, что разум его, изменившись, обрел новые способности. Сам посуди. Дикарь с легкостью освоил наш язык, хотя прежде, поверь, понимал лишь некоторые слова.
Завязки оказались скользкими. А восковая печать, их скреплявшая, все никак не желала разламываться.
— Однако теперь он говорит довольно внятно. Он сидит, подобно цивилизованному человеку. Он не срывает одежду, как это было до изменений. Он ведет себя, не побоюсь этого слова, разумно.
Печать все-таки треснула.
— Так почему бы, если уж нам предоставлено время, не изучить новые его способности?
— И как вы себе это представляете? — Ульграх не выглядел вдохновленный открывающейся перспективой. Скорее уж он хмурился и глядел настороженно.
А на ладонь посыпались камни.
Крупные неограненые полупрозрачные камни того характерно бледно-зеленого оттенка, который явственно говорил об их происхождении.
— Это ведь…
— Именно. Слезы неба, — Мастер пошевелил кучку на ладони, пытаясь понять, сколько здесь камней. Не менее дюжины.
— Никогда не видел их столько и сразу! То есть, — Ульграх поправился. — Необработанных. В мастерской отца камни имеются. Но ограненные, они выглядят иначе. А вот неограненные… удивительно!
На стекляшки похожи. Мутноватые, некрасивые. Только сила, в них укрытая, пальцы покалывает. И от этого щекотно самую малость.
— Что вы собираетесь с ними делать? — Ульграх тянул шею, силясь то ли сами камни разглядеть, то ли количество их. А может, и то, и другое.
Мастер мысленно попенял себя за легкомыслие. Не следовало раскрывать кошель.
Не в присутствии ученика.
— Не знаю, — честно ответил он.
— Если вдруг решите продать, то отец даст вам хорошую цену. Или, возможно, вы захотите разменять на обработанные? В мастерской будет неплохой выбор, но оценка все одно понадобится, хотя бы для определения сродства к стихиям.
— Я подумаю, — Мастер ссыпал камни в кошель. — Завтра.
Глава 9
Золотая маска Императора была исполнена столь искусно, что Мастер Ирграм не мог отделаться от пренепреятной мысли, что она и есть лицо.
Чье-то.
Снятое с живого человека, вызолоченное, как все тут, и застывшее в нынешнем великолепии.
— И мы нижайше просим, — говорить, распластавшись у подножия трона, тоже золотого, как и все в огромной этой зале, было несколько неудобно. Собственный голос казался слабым, а положение — на редкость глупым. — Дозволения заложить свой поселок, в котором могли бы найти пристанище, как я, так и другие Мастера со своими учениками.
Дышать приходилось ровно.
А еще сдерживать гнев, распиравший Ирграма изнутри. В конце концов, он не какой-то там дикарь, полагающий, будто Император и есть ожившее воплощение божества. Он ученый! Мастер! Магистр! И добился многого, а теперь вот, уподобившись тому самому дикарю, лежит, раскинув руки, и что-то там просит.
И ведь, главное, смысла в том нет.
Все ведь оговорено и не единожды. Нужным людям поднесены дары. Даже Верховный Жрец, о котором говорили, что будто бы он магов на дух не переносит, смягчился. Что уж говорить об Императоре?! Он сам их позвал!
И нуждается в магах.
В нем, в Ирграме, нуждается.
Где-то над головой зазвенели колокольчики, на звон этот рыком отозвался леопард, дремавший у ног Императора.
— Встань, — голос из-под маски прозвучал глухо.
И главное, никто не помог. Напротив, маг чувствовал насмешливые взгляды дикарей. Как же, они презирали телесную слабость, не понимая, что для мага тело — лишь вместилище силы. И он, Ирграм, мог бы одним взмахом руки повергнуть любого из славных их воинов.
Одного.
И двух, пожалуй, тоже.
Пятерых. Да, больше вряд ли бы вышло, разве что если призвать к себе големов. И мысль показалась донельзя притягательной, но Ирграм вместо этого поднялся, не сдержав стона. От долгого лежания — а Император не сразу дозволил говорить — тело затекло.
И замерз он опять же.
Полы во дворце на диво холодны.
— Я подумаю, — Император тоже поднялся, и все-то, кто был в зале, поспешили склониться, ибо не всякому дана великая честь лицезреть сына Солнца.
Пришлось сгибаться.
И стоять.
Мимо прошли воины из охраны Императора, за ними, мягко ступая, пятнистой тенью скользнул ягуар, а там уже и сам Император, которого Ирграм опознал по золотым сандалиям. За ним же потянулись наложницы, чья кожа была выкрашена золотом, советники, шуты.
И вскоре зал опустел.
— Твою ж… — прошипел Ирграм, распрямляясь. Ныла спина. Ныла шея. Болел живот и собственное тело вновь показалось на диво ненадежным. А поговаривали, что Древние умели направлять в него силу, и силой этой достигали совершенства, как духовного, так и телесного.
Жаль, что
