Под конвоем проштрафившихся увели куда-то в трюм. Так им и надо. Страдальцы, хреновы…
Наконец прибыл наш второй эшелон. Говорят, что на подходе и третий.
«Amiral Latosche—Treville» догрузили военными пассажирами до положенной нормы и завтра мы, если ничего не поменяется, отплываем.
Вечером в порт подошёл японский крейсер отдать нам салют при отходе. Что-то они всё это как-то пышно устраивают. Впрочем, крейсер всего-то третьего ранга, ныне уже не имеющий никакой военной ценности. Однако, такое внимание лично мне приятно.
В половине десятого утра был молебен. Роты и все команды, что сегодня отправлялись выстроили. Прибыли японский начальник штаба Квантунской области с сопровождающими.
Батюшка после молебна взошёл на пароход и окропил его святой водой.
Тут нас и начали торопить. Скорее, скорее производите посадку людей, в одиннадцать часов должны мы покинуть порт. Солдатам пришлось буквально вбегать по трапам.
Японский крейсер вышел в море, а находившийся на нём адмирал ещё и выразил своё неудовольствие нашей задержкой сигналами. Вот тебе и прощание…
Два небольших парохода отшвартовали нас от берега. Солдаты и офицеры стояли вдоль борта и махали руками, кто что кричали оставшимся на причале.
Машине дан был ход и мы пошли. Всё быстрее и быстрее.
В половине двенадцатого миновали портовый маяк украшенный какими-то флагами.
Дул свежий ветер. Японский крейсер двигался впереди нас. Наконец, около каких-то скал он остановился и начал салютовать сигнальными флагами. Наш пароход что-то аналогично отвечал. Крейсер снова двинулся и пересекая наш путь начал отходить назад.
Ветер всё не унимался, дул всё сильнее и сильнее. Несколько наших солдат даже лишились головных уборов.
— Раззявы, — охарактеризовал их Рязанцев. — Не успели отправиться, а уже экипировать их надо…
Вечером «Amiral Latosche—Treville» оставил позади Шандунский маяк. Волны становились всё более внушительными, однако всё шло благополучно и на морскую болезнь пока никто не жаловался.
Я покурил у борта.
Спать, что ли, пораньше лечь? Пожалуй, так надо и сделать.
Бригадный интендант меня опередил. Когда я вошёл в каюту, он уже похрапывал.
Глава 28
Глава 28 Старший унтер Сабанцев
Я разделся, откинул одеяло, лёг.
Просто благодать после японского поезда…
Сон что-то не шёл.
Я лежал и прокручивал в голове сегодняшние события. Не каждый день в морское путешествие чуть ли не через пол света отправляешься. Хоть уже много в этой жизни я повидал, но было всё же как-то волнительно.
Солдаты нашей бригады тоже были все какие-то возбужденные, разговаривали громче обычного, глаза у многих поблескивали…
Ходили они, всё посматривали на не очень спокойное сейчас Желтое море. Многие, да скорее почти и все, видели море первый раз в жизни.
Тут мой рот растянулся почти до самых ушей…
Смех меня ещё пробрал. Хорошо, что я как-то смог удержаться.
Дедушка мой говорил, что смех без причины — признак дурачины. Тут же причина для улыбки была.
Я вспомнил начальника штаба Квантунской области. Маленького, с выпяченными вперёд желтыми зубами.
Перед его приездом полк построили и Василий Сабанцев, наш знаменщик, занял своё место на правом фланге.
Василий из Вятской губернии. Можно сказать — почти земляк. Это, если вспомнить про мою жизнь после попадания сюда. Ну, как я в Вятской губернской земской больнице в психиатрическом отделении работал, а потом в селе Федора жил.
Сабанцев — великан. Рост его — три аршина и два вершка. При этом фигура Василия самая что ни на есть богатырская.
Шинель на него шили по особому заказу. Такого размера, как ему требовался, найти нигде не смогли.
Японский генерал дошёл до знаменщика и… залип. Как гвоздями его ноги к земле прибили. Встал, приподнялся на носки, башку свою задрал, так что с его головы фуражка чуть не слетела.
Василий стоял с развернутым полковым знаменем, голова его находилась на одном уровне с древком.
Сразу трудно было понять, на что смотрит японец — на само знамя или на нашего знаменщика.
Начальник штаба Квантунской области был ошеломлен. Таких высоких людей он в своей жизни ещё не видел. Да ещё и подобных статей. Козырёк его фуражки находился на одном уровне с поясным ремнём Василия.
Со всей внимательностью осмотрев старательно выбритый подбородок Сабанцева, японский генерал постепенно опускал глаза вниз. Словно пуговицы на шинели нашего знаменщика пересчитывал. Задержался на руках вятчанина, а дольше всего смотрел на ступни великана.
На такие ноги, действительно, стоило посмотреть. Длина следа у Сабанцева была равна девяти вершкам. Если перевести в более привычные мне сантиметры, то — сорок. Сапоги Василию тоже шили по специальному заказу. Прежде чем их пошить, пришлось ещё делать специальные колодки. Нужных в природе просто не существовало.
После осмотра сапог, японец покачал головой и громко рассмеялся. Он снова привстал на носки, вытянул вверх свою руку. Появилось у него желание потрепать за подбородок русского великана.
Три раза ха-ха. Генеральская рука смогла дотянуться только до второй сверху пуговицы на шинели нашего знаменщика.
Руки коротки…
Генерал подпрыгнул!
Хрен ему на всю глупую рожу…
Ещё раз, ещё…
Подбородок Василия он так и не смог достать.
После отъезда начальника штаба мучения нашего знаменщика не закончились. Другие японцы повалили к нему целыми группами, начали с ним фотографироваться.
Устроили даже целый аттракцион. Попросили Василия развести руки на уровне плеч и начали пытаться их достать. Ни одному из японцев это не удалось.
Наконец знаменщику это надоело, он плюнул себе под ноги и спрятался подальше от любопытных. Он — старший унтер, а тут какое-то посмешище просто устроили.
— Чо, они… — бурчал великан себе под нос.
Мы-то к Василию уже привыкли, а тут народ просто диву давался.
Впрочем, в бригаде низкорослых не было. Отбирали в неё строго, даже дорогой некоторых отсеяли. Не только за рост. Уже за день до отправки я так одного из своих санитаров лишился. Не поехал он во Францию из-за вероисповедания. Оказался молоканином. Как его только раньше пропустили? Прошляпила, видно, ротная канцелярия.
Сон ко мне так и не шёл. Я лежал, ворочался, вспоминал то и другое…
— Не спится? — вдруг прозвучало со стороны Рязанцева.
— Что-то не очень… Разбудил я Вас, Никифор Федорович?
— Нет, нет… Это я сам.
Через пару минут интендант опять начал похрапывать.
Наконец и меня сморило. Сам не заметил, как уснул.
Глава 29
Глава 29 Поиск санитара
Я открыл глаза.
Зевнул. Потянулся.
Выспался?
Вроде, как и да.
Протянул руку, взял часы.
Ого, ещё и семи нет…
Что-то как-то холодновато…
Я поёжился. Бррр…
Рано, получается, радовался. У французов не теплее чем у японцев…
Вставать не хотелось — под одеялом, оно теплее будет.
«Amiral Latosche—Treville» изрядно качало.
До половины девятого я пролежал под одеялом, затем всё же встал и пошёл в кают-компанию.
Рязанцев, счастливый человек, продолжал посапывать.
Опоздал. Оказывается, чай и кофе подают в кают-компании с семи до восьми утра. Сейчас уже избушка на клюшке. Ничего, не помру без чашечки кофе. Тем более, качает нас хорошо, не особо пить кофе и хочется.
Так, так, так… Сегодня мне надо одну проблемку решить. Невеликую, но надо. Санитар-то у меня молоканином оказался, сейчас нет его, значит — вакантное место надо кем-то занять. Жалко, мои младшие врачи и фельдшеры за дорогу санитаров многому научили, а от них немало зависит. Они первыми раненому помощь должны оказать, не дать ему по возможности умереть до перевязочного пункта. Конечно, душу они ему обратно не вложат, но — перевяжут, иммобилизуют что нужно при необходимости…
