— Да одному как-то не в радость такое, — вздохнул следователь. — По первости даже в гараж ходил, с мужиками выходные за рюмкой чая проводить.
Я поднял брови.
— Вы купили машину? Поздравляю.
— Да зачем мне машина? — поморщился Никита Егорович. — Куда мне на ней ездить? Я гараж купил специально для времяпровождения, так сказать. Чтобы влиться в местную кооперативную братию.
— И как? Влились?
— Да ни черта не вышло, там все по одной схеме. Выпили, не закусывая после первой, обсудили как лучше менять шаровые на «Москвиче», снова выпили, обсудили своих начальников, какие они все дураки. Потом разговоры про баб. Мол, дуры они, что таких мужей, как они, не ценят. К вечеру после поллитра на грудь каждого — разговоры про политику, какой, мол, Горбачев молодец, с Рейганом в переговоры вступил, теперь с Америкой все у нас хорошо будет. Еще и ядерное оружие собрался ликвидировать во всем мире, — Никита Егорович вздохнул. — Скучно, в общем, мне с ними, задыхаюсь я, как та рыбешка, что из бидона вывалилась. Да и не разбираюсь я в политике, как слесаря и электрики. Вот и не прижился в их честной компании. Был там еще один человек, с которым поговорить можно было, ученый какой-то. Кибернетик, что ли. Что за наука такая, в толк не возьму. Так его вообще из гаражного братства взашей выгнали. Пустобрехом оказался. Представляешь, заявил, что в январе этого года вирус особый появился. От которого компьютеры болеют, а не люди. Во дает, ха! Во выдумал! Машины вирусами болеют. С виду специалист, а такие выдумки… Да пустое все это, — немного выговорившись, Горохов махнул рукой. — Ты лучше расскажи, что за маньяк такой объявился в Михайловске?
Я немного помолчал, дабы не выпаливать все сразу, а потом аккуратно изложил:
— Пока непонятно, — мы сели на лавочку в тенек. — Убивает мужчин. Не гопоту какую-нибудь, а вполне себе самодостаточных. Три трупа. Инженер, работник горкома, и даже пожарный есть. Ничего общего между жертвами нет, уже проверяли.
— Способ убийства? Ножом?
— В том-то и дело, что голыми руками.
— Как это?
— Подходит сзади, бросает на землю, сильно так швыряет. Отчего жертва получает переломы, а потом он ее — то есть, его — и душит.
— Удавкой?
— Нет, странгуляционной борозды на горле не остается. Скорее всего, каким-то удушающим приемом.
— Дела… Рэмбо, что ли там объявился? Смотрел фильм такой? Могу дать видеокассету.
— «Первую кровь»? Конечно, смотрел. Но Рэмбо за справедливость боролся. Против американской военщины. А тут мотив совсем не ясен.
— Раз мужиков убивают, значит, логичнее предположить, что это баба все проворачивает, — стал разрабатывать версию Горохов. — Но тут нестыковка в способе убийства. Баба мужика не швыранет об землю. Интересная загадка.
Горохов встал с лавки и начал мерять садовый участок шагами, прохаживаясь взад-вперед, будто очутился в родном рабочем кабинете, погрузившись в очередное расследование.
— Может, ограбление? — предположил он дальше. — И работает гоп-стоп команда, а не один человек?
— Кошельки, часы у жертв не тронуты. У одного даже кольцо золотое было в кармане пиджака, как выяснилось, он его для любовницы прикупил. Поэтому грабеж опадает. Можно предположить, конечно, что забирают что-то другое, более ценное, чем получка в кошельке или колечко, но тогда зачем убивать? Света сказала, что работает явно психопат. Зацикленный на убийстве, так сказать, врукопашную. Дескать, силу свою показать хочет, превосходство.
— Действительно, интересный случай, да-да, — Горохов зажевал губу. — И потом, маньяки обычно женщин и детей убивают. А мужиков редко. И уж тем более не избирательно. А тут жертвы только мужского пола, да еще и уважаемые члены общества, как я понял, — следователь остановился, посмотрел мне в глаза, хитро прищурившись. — А Светлана Валерьевна как поживает? Поди уже детишек заделали?
— Встречаемся, — уклончиво ответил я, но отвертеться от подробностей не получилось.
— Как это? Вот что за молодежь пошла такая нерешительная? — всплеснул руками Горохов. — Я думал, что это вы меня на свадьбу не пригласили, даже обиделся немного, а ты, оказывается, резину тянешь.
— Да тут такое дело…
— Только не говори, что характерами не сошлись, — фыркнул Горохов. — Знаю я вас обоих, как облупленных. Пара, что надо из вас получится. Как говорится, веселым пирком да за свадебку…
— Да нет, все у нас со Светой нормально. Но сейчас я, вроде как, старший группы, а Света у меня в подчинении, получается.
— Ну и что? Везде так. Муж начальник РОВД, а жена — главбух в этом же отделе. Каждый своих родственников подтягивает.
— Нам не разрешили. Ну, как не разрешили, намекнули, что мы группа союзного масштаба, не стоит афишировать свои родственные связи и компрометировать советскую милицию, а то, дескать, выглядит со стороны, что в группу попадают не лучшие сотрудники, а как вы и сказали — жены, кумы да кореша. Да и Свете не хочется чувствовать себя ущемленной. Чтобы косо не смотрели и пересуды не распускали, что, мол, на такую должность благодаря муженьку своему залезла. Предложили ей перевестись, если расписаться захотим, да только она, сами представляете, без этой работы себя не мыслит. Восемь лет ведь уже все вместе работаем. Только вот вы выбыли…
Я позволил себе драматическую, почти мхатовскую паузу — стоял и смотрел вдаль.
— А я вам зачем? — стал набивать себе цену следователь. — Ты сейчас главный, тебе и карты в руки.
— Я нападающий, не капитан. А нам нужен капитан в команду. Весомый такой, и чтобы ворота мог защитить в случае чего, перед Москвой прикрыть.
— А что? — оживился Горохов. — Вас пытались опять расформировать?
— Ходили слухи, что могут. Слишком долго мы дела раскрываем. Последнего каннибала полгода не могли поймать. Потому что нет должного мозгового центра у нас, как раньше.
При этих словах Горохов приосанился:
— Да, это непросто. Ну, ничего, ваш новый следователь опыту наберется, просто молодой еще.
— Да какой он молодой, целый советник юстиции. Просто нет у него блеска в глазах, как у вас. Работает, лишь бы принудку отбыть.
— Так воспитывай, — довольно крякнул Горохов. — Проводи беседы, научи, заставь.
— Научить можно бумажки перебирать, а сыщик в душе должен быть сыщиком. Сами знаете. Так что бросайте, Никита Егорович, яму туалетную, гараж, рыбалку и прочих пескарей и возвращайтесь на службу.
Горохов старательно приглаживал лысинку:
— А что я Лене скажу? И потом, кто меня обратно возьмет? Возраст, однако.
— Возьмут, я уже узнавал. Восстановят и должность, и классный чин. Согласие только ваше нужно. А то, боюсь, без вас долго будем ловить этого Михайловского убийцу. И если ещё дольше, чем с каннибалом выйдет…
— Ну, озадачил, Андрей Григорьевич, мне надо подумать, — Горохов так яростно перебирал пуговицы на своей рубашке, что одна из них не выдержала экзекуции и оторвалась. — На семейном совете обсудить все, так сказать. Такие решения сразу не принимаются. А туалет мне достроить надо, кровь из носу. И душ уличный поставить. Я вон и бочку прикупил для него у соседа.
— Ну, вы думайте, Никита Егорович, — подмигнул я. — А я пока в машину схожу.
— Зачем это?
— Увидите…
Я действительно ушел, вытащил из «Волги» папку и вернулся. Развернул бумаги и протянул Горохову.
— Что это? — он пробежал по строчкам глазами.
— Проект приказа о вашем восстановлении в должности.
— Как это? — глаза его моргали часто, а сам он еле сдерживал приступ внезапной радости. — Я же согласия своего не давал. Что это значит?
— Ничего страшного, что не давали, — я перелистнул листок и ткнул пальцем в низ документа. — Вот здесь подпись поставьте свою и дату задним числом. Больше от вас ничего не требуется. Остальное я сам все сделаю.
— Так вы что? За меня все сами решили? — Горохов изобразил возмущенный вид, но это особо у него не получилось. Потому что выглядел он так, будто получил дорогой подарок.
