в отключке гурьбой лежали. Только-только успели, а те уже головами крутят, в себя приходят.
— Ты в следующий раз им «Отбой» пионерский сыграй, — посоветовала Катенька горнисту, — чтобы наверняка!
Стали думать, что с татями делать? И бросить на смерть нельзя, и отпустишь — за разбой примутся! В селение ближайшее их бы отвесть, старосте передать, да конвоировать ватагу такую дело совсем непростое. Сами себя разбойники не прокормят, не напоят, в отхожее место не сходят, коли руки за спиной скованы. И тут, откуда не возьмись — конные стражники прискакали. С командиром молодым, в доспехах легких кожаных, с вымпелом к пике прилаженным, да с мечом добрым на поясе.
— Ага! — кричит отряда глава. — Попались голубчики! Уж сколько я за вами по лесам охочусь!
— А вы, кто такие, люди добрые? — обернулся командир к путникам. — Откуда в лесах наших? Как ворогов одолеть сумели? Говорите, утаивать не смея!
— Из Заболотья мы, господин хороший, — поклонился Василий. — Идем в царство Кащеево зазнобу мою из полона выручать!
— Татей этих же — трубою волшебной одолеть смогли, вот горнист наш, — показал Василий на паренька.
— А это — знахарка, — представил он Катю.
— А ну, покажите мне трубу волшебную! — ухмыльнулся командир стражников. Горн осмотрел со всем тщанием, хмыкнул, за пояс заткнул.
— Значит так, страннички, — подбоченился командир, — с нами поедете, пусть князь решает, как поступить с вами! Ему и станете объяснять, что в лесу его делали.
— Да как же это? — возмутился Василий. — С каких пор стража путников добрых задерживает на землях свободных?
— А с чего ты решил, что земля на которой стоишь — хозяина не имеет? — усмехнулся глава отряда.
— Так закон же пращурами завещанный! Свободны земли между селениями ! Нет, да и не может у них быть хозяина! — изменился лицом Василий.
— То закон древний, нету до него дела никакого у владетеля моего, — лениво процедил сквозь зубы стражи глава и рукою махнул.
Окружили конные путников, с собой повели, вслед за конвоем с шайкой разбойничьей. Как закончился лес, дорога в поля нарисовалась. Стоит там еще отряд, с лошадьми в телеги запряженными. Усадили в них и разбойников, и путников, повезли ко двору владетеля.
Хотели было путники дело промеж себя обсудить, да прикрикнули на них, чтобы рта открывать не смели.
Уставился Василий перед собою глазами невидящими. Где это видано, чтобы земля испокон веку свободная — хозяина обрела? Едет конвой среди полей, деревень, сел, а Василий все думу свою думает. Не видит среду окружающую.
Катя только глазами зыркает, понять ничего не может. Избы ветхие, дети — кожа да кости, мужики — в рубище до пота седьмого на полях обильных. Как этакая нищета происходить может, когда в мире фэнтезийном по определению благодать одна править должна? Ну там год неурожайный, прочие мажоры-факторы, тут уж и поделать ничего нельзя, разве что крепче ногами в матушку-Землю упереться, да на ус мотать катаклизмы природные. А так, чтоб в урожайный год нищенствовать?
Неладное заподозрила Катенька. Эх, жаль Василий уперся, когда взялась его азбуке Морзе обучить, аль туристическому жестовому языку от Сергея Лукьяненко! Упрямым кузнец должон быть. Без упрямости в характере доброго железа не выковать. Сказал, что провались твои Морзе с Лукьяненко, значит — провались! Кузнечное слово крепко, наковальни под стать.
Так что сидела Катенька сиднем, только запоминала все крепко-накрепко, и поделиться увиденным было ей не с кем. Аваз тот из пяти слов — три понимал хорошо, остальные два с хитрецой азиатской, себе в выгоду. Его на философские вопросы не подымешь. Чистая душа, ничего кроме свиста соловьиного, да дружбы крепкой не ценящая. Попробуй, вразумли такого заковыкою!
И токма, как доставили их на княжий двор, да вышел навстречу князек здешний, разобралась Катенька в чем вопрос дело не задался.
Толстомордый, под тройным подбородком бычью шею цепь златокованная оттягивает, на пухлых перстах — кольца драгоценные посверкивают, лапсердак бархата малинового, не иначе бандит из девяностых обосновался на землях вольных!
А под левою подмышкой кобура с пистолем на ремне кожаном, а под правою — автомат «Узи» израильский в постромках, видать «приданое» свое на оружье смертоубийственное извел, да прежнего владетеля с копыт — долой!
Осмотрел князек ватагу татей захваченную, усмехнулся фиксами золотыми, руки развязать велел. Сунулись хомуты снимать, да куда там! Не было хомутов подобных в мире нынешнем! Обозвал словами нехорошими подручных своих, мол сделать правильно хочешь, так сам берись.
И взялся. А токма и в девяностых годах не было такого роскошества, как стяжки кабельные, в любом Леруа Мерлене во времена Катины продававшиеся. Загрустил князек, вынул ножичек с рукояточкой перламутровой, да полоснул по ремешку пластиковому. Звякнул ножик, надвое раскалываясь.
Стал князек малиновей лапсердака своего бархатного, невдомек было, что настоем разрыв-травы хомуток каждый окроплен был. Знала Катенька — не устоит пластик перед сталью отточенной, вот и подстраховалась разумница.
Двадцать два ножа стали хорошей надвое раскололи о хомуты, пока не сообразили в чем дело здесь. С трудом превеликим отыскали в хоромах княжеских древний нож обсидиановый, в две тысячи сто десятом году сделанный, и как святыню сохраняемый.
В те времена народ только на ноги становился, от катаклизмов чудовищных оправляясь, с нуля науку постигать принялся.
Порезали хомуты-стяжечки ножом древним, распустили разбойников по казармам.
Оно и понятно. Княжьи люди, бандитские. Дурное дело затеял попаданец из девяностых годов, с автоматами-пистолетами выступил. Ограбил, обесчестил население, а то и пикнуть не может, потому как главный закон — «Не убий!» нарушать нельзя, кроме отнятой жизни взамен, да за стражи сопротивление. Так и не убил никого запросто князь новый, даже владетеля прежнего — хрыча старого. В темницу на цепь посадил, держит на хлебе с водой третий год. А тех, кого пострелял, то люди законам его поперек шли, на стражей руку нечистую поднимали. Собрал княже шайку добрую, да и пошел грабежи среди населения своего устраивать. Под законов занавес новых. В лесу дерево срубить — штраф да яма, утку вольную подстрелить — тюрьма, рыбы без куска бересты с печаткой наловить — вира великая, без штанов останешься пока выплатишь! Установил порядочки князь, законом о природы сохранения прикрываясь, да и ввел людей в нищету, и ничтожество.
Мало того — на колдовство виру наложил! Домовых, дворовых, банников — всех на учет
