– Что… что это было? – выдавил из себя Виктор. – Прошу, не убивайте, я ведь готов с вами сотрудничать, и я…
Взмахом руки Палач приказал заключенному замолчать. Как только слова перестали появляться на бумаге, дознаватель громко, четко и с расстановкой прочитал:
– «Узреть мимоходом, что скрыто от взгляда. Услышать беззвучного грома раскат. Лихой и желанной казалась награда, и нет уже больше дороги назад. Свободе поддавшись, свой нюх напряги, и запах костра не замедлит явиться. Не будет друзей, разойдутся враги – лишь надо железным богам поклониться». Запоминай, Век-тар Ев-гень-е-вич, это твой ключик к пониманию.
После этих слов Палач захлопнул книгу и, на удивление небрежно отбросив ее в сторону, вернулся на прежнее место – за спину к допрашиваемому.
– И… и что это? – спросил Виктор, еще раз прокручивая в голове непонятный стих. – Что за поэзия? Я, честно говоря, впервые слышу эти строки.
– Знаешь ли ты, что такое печать? Нет, не та печать, которой скрепляют конверт или подтверждают официальность ценных бумаг, а та печать, что у тебя в сердце.
– Не понимаю, о чем речь? Как на сердце может быть какая-то печать?
– Она не физическая, а, пожалуй, больше похожая на невидимую метку, узреть которую можно лишь при помощи силы Света или… кхм… магии. По сути дела, такая есть у каждого живого существа, и с рождения она остается абсолютно пустой, ожидающей своего предначертания. Большинство так и не узнает о существовании оной до конца своей жизни. Но тебе повезло – я только что прочитал твою печать, иномирец. Этот проказник Лагош оставил на память небольшую загадку.
– Но зачем? И что мне с этим делать?
– Это я у тебя хочу спросить. – Палач скрестил руки на груди и замолчал, ожидая ответа.
Виктор собрался с мыслями, слегка поерзал на стуле и позволил себе небольшую вольность, которая могла стоить ему жизни: заключенный слегка повернул голову, чтобы посмотреть на своего собеседника. К счастью, дознаватель так и остался стоять на месте, не предпринимая никаких действий.
– Я клянусь, мне неизвестно, зачем Лагош сделал такой… дар. Да и дар ли это на самом-то деле? С одной стороны, конечно, хорошо – я снова стал молодым. Но с другой – я сижу здесь, в темнице, избитый, лишенный всякой чести, и, откровенно говоря, не верю, что мне удастся выйти отсюда живым, даже если я буду максимально честен и лоялен!
Палач вздохнул и прошелся по помещению взад-вперед. О чем-то задумавшись, он взял еще один табурет, с грохотом поставил его рядом с заключенным и уселся напротив Виктора, сгорбившись и подперев подбородок ладонью. Дознаватель долго смотрел землянину прямо в глаза, потом засунул руку в один из карманов и вытащил оттуда небольшой тряпичный сверток. Что находилось внутри, понять по очертаниям было абсолютно невозможно.
– Когда твоя сообщница по непонятным пока нам причинам избежала поимки и скрылась, я проводил обыск ее логова, которое нашли вскоре после взлома. Увы, все улики она успела уничтожить. Все, кроме одной. – Палач бросил предмет Виктору и стал ждать, пока тот его развернет. Заключенный неуверенно снял льняную упаковку и громко ахнул:
– О-о! Да это же… мобильник? Правда? Откуда тут взялся мобильный телефон? И я решительно не понимаю, о какой такой сообщнице вы говорите. Я прибыл сюда один, всего несколько дней назад. Можете удостовериться у Грокотуха, ведь именно на его караван я наткнулся в том лесу, будучи абсолютно голым после перехода.
Дознаватель бросил на Виктора тягостный взгляд, глубоко вздохнул и потянулся за черными клещами на столике, которые явно были предназначены для допроса с пристрастием. Телефон выпал из рук заключенного на пол.
– Нет, нет, подождите, я ведь правду говорю! Как мне вам это доказать? Прошу вас, не надо насилия, иначе…
– Иначе что? – удивился Палач. – Иначе ты сожжешь меня своими пальчиками? Или, может, просто сломаешь мне нос?
– Я, к-конечно, не хочу всего этого, но если потребуется…
– Довольно! – раздался еще один голос из-за спины. Виктор обернулся и увидел в дверном проеме самого епископа в черной невзрачной одежде. Клод Люций оглядел пыточную недовольным взглядом и остановил свой взор на Палаче. – Почему меня вызвали так поздно? И какого вервольфа этот человек еще не в кандалах?!
– Ваше преосвященство, у нас с Викфертом… с Виктором почти дружеская, ненасильственная беседа. Так ведь, Виктор?
Заключенный быстро закивал головой, не зная, что и сказать.
– И много ли информации ты выбил из своего нового друга за чашечкой чая? – нахмурился епископ.
– Достаточно, чтобы сложить полную картину происходящего, ваше преосвященство. Но я еще не закончил, и, если вы, конечно, желаете, мы можем приступить к классическим процедурам кровопролития во имя Света. Как там по уставу? Три ногтя перед началом допроса, еще два во время и от восьми до пятнадцати после?
В голове Виктора сложилась ужасная картина самой настоящей пытки, и его стала заполнять паника. Руки затряслись, по вискам скатывались капли ледяного пота, а глаза часто заморгали.
– Не стоит зря калечить нашего единственного подозреваемого по… по делу, – заявил епископ, смягчив тон. – Хотя кисти рук не помешало бы отрубить, дабы заключенный никогда более не творил под нашими небесами чудовищную и зловещую магию!
– Позвольте, ваше преосвященство, – заговорил Виктор. – Я ведь не колдун, это все Лагош! Я не просил его об этих странных рунах на пальцах, честное слово! Клянусь вам всеми святыми, вашими и моими, что я никогда в жизни, если вы так хотите, не стану даже вспоминать о своем даре!
– Все-таки даре, – хмыкнул Клод Люций. – Ну да ладно, твои огненные способности – самая малая проблема из насущных. Свет мне судья, да если я стану разбираться с каждым захудалым волшебником, который приобрел, как ты изволил выразиться, «дар» всего несколько дней назад, то кто же будет заниматься сверхсекретными делами государственной важности? Ваше дело как раз такое, Викт… Викферт. Пусть уж будет так, хоть слух не режет. Да, как я и сказал, ваше дело приобрело статус государственной важности. Потому что столь четко спланированное, вероломное, бесчеловечное ограбление просто не может оставаться в разряде обычных заурядных преступлений!
К панике Виктора потихоньку прибавлялась слепая злость от того, что его обвиняют в чем-то, чего он никогда не совершал. Епископ говорил о каком-то ограблении, но Виктор ясно помнил все свои действия, совершенные в этом мире. Да и времени на какой-либо грабеж просто не было: караван прибыл в город совсем недавно, и Грокотух практически сразу повел своего спутника в объятия инквизиции.
– Ваше преосвященство, – сказал Палач, – мне кажется, что он не лжет. Некто Лагош, видимо, зачинщик всего представления, перенес Викферта к нам без конкретной цели, да еще и оставил странное послание в его печати…
Виктор вновь нарушил правило молчания и по неведомой причине вдруг зачитал инквизитору стих, который несколько минут назад разглядел в печати иномирца Палач. Слова запомнились сами собой, заключенный озвучил все без единой ошибки, словно эти фразы были крепко-накрепко заучены им еще в далеком детстве. Клод Люций задумчиво изогнул бровь, подошел к Виктору и стал его со всех сторон внимательно осматривать. Чуть прищурившись, повелел:
– Повтори последнюю фразу.
– Э-эм, ладно… Не будет друзей, разойдутся враги – лишь надо железным богам поклониться.
– Железные боги, значит. Вот оно что. И это все? Больше в печати ничего не осталось?
– Никак нет, ваше преосвященство, – заявил Палач, разводя руками. – Хотя, быть может, моих сил недостаточно, а в темных закоулках души допрашиваемого еще что-нибудь можно наскрести.
– Не прибедняйся. Я прекрасно осведомлен о твоих талантах и полностью доверяю врожденному чутью на подобную… ересь. В целом и общем загадка ясна, и вроде бы ответ так и крутится на языке, но мне нужно над этим поразмышлять. Я побуду наедине в своем кабинете. Попрошу до завтрашнего утра меня не тревожить.
Инквизитор легким кивком попрощался с Палачом и покинул пыточную. А дознаватель, проводив своего командира и духовного лидера каким-то странным, слегка презрительным взглядом, повернулся к Виктору и произнес:
– Вот что я скажу тебе, счастливчик. Вижу, ты все-таки не в курсе происходящего, да? Вроде из стана врага, но о планах не осведомлен. Или осведомлен, но скрываешь это столь умело, будто тебя заранее готовили к тому, чтобы не выдавать тайн даже под пытками.
– Я…
– Молчать! Твоя подружка уже дважды пыталась осквернить своими действиями этот храм, и дважды лишь наша доблесть и безукоризненная вера в Свет не давали ей совершать задуманное! Нам неизвестно, когда и где она появится в следующий раз, но эта информация нам очень нужна, и, уж прости, я должен выбить ее из тебя. А если будешь молчать, я прибегну к истязаниям. Даже если ты действительно ничего не знаешь, это будет расценено мной как сокрытие тайн и нежелание сотрудничать с Авельонским инквизиторским орденом!
