Любимая писала, что обязательно засеет все земли, или посадит на кол бывшего управляющего. Что-то мне подсказывает, что моя нежная голубка не блефует. Ее деятельной натуре уже давно требовался выход энергии в деятельности, вот и резвится. Но главное, чтобы земли не пустовали, тем более такие плодородные.
Скота у местного населения в новом поместье было мало, пашут ралом, борону не используют, о плуге только догадываются. Ну, тоже самое было прежде и в Унже, так что по протоптанной тропинке пойдем. Тем более, что часть колесных плугов, как и коней для вспашки, Божана привезла.
Особенно завис я на описании здоровья и поведения детей. Юрий обижается на меня, считая, что двенадцать лет — достаточный возраст для длительного похода, доча Ульяна смешливо строит из себя строгую боярыню, постоянно указывая слугам, что им делать, как сажать жито, как распахивать землю. Наслушалась уже малявочка от меня, а сейчас и от мамы. Ну а Глеб — будущий командир. Так громко кричит, что стены содрогаются, чаще возмущаясь отсутствием рядом кормилицы.
Ну а я здесь, под майским дождем иду к Пскову, наслаждаясь красотой природы, так как больше наслаждаться не чем.
До Пскова шли шестнадцать дней, с учетом остановки в Твери для принятия в войско еще одной сотни дружинников по приказу великого князя.
— Как тут? Крамолу псковичи не возводят? — спросил я Филата — одного из сотников, что ушли к Вячко, а сейчас расположены в Пскове.
— Прости, воевода, не досмотрели мы новгородский обоз, что пришел у град. Там дары были псковским купцам. Вот нынче и вече збирают, кабы гнать войско наше от себя, уже и люд из Изборска да Острова пришел, — кратко описал ситуацию в городе Филат.
Мы не стали входить всем нашим войском с обозом в город, а расположились тремя лагерями с версте друг от друга, с северной стороны от Пскова, аккурат в шести верстах за небольшим лесочком. Так что горожане не знали о реальной численности рати, прибывшей к ним на помощь, и ее возможностей. Первоначально же нахождение ратных подальше от города было вызвано необходимостью отработки сигналов, взаимодействия, маневров. Много варягов пришлых из берендеев, княжих людей, да и отряд пеших новгородцев присоединился к нам, когда прошлись немного по новгородской земле. Появились на мою голову, резко сократив возможности дневного перехода. И не прогнать, так как и пехота нужна была, и взять с собой норовистых охочих людей опасно. Правда, я рассчитывал раздобыть коней для пополнения, да телеги у псковичей, как и пополнить припасы. Однако, вольные горожане, подогретые подарками от новгородцев, принявших сторону шведов, да возбужденные льстивыми речами о торге с Европой, затеяли вече.
Оглушительно зазвучал колокол и народ засуетился. Я же с интересом наблюдал за происходящим. Предполагал, что сейчас галдящие толпы станут прорываться к детинцу, где и должно состояться вакханалия под названием «вече». Однако, вопреки моему скептицизму, большая часть людей организованно оставалась в городе, а на вече шли десятки от сотни и один от десяти — скорее всего такое было правило.
— Ну, Филат, пошли и мы, коли не привечали нас, так сами напросимся в гости, — сказал я и спешился.
Наша делегация была всего из пяти человек, но выглядела внушительно. Впереди шел Бер, чтобы расчищать дорогу, дальше был второй большой человек — Ермолай, который вернулся с берендеями. Следующим шел я и два сотника, которые были в Пскове до прихода войска. На двух гигантах красовались великолепно выполненные бахтерцы с наплечниками и наколенниками. Псковичи, заприметив нас, останавливались и, как зверей в зоопарке, рассматривали, показывая пальцами — так и хотелось кому-нибудь этот палец сломать.
— Господин, Псков, мы токмо отринули Новгород, а он баит, что псковичи повинны под руку новгородскую идти, а сами они под рукой свеев. То якоже мы пойдем? — высказывался перед народом один не богато одетый мужчина, скорее всего из ремесленников.
— Степан, так порадей, как быти нам?! — выкрикнул кто-то из толпы.
— На то треба аще ведать, волю великого князя владимирского, також якая рать пришла к нам? Что порадеют Господину Пскову ратныя великого князя? — высказался Степан и сделал вид, что выискивает тех самых княжьих ратников.
— Воеводу княжего! — начали выкрикивать из толпы.
Мне не особо хотелось выходить по требованию толпы, пусть и вполне организованной и позволяющей говорить выступающему. Выйти по требованию, а не собственной воле — сразу получить невыгодную позицию в предполагаемом споре, но выбора не оставалось. И я пошел…
— Господин Псков, — я поклонился, выказывая свое почтение, хотя не принимал подобную систему управления.
— Ты кто таков? Воеводу зови! Кто воевода княжий? — выкрикивали вечевые люди.
— Аз есмь воевода княжий Корней Владимирович, — сказал я и развел руками в жесте «вот я такой — любуйтесь».
— Молод, ты, боярин, но говори, коли воевода. Кольки ратных исполчил, також как гнать данов измыслили, все говори. Пошто люди псковския головы класть будут, али не будут — то яко вече решит, — сказал достаточно рослый в богатых одеждах и с густой русой бородой мужчина. Скорее всего он имел определенный статус для собравшихся, так как с того момента, как мужчина начал говорить, воцарилась тишина.
— То есть — молод, токмо я и есть воевода по воле князя и войско то мое, сколько войска не скажу. Ратныя люди есть и во Пскове, воны и повинны были ведать о войске, что стоит под градом, — кто-то попытался возмущаться, но я поднял вверх руку, останавливая крикунов. — Войска добрае и с вами, або без вас я данов погоню и добычу возьму. А яко Вы, православные сидеть станете за стеной и трусить?
— Ты трусами псковичей зовешь? — осклабился, стоявший в «президиуме» на площадке для ораторов, явно ратный человек с оружием и в броне с воинской выправкой.
— Я как звать вас, коли вораг уже два града ваших взял, а вы пораду держите, как быти? — я жестко посмотрел на военного.
Почувствовав мое настроение, Бер, попытался подойти ближе, но я остановил его жестом.
— Даны ушли апосля, да и людей воны не побили, токмо девок помяли, да добро забрали, — выкрикнул пузатый низенький мужик в богатых, шитых золотом одеждах и красных ярких сапогах. Что тому чревоугоднику беда чужая, небось, не его дочь и жену снасильничали, да и не его дом сожгли. Явно купчина, который склады держит в самом защищенном месте в Пскове за стенами и то, что вокруг его не сильно то и волнует. Но мне не особо был интересен толстячек.
Я же смотрел в сторону ратного псковича и внутренне улыбался. Тот с силой сжал эфес своего меча, а его лицо, покраснев, приобрело устрашающий вид. Слова купчины явно задели гордость ратного человека, и он был готов кинуться вниз, чтобы наказать пустослова. А я сейчас приобрету себе союзника — то, что скажу, должно понравиться ратному мужу.
— А коли чужая беда, то и не беда? А горе другого, так и не горе вовсе? Так, торговый гость? — обратился я к купчине, но, не дав ему ответить, продолжил. — Девки — то жены и дщери, у них и родитель есть, або муж и воны ждали, что Псков придет до них и погонит ворага, а токмо вече не пустило рати псковские. Ждали, когда даны сами уйдут? А якоже вы разом с эстами жить будете, коли не поможете? И возьмут Ревель даны, да закроют море для торга, яко будете люди торговые, да и люди ремесленные? И, покуда мы радеем, вораг может аще град пожечь, да баб снасиловать, а потом и до ваших баб придут и ваш скабр примут. Так и сидите у граде. А те, кто хочет землю оборонить и ворога побить, идите в табор, что у шести верстах на полначь, берите коня, телегу, снедь да зброю и будем ворага бить.
В толпе начались выкрики. Кто-то одобрил идею, кто-то кричал, что то не по закону самостоятельно идти на войну, если вече не решило посылать ополчение. Что и не хотят идти под командование юнца, чтобы зазря свою голову положить. На этих словах я встрепенулся, но смог таки взять себя в руки. Устраивать пустой треп, который перерастет, скорее всего, в бойню, не было никакого резона.
