С каждой секундой я боялся, что Гром вдруг остановится, станет разочарованно скулить — и тогда придётся возвращаться к тому, с чего начали: снова искать улики на месте преступления в надежде по ним выйти на преступника.
Хотя, поскольку сейчас там вплотную работал Аркадий Ильич, сомнений не имелось: он что-то обязательно накопает либо сам, либо через знакомого в петроградском угро.
Навстречу выкатился пьяный мужичок, одетый явно не по сезону: в армяке и зимнем треухе. Не знаю, что ему могло померещиться с бодуна, но при виде нас он вдруг неистово закрестился.
Гром промчался мимо него, не обращая внимания. Лаубе едва за ним поспевал.
— Свят! Свят! Свят! — донеслось нам в спину.
Мы выскочили на поросший бурьяном пустырь, в конце которого виднелся высокий забор и какое-то одиночное кирпичное строение: не то склад, не то мастерская. Заброшенным оно не выглядело. И забор, и ворота недавно выкрашены зелёной краской, оконные проёмы радовали глаз не зияющими дырами, а стеклом.
Пёс уверенно потащил нас к строению, подбежал к двустворчатым оббитым железом воротам и, усевшись на хвост, испытывающе посмотрел на Константина Генриховича.
— Похоже, он здесь, за воротами, — «перевел» Лаубе.
— Надо проверить, — согласился я и, подозвав Бекешина, приказал ему обойти забор и контролировать с тыла на случай, если наш вор действительно прячется здесь и станет уходить «огородами».
Оставалось понять, а куда мы, собственно, попали. Прежде меня сюда ещё не заносило.
Ни надписей, ни табличек, если не считать вывешенного на крыше кумачового плаката с белыми аршинными буквами, складывающимися в лозунг: «Все трудящиеся в кооперацию». Вряд ли его повесили от нечего делать, скорее всего, за забором притаился какой-то из многочисленных городских кооперативов. Их с началом НЭПа развелось как грибов после дождя.
Догадку подтвердил Леонов.
— Кожевенный кооператив, — сказал он.
Я повёл носом: обычно запахи при производстве кожи специфические, но тут особо лютого амбре не ощущалось. Воздух как воздух.
— У них тут только склад. Мастерская находится в другом месте — и вот там-то полной грудью не подышишь, — правильно истолковал моё поведение Пантелей.
— Странное место выбрали для склада — на отшибе. По идее, без сторожа здесь не обойтись, иначе от склада только рожки да ножки останутся, — вслух прикинул я.
— Сейчас проверим, — Пантелей требовательно постучал по воротам рукояткой «нагана». — Эй, хозяева, хватит спать! Встречайте гостей!
Хлопнула дверь, из строения кто-то вышел и уверенными шагами направился в нашу сторону.
— А вот, наверное, и сторож, — предположил Пантелей. — Явился — не запылился.
Невидимый человек подошёл к воротам. Раздался металлический лязг, приоткрылась небольшая «форточка», в которую чуть высунулось хмурое лицо.
— Чего надо?
— Откройте, милиция! — сказал я.
— Чего надо, милиция? — без тени уважения к действующей власти спросил хмурый.
— Немедленно откройте! — Меня откровенно раздражал издевательский тон сторожа.
— С какой стати? У тебя что, бумага на то есть? — Гражданин за воротами определённо нарывался, строя из себя «законника».
Ситуация порядком подбешивала, но я собрал волю в кулак, чтобы ответить максимально спокойно и без нервов. Не хватало даже в глазах зарвавшихся граждан выглядеть истеричкой.
— Товарищ, мы к вам сунулись не с бухты-барахты. Есть основания подозревать, что на территорию склада проник преступник. В ваших интересах, чтобы мы его обнаружили.
— Какой ещё преступник? Нет здесь никаких преступников! Один я тут. И вообще, не имеете права ломиться! Есть бумага — впущу, нет — проваливайте!
«Подкованный» гражданин продолжал гнуть прежнюю линию, не заметив, что начал заплывать за буйки.
Ненавижу таких умников, которые сами закапывают себя. Потом станешь лить крокодиловы слёзы и раскаиваться, но будет уже поздно.
— Ты хорошо подумал? — дал ему ещё один шанс я, на сей раз последний.
Если продолжится старая канитель, я этому сукину сыну все уши оторву.
— А не то бомбочку за ворота захреначим, будешь знать, — Леонов интуитивно включился в игру, изобразив плохого полицейского.
В его руке действительно оказалась «лимонка», и он демонстративно подкинул её на ладони.
Аргумент убойный, сторожа на секунду охватило оцепенение.
— Не посмеете! — уже без прежней бравады вымолвил сторож.
— Ещё как посмеем! — заверил я.
Мужик за воротами надолго замолчал.
— Эй, дядя! — окликнул Пантелей. — Долго думать собираешься? Открывай, пока мы тут всё к такой-то матери не разнесли!
— Обождите минутку, я должен начальству позвонить. — Форточка закрылась, сторож быстро взбежал на крыльцо и скрылся в доме.
— Позвонить? — мы с Леоновым переглянулись.
К зданию даже не проведено электричество, не говоря о телефонных проводах.
— Ложись! — первым сообразил я и, подавая пример, плюхнулся в густые заросли позади ворот.
Небольшое окно на чердаке распахнулось, оттуда выглянуло чёрное дуло ручного пулемёта и тотчас же очередь скосила траву над нашими головами.
На мгновение стихло, и я приподнял голову. Прямо на меня квадратными от удивления глазами смотрел Леонов. Вид у него был, что называется — несколько охреневший.
— Это что такое? — удивлённо произнёс он, но я не успел ответить.
Вторая очередь прошла уже совсем рядом, в каких-то сантиметрах от нас. Сейчас пулемётчик скорректирует огонь и нашпигует нас свинцом.
Даже в такое, не самое удачное время для раздумий, я вдруг поймал себя на мысли, что эта пальба никак не согласуется с тихой, не привлекающей к себе ненужного внимания, довольно гуманной манерой вора, проникшего в музей. Тот явно не стал бы устраивать такой концерт с музыкой. Не тот почерк, явно не тот…
Да оно, собственно, с любой разумной точки зрения того не стоило: если за воровство ему бы дали сравнительно небольшой срок, то за вооружённое сопротивление сотрудникам милиции светила «вышка».
Не знаю, что здесь происходит, но пока на ум приходит избитая фразочка про то, что «ошибочка вышла».
— Леонов! — тихо позвал я.
— Я! — сразу отозвался он.
— Жив-здоров?
— Что со мной сделается? — чересчур бравурно ответил Пантелей. — Всё нормально, Георгий Олегович.
— Константин Генрихович? Вы как?
— Всё в порядке и со мной, и с Громом, не извольте беспокоиться.
— Отползайте чуть правее — там у пулемётчика мёртвая зона, а я пока вас прикрою. На счёт «три». Раз! Два! Три! — Я резко откатился в сторону, оказался на животе и, выцелив долбаного пулемётчика, нажал спусковой крючок.
Конечно, не попал — из такого положения не всякий снайпер поразит мишень, но хотя бы заставил гадёныша юркнуть внутрь, он даже пулемёт с диском на время выпустил из рук (подобную «машинку» я здесь встречал редко — всё больше классические «максимы» в разных вариациях).
Леонов и Лаубе удачно использовали эту короткую передышку, убравшись из области поражения.
— Пантелей, гранату! — крикнул я.
Вот и пригодилась «лимонка», захваченная моим замом. Меткий бросок, и она стала финальным аккордом в этой скоротечной схватке. Я поразился не то удаче, не то меткости Леонова: это ж надо так умудриться и закинуть бомбу аккурат в окошко чердака. Я бы в жизни так не сумел.
На чердаке бахнул взрыв, полыхнуло пламя, нас обдало дождём из мелких щепок.
Гнездо пулемётчика было подавлено, после столь точного бомбометания внутри кому-то сильно поплохело. В строении точно есть и другие люди: из пулемёта палил не сторож, но пока они себя ничем не проявили.
— Константин Генрихович! — воскликнул я.
— Да…
— Забирайте Грома и бегите за подмогой. В отделение, ЧОН — не важно!
— А как же вы?
— Выполняйте приказ! — рявкнул я, надеясь, что не наношу старому сыщику оскорбления.
Ужасно не хотелось подставлять Настиного отца под пули. Не приведи господь, если его хотя бы зацепит — я же потом сам себя со свету сживу!
