— В этом есть резон, — помолчав немного согласился император. — А насчет еще двадцати лет на троне… Я просто не выдержу. Устал. Думаю, отречься в твою пользу, в конце концов пятнадцать лет я этот груз на себе выдержал, хватит.
Естественно, даже моих не слишком великих познаний в истории хватало, чтобы понять, что этот разговор рано или поздно случится. Слишком уж часто в книгах упоминалось желание Александра удалиться от дворцовой суеты, вот только я думал, что этот момент настанет лет на пять позже. Но видимо мои успехи на ниве коммерции и государственного управления натолкнули брата на мысль, что он может выйти на пенсию пораньше.
— Давай не будем суетиться, — возможность того, что я могу занять место императора уже завтра, меня откровенно напугала. Все же позиция великого князя давала огромные привилегии и при этом не налагала слишком уж большой ответственности. Брать на себя всю текучку управления государством означало похоронить десятки проектов, которые были еще только в планах. Очевидно, что у императора на это просто не хватит времени. Я немного подумал и выдал приемлемый, как мне показалось вариант. — Предлагаю, когда ты поймешь, что действительно не тянешь, не отрекаться полностью, а сделать меня соправителем. Такое уже было в истории России минимум два раза…
— Петр и Иван, — кивнул Александр. — А кто еще?
— Борис Годунов и его сын Федор.
— Сомнительные примеры, тебе не кажется?
— Ха, — не смог я сдержать смешка, — это да. Но мы попробуем все же сделать более удачно. Да и…
— Что?
— Ты просидел на троне семнадцать лет и хочешь отречься. Если ты сделаешь это сегодня… То мне придется мучиться минимум двадцать пять, пока я не смогу передать его сыну. Давай все же попробуем распределить эту ношу более справедливо.
— Хм… Не смотрел на этот вопрос с такой стороны, хорошо, я подумаю над твоим предложением. — Александр задумчиво потер переносицу. — На меня давят. Многим не нравится, то что мы делаем.
— То что я делаю? — Приподняв бровь уточнил я.
— Да, — кивнул крестный. — После попытки переворота проявлять недовольство открыто в основном боятся, но исподволь… Количество докладных, намекающих, что ты расшатываешь устои государства я уже устал считать. Слишком много ног ты успел оттоптать в свои неполные двадцать.
Это было действительно так, сколько желающих присоседиться к строительству той же железной дороги, которую мы с Демидовым пока вообще-то тянули на свои собственные деньги, пришлось — где мягко а где и грубо — отшить, я даже не берусь считать. Почему-то немалая часть вельмож в стране продолжала считать, что их участие в том или ином проекте будет для меня огромным счастьем. Причем, на мелочь всякую — типа тех же сахарных заводов или канцелярской мануфактуры — наши князья, генералы и министры не разменивались, сразу хотели влезть с ногами в что-то более серьезное.
— Ничего. Перетопчутся.
— Это не добавит тебе любви.
— Пусть ненавидят пока боятся, — ответил я удачно подвернувшейся цитатой, и на этом темя сама собой увяла. Александр после нескольких не слишком удачных попыток затянуть меня в круговорот жизни высшего света, от которого я сознательно дистанцировался, бросил это неблагодарное дело. Благо я уже сумел доказать брату, что все, чем я занимаюсь, идет в итоге на пользу стране и династии, и что на меня можно положиться, не слишком контролируя все подряд.
Мы вновь замолчали, только передавая друг другу бутылку шампанского. Она достаточно быстро показала дно.
— Граф Кэткарт вчера на аудиенцию напросился, — спустя несколько минут нарушил тишину брат.
— Что англичанам нужно?
— Мне передали ноту английского правительства насчет увеличения присутствия наших переселенцев в Мексике и на Тихом Океане.
— Не нравится лордам что мы начали более активную экспансию, хорошо.
— Хорошо?
— Если враги нас ругают, — выдал я известную фразу Сталина, — значит мы все делаем правильно.
— Это да… Кэткарт намекнул, что следующая партия переселенцев вполне может не доплыть до места назначения, исчезнув где-нибудь в Ла-Манше.
— Думаешь они готовы пойти на открытый конфликт? — Я удивленно вздернул брови. Мне казалось, что до тех пор, пока на троне в Париже сидит Наполеон Бонапарт, Лондон на открытую конфронтацию идти не станет.
Отношение между Россией и Великобританией все так же оставались крайне холодными, но тут островитяне попали в настоящий цугцванг. С одной стороны, они не могли себе позволить улучшение двусторонних отношений — Петербург все время поднимал вопрос о занятых англичанами островах в Ионическом и Карибском морях, так что это уже стало вопросом принципа для двух столиц. С другой стороны, любое давление на русских толкало нас в объятия Наполеона, а учитывая, что последние три года корсиканец всерьез озаботился постройкой флота — французы с удовольствием закупали наш лес, пеньку, деготь и все остальное необходимое для этого дела, что попутно еще и снижало нашу зависимость от внешней торговли с англичанами — полноценный союз двух империй островное государство могло и не пережить. Но опять же в гробу я видел Францию с Наполеоном во главе, способную вырваться в своей экспансии на мировые просторы. Лично меня максимально устраивал сложившийся статус кво, при котором Бонапарт оставался главным пугалом на континенте а мы могли спокойно развиваться не отвлекаясь на международную политику.
— Кое-кто из Сити изрядно вложился в дело Мексиканской революции, — пожал плечами император. — Сложно сказать, на что они готовы пойти чтобы сохранить свои инвестиции.
— Как обычно, самая чувствительная точка на теле британского льва — его кошелек, — хмыкнул я, в очередной раз поражаясь, на сколько ничего не меняется даже спустя пару веков.
— Это точно! — Александру такое определение явно понравилось. — Не думаю, учитывая совершенно отчётливый призрак второго булонского лагеря, что англичане могут пойти на открытую конфронтацию. Но вот корабли наши до Америки перестанут доплывать совершенно точно.
— Хреново…
После трех лет относительного мира в Европе — вялотекущее противостояние Англии и Франции тут вынесем за скобки — на континенте вновь запахло войной. К сожалению, на долго сохранить секрет гремучей ртути и колпачковых пуль нам не удалось, и теперь все европейские страны со всех ног бросились перевооружать свои армии на передовое вооружение. В этом деле мы имели изрядную фору в добрых восемь лет, поэтому могли себе позволить не только наблюдать за тараканьими бегами свысока, но и потихоньку приторговывать оружием. Те же пруссаки, поломавшись немного — кое-кого пришлось подкупить, на кого-то надавить, а кое-где сыграл сам фактор русско-прусского союза — заказали у нас пятьдесят тысяч стволов. Хоть в каком-то варианте истории высокотехнологичные товары идут в обратную сторону.
В общем было уже с одной стороны понятно, что новой войны не избежать, а с другой — пока европейцы не перевооружатся, вряд ли всерьез начнут боевые действия. Так что года два-три у нас по любому в запасе было.
— В кабинете Дженкинсона очень болезненно отреагировали на наш с Испанией договор о разделении сфер влияния на тихоокеанском побережье Америки. Они-то эти земли считают почти своими.
— Ну да, это пока американцы их оттуда не вышвырнули.
— Думаешь вышвырнут?
— Обязательно. Канаду британцы конечно не отдадут, а все что южнее — не удержат. Хорошо бы и с англичанами договор подобный заключить, только чтобы им пообещать взамен… — Вопрос был не праздный, к сожалению, на данном этапе мы очень мало что могли предложить Великобритании. Разве что удар в спину Наполеону, но на это уже мы были не согласны.
Вернее, были в Петербурге политические круги, особенно в среде армейцев, которые спали и видели искупать коней в Сене, однако пока мне удавалось убеждать брата, что нейтралитет и торговля с обеими сторонами конфликта для нас банально выгоднее.
— Прикажу Ивану Антоновичу этот вопрос обдумать и составить меморандум.
