— Ну почему же, — нарочито показательно удивился заявлению гэбиста Николай. — Мы принимаем к себе всех ребят. Вам должно было глубже изучить наш клуб. Что, не получилось внедрить в ряды коммунаров агентуру? Даже не пытайтесь! Вы лузер против нашего огромного опыта вычисления читеров и кротов, поверьте уж мне на слово. Но вернемся к нашим ребятам. При должном отношении можно практически из любого человека сделать сильного бойца. Если он не совсем уж безнадежно болен, конечно. У нас не принято, как в спортивных ДЮСШ оставлять себе только «перспективных». Кстати, не находите несправедливым тот факт, что деньги на спортивные общества выделяет государство, а их функционеры гонятся только за внешними результатами, совершенно забыв о здоровье всего общества? У нас абсолютно другой подход. Каждый имеет право вырасти насколько ему позволяет его природная конституция и попытаться прыгнуть выше головы.
— Но чему же вы учите ребят в плане идеологии? — Горчак скорей всего был прислан сюда непросто так. Это болван из райкома работал как таран, службист же должен был придать всему действию официальный характер «Святой инквизиции». За кого же горисполкомовский деятель топил на самом деле, было для Николая пока непонятно.
— В принципе все просто — обычные коммунистические идеалы. Человек человеку друг, товарищ и брат.
— Точно? — остро глянул на вихрастого парня Борисов. — Я тут слышал, что ребята из «Коммунара» гроза местных хулиганов. Были жалобы на них в милицию. Поколачивают они шпану. Разве это по-пионерски, товарищ Истомин?
— Жалобы подтвердились?
Николай явно издевался, и капитан еле смог сдержать себя в руках.
— Нет, свидетелей не нашли. У вас там круговая порука.
— Так ведь товарищ и брат?
— Но только для своих?
— Ну почему же? Для всех хороших людей.
— Получается, что чужаки и те, кто не входит в понятие «хорошего» человека, вам враги по определению и сними можно делать что угодно?
Гэбэшник аккуратно, как ему казалось, загонял директора клуба в ловушку.
— «Если враг не сдается, то его уничтожают»
— Ничего себе у вас фашистские лозунги! — не к месту вмешался секретарь райкома.
— Вы против товарища Сталина сейчас выступаете?
Самохвалов поперхнулся и в панике замахал руками. Он не знал, что на самом деле её написал Максим Горький, а Сталин только процитировал в приказе от 23 февраля 1942 года. Но в этот момент старому партийному работнику показалось, что вдалеке вспыхнули пенсне товарища Берии и его обуял ужас.
— Хорошо, — примирительно поднял руки Борисов. — Ваши ребята после такого воспитания составляют дружную семью порядочных советских людей. Дальше что? Они так и будут конфликтовать со всеми, кто не входит в их круг?
— Возможно, — Николай откинулся на стуле, вальяжно расположив руки, — в принципе это уже им решать. Мое дело показать дорогу.
— Не слишком ли они далеко уйдут в своем упорстве? Мы все-таки живем в человеческом обществе со всем присущими ему недостатками и пережитками? Нужны компромиссы.
— Вот, ключевое слово — компромиссы. Вы на что намекаете, товарищ капитан. Что следует мириться с карьеристами, прощелыгами, взяточниками и прочей сволочью? Этим вы занимаетесь по жизни?
— Я бы попросил! — лицо гэбэшника пошло пунцовыми пятнами. Этот вихрастый паренек в своей наглости перешел все границы дозволенного.
— И не просите. Это ваше разгильдяйство в настоящем, в будущем обернулось гибелью великой державы. Нашей, замечу, державы! Ваша практика потакания порочна и чревата. Вам же, капитан, должны были донести, сколько миллионов людей наша страна потеряла в девяностые и нулевые. Вам такого геноцида русского народа мало?
— Миллионов? — ахнул сидевший с края стола пожилой человек. Его вытянутое фактурное лицо можно было использовать в каком-нибудь фильме про революцию. Так и должен был выглядеть старый проверенный большевик. — Простите, не представился. Илья Миронович Булатов, депутат Василеостровского райсовета.
— Очень приятно, Илья Миронович, — мужчина Николаю сразу понравился. Пусть и сидел молча, но его глаза выдавали живую мысль и искреннее внимание. — Вы на заводе работаете?
— Да, я бригадир с Судостроительного.
— Ну и как у вас там — мирятся с бракоделами?
— Да вы что! Мы же атомные ледоколы строим! Нам ошибаться нельзя. Да и коллектив у нас дружный.
— Прорабатываете, небось, отстающих и пьяниц.
— Ну как без этого! — Булатов оживился. Самохвалов же, наоборот, все порывался остановить бригадира, но уже побаивался. — Если человек не совсем пропащий, то стараемся направить его на путь истинный.
— Ну а если никак?
— Тогда расстаемся. Безо всякой жалости. Он ведь не один живет, так пусть соблюдает требования коллектива. Тем более что никто не мешает нам высказаться по любому поводу на собрании. Молодежь сейчас шустрая, инициатив с её стороны много. После вашего появления, людей из будущего, забурлил народ, — мужчина остановился и снова вперся пронзительными глазами в Истомина. — Так это правда про миллионы?
Николай помедлил с ответом. Он еще раз обвел взором сидевших в кабинете. Самохвалов уставился на него трусоватым и откровенно ненавидящим взглядом. Капитан Борисов с прищуром, как на забавного зверька, которого надо упрятать в зоопарк. Горчак с затаенным любопытством, директор клуба глаза и вовсе отвел в сторону. Из всех здесь искренен был только этот простоватый работяга. Внезапно гэбист ожил.
— Я бы посоветовал вам все-таки следить за своими словами.
— Иначе что будет? Наивный вы, однако чувак, товарищ капитан. Это было в том мире, так что ничего страшного в разглашении некоторых фактов нет. Товарищ Булатов, в результате контрреволюции на территории бывшего СССР, — на последних словах невольно вздрогнули все, — десятки тысячи людей погибли в вооруженных конфликтах, сотни тысяч в результате неслыханного разгула криминала. Молодежь, крепкая, спортивная с азартом расстреливала друг друга в бандитских разборках, посторонние люди также гибли в них и разбойных нападениях. Сотни тысяч преждевременно умирали от враз насупившей нищеты и невозможности получить квалифицированную медицинскую помощь. Миллионы просто не родились. Население страны резко сократилось. Что это как не геноцид?
В кабинете повисло вязкое молчание. Возразить против подобных фактов им было нечем. Нежданно затянувшуюся паузу прервал Горчак.
— И вы хотите, чтобы ваши воспитанники силой противостояли возможности возникновения схожей ситуации?
Николай вздохнул. Что ж так убого-то?
— Чтобы хотя бы были готовы противостоять. Но не это главное. Вы почему-то забываете, что кроме физической силы есть нравственная, моральная. Наши воспитанники будут поступать в высшие заведения, пойдут в армию. Они станут достойными членами нашего общества. И они не будут одиноки в борьбе с отсталостью и замшелостью нынешнего социума.
— Нелегко им придется.
— Зря ёрничаете, товарищ, не знаю кто на самом деле! Лучше уж так, чем безвольно погибнуть под пулями бандитов или в нищете, потеряв любимую работу. Не забывайте, что, разбрасывая камни, вы поднимаете волну. Нельзя убрать болото, не замутив его.
— Любопытно, — Горчак что-то отметил у себя в блокноте, — выстраиваете новую структуру помимо официальной. Это как-то, знаете, попахивает откровенной антисоветчиной.
— Опять у вас протухшая демагогия, товарищ. Наш клуб выстроен на фундаменте лучших идеалов всего человечества. Мы постарались собрать вместе все достижения нынешней цивилизации и использовать их в настоящем деле. Если они в чем-то не согласованы с заскорузлыми представлениями нынешней партократии, то это уже ваши проблемы. Новое зачастую вырастает вопреки. Но, я хочу особо заметить, — Истомин насмешливо смотрел на членов комиссии, — именно такие ячейки — провозвестники будущего со временем станут его новым каркасом, выстраивая абсолютно иное общество, независимое ни от кого.
— Да вы резонёр.
— Ну почему же, это только с вашей точки зрения. Мы же действуем согласно науке.
