В целом, такое куда интереснее достижений колхозников и преобразователей природы, хотя вслух так никто не скажет: в нашей стране труд — это труд, а не повод для глупого соревнования между отраслями народного хозяйства.
То, что у меня внутри, в голове или том, что мне таковой казалось (я был даже более кругл, чем приснопамятный ЦТМ, только, в отличие от здания, круглого в плане — кругл целиком), проигрывается восторженная агитка, детище местной пропаганды и массовой информации, я понял почти сразу.
Живые, обычные люди крайне редко пользуются столь возвышенными словами и собираемыми из них восторженными периодами, до крайности тяжеловесными. Стиль изложения, с одной стороны, слегка давил, с другой — был интересен. Где-то на самом нижнем уровне моего странного сознания, в совершенно фоновом режиме, шел процесс, постоянно пытающийся сравнить происходящее и узнаваемое с каким-то другим массивом информации, массивом, некогда доступным, а теперь прочно забытым, и сравнение это оказывалось крайне занимательным.
В любом случае, информация была полезна: я точно понимал, куда и зачем меня везут. Еще я догадывался, что именно мне предстоит там делать: скорее всего, совершать разные полезные манипуляции, задорно мигать лампочками и в целом радовать молодежь и юношество.
Доехали быстро. Встроенный куда-то внутрь меня прибор, все в том же, сознательно-невидимом режиме, дал понять, что средняя скорость составила восемь десятков километров в час, проехали мы этих километров около сорока, в пути останавливались трижды (два раза на несколько секунд и один — почти на четыре минуты), следовательно, ехали чуть более получаса.
Дорогу я, кстати, отлично видел: удалось подключиться к внешним обзорным кристаллам, точнее, к их световодам, и первые минут десять я развлекался, наблюдая дорожную обстановку то с одной точки на корпусе грузовика, то с другой, а то и вовсе из кабины водителя. Потом мне надоело созерцать чисто вымытые улицы, и я остался смотреть картинку, транслируемую из кабины: было интересно.
В самой кабине, кроме шофера, присутствовал давешний старший лаборант, черт с рогами. Он был молчалив, задумчив, игнорировал попытки водителя завязать непринужденную беседу... И постоянно крутил в руке тот самый пульт, само наличие которого так возмутило меня немногим ранее.
Приехали.
Грузовик остановился, потом еще немного проехал, и остановился еще раз. Что-то лязгнуло, загремело, и контейнер, в который меня поместили в лаборатории, медленно поплыл куда-то по воздуху: то ли кто-то из участников процесса воспользовался той самой магией, в которую я, покамест, так и не смог до конца поверить, то ли к грузовику подогнали хорошо отрегулированный и управляемый вилочный погрузчик.
Кстати, что такое «вилочный погрузчик», я доподлинно понять не смог, но сам термин, на всякий случай, накрепко запомнил.
Потом меня достали из контейнера: просто сняли верхнюю крышку и отсоединили боковые стенки. Оказался я, вместе с оставшимся от ящика поддоном, в большом и гулком холле, сейчас почти пустом, окруженный десятком любопытствующих и какой-то далекой мебелью.
Потом меня зачем-то подключили к внешнему источнику питания. Источник оказался очевидным инвертором, впрочем, немного странным: подключение я видел только одно, и было это подключение к моему внешнему порту. Откуда установка берет электричество, я догадаться не смог: предполагаемый инвертор на аккумуляторную станцию похож не был. В итоге, немного повращав выносным телекристаллом (удобнейшая штука оказалась!), и не найдя больше никаких проводов, историю с инвертором решил записать в пухнущий виртуально список тайн, загадок и непонятных явлений, окружавших меня с самого рождения.
- Техконтроль идёт, - сообщил в пустоту старший лаборант Семенов, так и не отошедший от меня ни на минуту. - Сейчас начнется. - Что именно начнется, черт в халате не уточнил, но по самому тону стало понятно: ничего хорошего.
Техконтроль явился Семенову в лице двоих одинаково одетых сотрудников. Первый был невысок и даже на вид удивительно силён, а еще чудовищно бородат: растительность брала начало где-то под могучим красноватым носом, и достигала, причудливо заплетенная, примерно уровня колен индивида. Второй был схожего роста, но совершенно безволос (не было даже бровей), востронос, и, кажется, слегка зеленоват. Впрочем, последнее могло быть следствием причудливой игры освещения или настроек моей собственной зрительной матрицы.
- Вопрос сходу. Где резервный контур охлаждения? - высоким нервным голосом воплотил претензию второй технический контролер. - Мы находимся в здании, под крышей, площадь помещения составляет менее тысячи квадратных метров, помещение отапливается. Устройство экспериментальное, частично биологическое. Должно быть охлаждение!
- Вы, товарищ, сначала представьтесь, - парировал Семенов. - Охлаждение есть, встроено в корпус!
- Мы понимаем, что в корпус, - подал голос второй контролер, тот, который был
первым, очевидным образом игнорируя законное требование лаборанта. - Коллега говорит о резервном. Внешнем. Где?
Семенов внезапно понял, что эти двое за что-то его, Семенова, не любят. Возможно, нелюбовь относилась ко всем чертям и их потомкам в целом, может, неудачным задался день или причина была в чем-то другом, но следствие оказалось очевидным. Договориться не получилось бы: нет никого в советской стране въедливее и вреднее, чем вооруженные инструкцией товарищи при исполнении, в чем бы таковое не заключалось. Пора было вызывать кавалерию, и та не замедлила явиться, причем сразу бронетанковая и безо всякого вызова.
- Товарищи! - оказавшийся поблизости невысокий, но страшно головастый (в прямом смысле) хээсэс властно вмешался в спор технического персонала между собой. - В чем, собственно проблема?
Семенов принялся решать: радоваться ему или, наоборот, печалиться. Вновь появившийся товарищ был уверенно опознан: Дмитрий Анатольевич Аркудин, курировавший выставку со стороны горкома Партии, разумеется, был знаком всем и каждому, хотя бы иногда выходящему в информаторий.
Знаком, кстати, сразу с нескольких сторон: как энтузиаст юной науки, как дотошный и досконально разбирающийся в вопросе экономист, и даже как лектор, яростный и популярный. Ждать от товарища Аркудина можно было чего угодно, но вероятности, традиционно, были на стороне квартерона чертячьей национальности.
- Товарищи! - повторил обращение чиновник. - Полагаю ваше мнение рядовой придиркой! В той же инструкции, на которую вы сейчас оба ссылаетесь, советским по белому изложено: требования к внешнему контуру охлаждения предъявляются только в случае демонстрации, длящейся свыше часа! Достаточно делать десятиминутный перерыв, отключая питание изделия через каждый час, и никаких проблем не возникнет даже теоретически! Кроме того, мы имеем дело с устройством широкого бытового назначения, как раз и рассчитанного на работу в помещении, закрытом и отапливаемом. Уж наверняка товарищи конструкторы учли эти требования, тем более...
Аркудин повернулся к Семенову. - Товарищ, Вы же, кажется, из УБОНа? - И, дождавшись согласного кивка и подтверждающего междометия, продолжил: - Тем более, эти требования пишут как раз в Университете, в Бытобснасе!
В общем, кавалерия явилась из-за холмов, разгромила в пух и прах вражескую пехоту, и снова скрылась в складках местности. Техконтроль отстал: пообещав только «если что, то все того и даже этого», чудная двойка ушла терзать представителей следующего стенда.
Зал постепенно наполнялся народом. Это я мог только слышать: меня почти сразу накрыли тканью, кажется, очень плотной и даже металлизированной. Смотреть сквозь нее я не мог ни в одном из режимов, подключаться же к системе наблюдения, во-первых, счел опасным, во-вторых, не знал, как это сделать. Хотелось уже некоторой определенности, и она наступила.
- Дорогие друзья! - донесся полный энтузиазма голос старшего лаборанта Семенова. - Лаборатория Перспектив Университета Бытового Обслуживания Населения с гордостью представляет Изделие А-Два! Это — новейший бытовой робот, предназначенный для решения огромного спектра задач по дому и приусадебному участку, воспитания детей, дрессировки животных и других работ, освобождение от которых станет новой вехой на пути к вершинам чисто интеллектуального труда будущего коммунара!
