— Лодьи с войском по воде идут, боярин.
— Много?
— Там считать никто не умеет, но по рассказу сотни три оружных.
— Сейчас вам жопу напинают, — напророчила Полина Дмитриевна и скосила взгляд в прихожую, где на крючке висела двустволка. — И мне заодно попадёт.
Самарин не стал комментировать и пошёл на стройку объявлять обеденный перерыв. А если всё настолько плохо, как предполагает бабушка Поля, то и выходной. Пришлось объяснять бригадиру, что планировавшийся на начало сентября фестиваль реконструкторов, посвящённый очередной годовщине ополчения Минина и Пожарского, по политическим мотивам перенесли на ранние сроки, а его, как главного организатора, предупредить забыли.
— Бюрократы, что ты сделаешь.
— А мы чем им помешаем? — не понял бригадир.
— Просто представь толпу здоровых мужиков, очень злых из-за того, что пришлось резко перекраивать все планы и срочно срываться с места.
— Представил, и что? Посидят у костра, водки попьют, песни под гитару попоют.
— Твоим работягам морды набьют.
— Им-то за что?
— Как знаешь, — пожал плечами Андрей Михайлович и выдвинул убийственный аргумент, с гарантией действующий на любую строительную контору. — Потом кто-нибудь вызовет милицию и твоих Джамшутов повяжут. Ни за что не поверю, будто у них есть вид на жительство и разрешение на работу.
Такая постановка вопроса в самом деле убедила, и наскоро пообедав, работяги погрузились в раздолбанный ПАЗ и уехали.
— Три куба бетона в минус, — сказал на прощание бригадир. — Завтра с утра расколотим, пока прочность не набрал.
Денис уже выкатил на берег обе пушки, зарядил их, и замаскировал орудия толстой фанерой от опалубки фундамента. Сверху набросал нарезанных ивовых веток, и с полусотни шагов позиция стала похожа на два поросших кустами холмика посреди стройки. Она в первую очередь привлечёт внимание, и лодьи причалят именно здесь. Два залпа в упор, а там можно отступить за ворота, поливая противника короткими очередями. Разумно.
— Кто это может быть, Дениска? — спросил Самарин.
— Москва или Тверь, больше некому. Удельные князья три сотни не соберут, а эти могут.
— А с Тверью у нас…
— Никак у нас с Тверью. Князь Борис Александрович не любит Шемяку, но против него не пойдёт. Ему любая смута на Москве только на пользу.
— Но из Твери по Волге удобнее.
— Удобнее, кто же спорит? Только он Казимиру Литовскому в рот заглядывает, и по его приказу вполне может показать Шемяке, что тот на Москве не совсем хозяин. Опять же, если Казимир Можайск воевал, то верного пса с собой брал.
— Весело вы тут живёте.
— Всегда так было, — не поддержал веселье Дионисий. — То московские тверских режут, то наоборот. Ядами травят ещё… Мы привыкли.
— Хреновая привычка, — Андрей Михайлович покачал головой и устроился поудобнее, приготовившись к длительному ожиданию.
А примерно через час заявился самозваный староста деревни со странным вопросом:
— Будешь ли посоху собирать, боярин?
— Это что такое?
Всё в Андрее Михайловиче указывало на человека богатого, родовитого, но иноземного происхождения, поэтому староста терпеливо пояснил:
— Стало быть, осьмнадцать нас душ мужеска полу. Оружие дашь, так и воевать за тебя станем. Своего нету.
Самарин заподозрил подвох, но никак не мог понять, в чём он заключается. Мужику наверняка уже доложили о численности плывущего сюда войска, и желание повоевать выглядит по меньшей мере странно. Рассчитывает разжиться дорогим оружием и свинтить в более спокойные места?
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Филином кличут, боярин.
— Филин, значит, — кивнул Андрей Михайлович. — А вот скажи мне, Филин, зачем тебе в чужую драку лезть? Ни оружия, ни брони. Побьют же сразу.
— Побьют, — согласился староста. — Но лучше уж так, чем с голодухи. Нам без тебя всё равно зиму не пережить.
— А со мной, значит…
— Мы же не милостыню просим, боярин! Мы отработаем! Вот у тебя сарацины острожек ладить начали, но разве сарацин что толковое сделает? Курям на смех, а не работа. Ежели бы нас… за харчи, али ещё как…
Мысль использовать на строительстве местную рабочую силу приходила к Самарину и раньше, но что-то останавливало. Скорее всего, подсознательно не хотелось нарушать режим секретности. Хотя, какой сейчас к чертям режим? Что видят проплывающие по Клязьме купцы и селяне из деревни? Стоят, значит, в чистом поле распахнутые настежь ворота, а из них то сарацины с носилками выскочат, то боярыня в парче да жемчугах появится, то ещё какое диво. А перед закатом ворота закрываются и исчезают. И слухи о чудесах разлетаются во все стороны со скоростью ветра. В самом деле, что может быть чудеснее слухов о кучах дорогого железа, безжалостно закапываемого в землю? Не успеешь опомниться, как заявятся желающие отщипнуть кусочек от вкусного пирога. Не они ли, кстати, сейчас плывут?
— Ладно, Филин, с харчами позже разберёмся, — принял решение Самарин. — Сколько вас всего народу?
— Так осьмнадцать душ же.
— А бабы с детишками?
— Разве они…
— Не воевать, дубина! Загоняй их за ворота, и пусть сидят там тихо и ничего не трогают. Потом свою посоху гони в помощь боярину Кутузову.
— Тоже боярин? — удивился Филин.
— Ещё какой! Прямой потомок Александра Македонского по мужской линии, — пошутил Андрей Михайлович. — И пошевеливайтесь!
— Мы мигом, боярин, — поклонился староста и побежал в сторону деревеньки.
В самом деле, почему бы не испытать добровольцев в бою? С дрекольем против копий и сабель посылать не стоит, но Дениске посильную помощь окажут. Глядишь, вместо двух выстрелов успеет сделать четыре, и не придётся бросать пушки. По результатам и выяснится, простые ли это работяги за куль муки и плошку каши, или уже отцы-основатели нового города.
Интересно, Полина Дмитриевна накормит ораву баб и детишек сразу, или сначала загонит на прополку огорода, заросшего бурьяном в человеческий рост? У бабушки Поли не забалуешь и не растолстеешь от безделья.
Лодьи медленно выплывали из-за поворота извилистой Клязьмы. Вполне возможно, это были насады или расшивы, но Самарин не разбирался в типах старинных речных судов, и делил их на две категории — если большая и длинная, то ушкуй, а если большая и пузатая, то конечно же лодья. Здесь восемь штук как раз пузатых, забитых людьми под завязку. Но не похоже, чтобы там готовились к бою — почти все без шлемов и кольчуг, теснятся у бортов, мешая неторопливо ворочающим вёслами гребцам, и с любопытством пялятся на берег. Прямо сюжет для картины Рериха с варяжскими гостями.
Но при взгляде через бинокль всё не так красиво — у нескольких человек видны повязки с бурыми пятнами, в бортах торчат обломки стрел, и на носу каждой лодьи по несколько стрелков со снаряженными луками.
Если откуда-то прорывались с боем, стало быть, свои? Или нет? И Дениска сидит молча в своём фанерном блиндаже, ждёт, когда посудины вползут под верный выстрел.
Вёсла затабанили, притормаживая лодьи, семь из них повернули к берегу, намереваясь пристать чуть выше по течению, головная же прошла дальше и ткнулась носом в песок напротив фундамента будущего острога. Не дожидаясь сходней, через борт спрыгнул довольно богато одетый и вооружённый человек средних лет. Но тоже без шлема, и саблю их ножен он не вытаскивал. Что это, приглашение на переговоры?
Почему бы не поговорить, если приглашают? Подраться всегда успеется. Самарин поднялся с травы, положил карабин на сгиб левой руки, и пошёл навстречу. Выглядел он, пожалуй, в сравнении с незнакомцем с лодьи сущим нищебродом. Чёрные сапоги, потёртый камуфляж, зелёный бронежилет… Если бы не каска-сфера со стеклянным щитком, приняли бы за оголодавшего и выбравшегося к людям лешего.
Андрей Михайлович остановился и посмотрел с вопросом. По правилам приличия первым представляется гость, если, конечно, он не выше званием и родом. Только не та ситуация, чтобы играть в местничество.
Этот гость считал иначе и долго молчал. Потом спросил, стараясь избегать урона достоинству:
