— А паспорт у тебя есть?
Серёга неуверенно хлопает себя по карманам. Времена на дворе стоят не те, когда приходилось всё время таскать с собой заветный документ, чтобы не загреметь «до выяснения личности».
— Из всей компании паспорт оказывается только у Толика, парня с бородкой, того самого, кто раньше работал в стройотряде. Я прихватываю его с собой, и мы вместе доходим до сельпо.
Поход на базу — тот ещё квест. Будет очень обидно, если у меня с собой не окажется нужных предметов для общения с ключевыми персонажами. А некоторые из этих предметов продают исключительно совершеннолетним.
Затарившись, мы с Женькой седлаем верный мопед и едем в Телепень.
Райком в Телепене меня удивляет. Планировкой это здание похоже на сотни других, разбросанных по всей России. Те же белые колонны, лепнина и приземисто-скучный вид.
Но выкрашено оно не традиционной жёлто-коричневой охрой, а в несерьёзный, можно даже сказать легкомысленный розовый цвет. Из за этого райком напоминает маленький, пафосный оперный театр.
По лестнице, покрытой истёртой ковровой дорожкой, поднимаемся на второй этаж. Все серьёзные начальники сидят на верхнем этаже. Это даже дети знают. По табличкам ищем кабинет Авдеевой.
Неладное я подозреваю ещё на подходе. Из двери вылетает мужик в очках и рубашке с коротким рукавом, с растёкшимися подмышками пятнами пота. Одной трясущейся рукой он прижимает к груди папку с бумагами, второй извлекает из кармана носовой платок и промакивает им лоб.
— Ведьма, — говорит мужик, — кикимора.
Облегчив душу, мужик опасливо оглядывается и быстрой походкой удаляется в сторону лестницы.
— Нам туда! — безошибочно определяю я.
Секретарша Авдеевой напоминает дурно сделанную копию со своей начальницы. Такой же волевой подбородок, плотно сжатые губы и высокая причёска, залитая лаком.
Только над внешностью руководительницы потрудился скульптор, в юности Авдеева была недурна собой, если судить по дочке. А вот секретаршу ваяли при помощи топора.
Она сидит, заслонившись словно бруствером, огромной канцелярской пишущей машинкой, на которой, не прекращая говорить со мной, строчит с пулемётной скоростью. Такое чувство, что на своём месте она не просто окопалась, но и успела пустить корни.
Крохотная приёмная перекрывает вход сразу два кабинета, Авдеевский и чей-то напротив. Чей, я даже не успеваю разглядеть.
— У Светланы Юрьевны планёрка!
— А когда закончится?
— Сразу после планёрки — совещание.
— А после совещания?
— После совещания заседание комитета.
— Но нам назначено…
— Ожидайте.
Величественным жестом она отправляет нас в коридор. В приёмной и правда нет даже намёка на стулья, или ещё что-то предназначенное для ожидания.
В коридоре перед кабинетом, подтверждая слова секретарши, уже начинают кучковаться мужчины. Все, при разной комплекции, росте и возрасте друг на друга похожи одинаково обречённо-озадаченным выражением лица.
Такие лица можно встретить в очереди к кабинету зубного врача. С одной стороны, полный фатализм, мол отсюда не убежишь, с другой — внутреннее изумление «как же я докатился до жизни такой, ведь обещал себе каждый день чистить зубы и не открывать ими пивные бутылки».
Даже единственная среди всех дама средних лет в белом летнем платье в мелкий чёрный горох и с ярко-красной помадой сохраняла на своём лице точно такое же выражение.
Ожидающие даже друг с другом не разговаривают, только обмениваются подбадривающими-успокаивающими взглядами и кивками. На нас косятся с любопытством, как на диковинку.
Наконец, дверь распахивается, выплёскивая гомонящих людей. Они жадно вдыхают воздух, они смеясь хлопают друг друга по плечам. У многих физиономии красные, словно они побывали в сауне. С них градом катит пот.
Стоящие вдоль стен смотрят им вслед с тоской и завистью. Заходят они куда медленее, чем предыдущие вышли.
— Жди здесь, — говорю Женьке, втягиваясь в кабинет вместе с толпой.
Я пристраиваюсь за худым мужчиной с широкими плечами, который своими длинными ручищами немного напоминает лешего из мультиков. За его спиной секретарша меня не замечает.
Кабинет у Авдеевой тесный, обшитый традиционными деревянными панелями, с неизменным портретом дорогого Леонида Ильича на стене.
Почти всё пространство занимает огромный стол буквой «Т», за который входящие и рассаживаются.
Так как приближаться к пышущем гневом Авдеевой они не спешат, место рядом с ней оказывается вакантно.
Мужики даже легонько пихают друг друга локтями, переговариваются и удивляются моей смелости.
— А, это ты? — удивляется Авдеева, — как ты здесь оказался?
— Мне сказали со всем зайти, Светлана Юрьевна, — бессовестно топлю секретаршу, — перепутали, наверное, не разобрались. Я собственно по поводу металла…
— Давай скорее не задерживай, — хмурится Авдеева. — Сколько тебе нужно?
Вопрос ставит меня в тупик, я понятия не имею, сколько металла нужно на нашу крышу. В геометрии я всегда был не силён. А ведь ещё надо знать размеры самих листов, всякие допуски, запасы и кучу самых разных технологических моментов.
— Чтобы крышу покрыть, — отвечаю я в духе старого армейского анекдота: «Для тупых объясняю рация не на лампах, и не на транзисторах а на бронетранспортёре».
Авдеева молчит, ожидая продолжения. Я тоже молчу. Мужики ждут.
— А дом какой? — не выдерживает один из них.
— Обычный, — говорю.
— Ну хотя бы примерно по размерам? — включается ещё один.
Как могу, описываю наше с мамой жилище.
— Листов тридцати должно хватить, — делает вывод первый.
— Какое там! — спорит с ним второй, — минимум тридцать пять! Их же ещё загинать надо.
— Невелика наука, загинать!
Страсти накаляются.
— Тридцати пяти хватит? — спрашивает у коллектива Авдеева.
— Точно, — кивают мужики, — обязательно хватит.
Второй секретарь что-то пишет на бумажке, протягивает мне и в двух словах объясняет, как проехать на базу. Телепеньская география несложна, так что я понимаю практически с полуслова.
— Подожди меня после совещания, — вполголоса говорит один из мужиков, сидящий прямо рядом со мной.
Заинтригованный я задерживаюсь. Когда кабинет выплёвывает очередную порцию людей, мужик прицельно идёт ко мне.
— Тебе жестянщик нужен? — заговорщически спрашивает он.
Жестянщик. Почему-то при этом слове у меня всплывает в голове образ, не то старьёвщика, не то лудильщика. В общем, человека не слишком соответствующего эпохе.
— Зачем? — удивляюсь.
Не зря же человек подошёл. Может быть, и нужен.
— У тебя рабочие есть?
— Конечно.
— А с металлом они работать умеют? Гнуть умеют? Фальцевать умеют? — он заваливает меня специфическими терминами, в которых я понимаю едва ли один из десяти. — Монтировать умеют?
— Вряд ли, — я вспоминаю «слонов».
На столь квалифицированную рабочую силу они не тянут.
— Нужен, — отвечаю. — Что с меня требуется?
Мужик оглядывает меня с ног до головы, словно оценивает.
— А что у тебя есть? Пиломатериалы? Рубероид? Сантехника, может?
Отрицательно мотаю головой.
— Кто ты вообще такой? — задаёт он прямой вопрос, — какая от тебя польза?
— Фотограф я, — признаюсь
— О, — оживляется он! — А ты мне работников на пропуска сфотографировать сможешь? А то этот охламон к нам уже два месяца едет, всё никак не доедет.
— Смогу, — говорю. — Диктуйте адрес, договоримся.
Так, я внезапно обзавожусь жестянщиком. Пока загадочным для меня, но наверняка очень полезным человеком.
* * *
База гудит, как растревоженный муравейник. Мимо нас проносятся радостные люди с бумажками, перекрикиваются водители грузовиков. Что-то хрипит из жестяного матюгальника диспетчер.
Наш мопед как-то теряется в общем потоке. Люди здесь чаще используют транспорт солиднее. В голове у меня только сейчас мелькает мысль, а как я буду этот металл забирать? Едва ли тут есть служба доставки.
