разница? Грязная ругань везде! Второй: ЭЭЭ, нет, голубчик. И произнес фразу, которую я сразу запомнил, так она мне понравилась: «Мат уникален потому, что позволяет малым количеством слов выразить всю гамму чувств так, что вас поймет представитель любой социальной категории. Это, некоторым образом, язык межсоциального и межнационального общения, особенно в условиях высочайшего эмоционального напряжения». Хохот стоял! Но ведь прав мужик, ты так не считаешь?
***
«Были тут, что ли, попаданцы-русские до меня? Или у богов и такие игры в арсенале? — смеялась Ирина на заковыристые перлы Яцека, органично вплетающиеся в его речь. Он, вообще, был очень органичным и, как ни странно, приятным человеком, и даже матерные слова в его исполнении не резали слух, не оскорбляли трепетную душу консерваторки. Вот такой парадокс.
Слушая забавные — по своей сути и грубые — по исполнению байки Яцека о житье-бытье местного криминала, Ирина прожила три дня. За это время она, в благодарность вору и неизвестному Хмелю, отмыла избу, проветрила лежавшие в сундуке одеяла и хлипкие подушки, разобрала завалы в сенях, вытащив на свет божий несколько чугунков, мисок, ковриков плетеных, прялку, чесалки для шерсти, скалку, угольный утюг и рубель — ребристую доску для катки (глажки) белья. И каждый день готовила карлику из приносимых продуктов: блины, куриный суп, пирогов напекла, даже котлет наделала!
— Е…ть-колотить, скольки тута добра-то! — рассматривая вечером найденное, хлопнул себя по коленям вор. — Ты, мать твою, хозяйка, девка! Уж кого здеся не было, а первая ты навела порядок! Я, когда тебя-то вел, думал: е… ть, на что норд позарился? Ни си. и, ни пи. и, юница, пошто такой дар-то Хмелю за тебе обломился? А ты хороша! И в доме, и по жизни… Ни разу морду от меня не отворотила и не смотришь как на урода. А это пи. ц как для таких, как я, заметно и дорого. И кухаришь так, что я, на х… язык глотаю! И руки не из ж..ы. Ты, девка, слухай сюды, чего скажу-то.
Яцек махнул рукой перед лицом, чтоб Ирина наклонилась к нему.
— Эйвинд, он зае. сь какой мужик! И кореши его тож. С ними баба, ежели не курва и не бл…, как за каменной стеной будет. Тем-то, кого не дай, все не так. Верь мне, я по сурьезну делу пи. ть не буду. Оне с виду ох…ть каки свирепы, а нутро у них — тож ох…ое, но по понятиям, не чета ляхам да боярам нашим. Так ты, эта, жалом-то не води, будь ласкова, но себя-то блюди до венца-то, и, мобыть так, и слюбитесь. Он не хрен с горы, но и не мелочь голопузая, злато есть, точно. А еще слыхал, князя ихнего, конунга, выбл…к! — Карлик задрал подбородок. — Так что, девка, не проп. ди счастье, поняла? — Ирина, пряча улыбку, кивнула.
Маленький воришка удовлетворенно хмыкнул и вдруг попросил:
— Ты бы мне, на последок-то, твоих этих кат-лет нажарила, я там мяска притаранил, и пирог с яблоками…Когда я еще так пожру-то зае…ски?
На рассвете четвертого дня Яцек довел Ирину до реки, усадил в лодку к щуплому верткому парню.
— Ну, покедова, дева, будут святители милостивы, свидемся! И помни мои слова! — погрозил карлик пальцем. — Ужик тебя довезет, Хмель его послал, не боись. Прощевай, краля нордова!
— И тебе не хворать, пан Яцек! Храни тебя Спаситель! — прошептала Ирина, махая рукой с воды все еще смотрящему ей вслед вору.
За время, проведенное в домике, Ирина ни разу не задумалась о судьбе ротмистра и Дины: была уверена, что с ними все нормально, уж как-нибудь ротмистр справится с нянькой — истории сочинять он горазд, тем более, что ни доверенности на имение, ни паспорта Дины среди отданных Яцеком документов, не было. Так что квиты.
А вот расставаясь с карликом, расчувствовалась: понравился ей этот сквернослов, но — по своему — заботливый и внимательный маленький человек. «Любишь ты не тех и не так» — укорила она себя, но все равно жалела именно карлика, а не верную паненке Дину. Прости господи за это!
***
Ужик-лодочник не произнес ни слова, пока они плыли по реке. И только когда показались знакомые драккары, и Ирина привстала от радости со скамьи, резко одернул:
— Сидеть! Лодку перевернешь.
Северяне стояли на якоре, поэтому лодка спокойно подошла вплотную к борту кнорра. Ирину за руки вытащил Эйрик, Ужик забросил на корабль ее узел и, махнув рукой, погреб назад в Чернигов. Попаданка стояла на палубе, смотрела на северян и не могла вымолвить ни слова от волнения.
Спас ее от неловкости рыжий помощник капитана.
— Эйрин, поговори с капитаном, он на носу. Мы тебе тут местечко устроили. А ты нам петь будешь?
И Ира расплакалась. Она осела на доски, вытянула ноги и вымывала слезами страх, напряжение, сомнения, отчаяние последних дней, а заодно свое попадание, оставленного где-то сына, вуэлу…И не могла остановиться, пока не устала.
Все это время вокруг неё стояли в неуверенности и нерешительности полтора десятка здоровенных мужиков и молчали.
Наконец, Ирина всхлипнула последний раз, вздохнула и подняла на них мокрые от слез глаза.
— Спасибо, мужики! — хрипло сказала и от души, лбом в пол, поклонилась, все еще сидя. Выглядело это забавно, но никто не смеялся. Валиева посидела еще минуту, вперившись взглядом в доски палубы, потом кое-как встала и поклонилась еще раз, по — очереди, всем стоящим, а потом — отдельно и в пояс — подошедшему Густафссону.
— Герр Густафссон, вы и ваши друзья спасли мне жизнь. Спасибо. Мне сказали, что это было большой жертвой с вашей стороны. Не знаю, как и когда, но я отплачу вам за это. Храни вас ваши боги, и я буду молиться за вас своему! — и снова поклонилась.
Эйрик что-то шептал соседям, те передавали дальше, пока Ирина говорила. Переводил, наверное, потому что северяне заулыбались, зарокотали одобрительно, а капитан ответил:
— Эйрин, не стоит благодарности, но я приму ваше пожелание и обет. Мы возвращаемся в Куяву, довезем вас туда, можем помочь устроиться или…Поговорим вечером, Эйрик будет за вами следить. В смысле, он теперь ваша нянька. — Улыбнулся Эйвинд, здоровяк подтвердил сказанное кивком и опять что-то перевел, а гребцы заржали.
Ира почувствовала такую легкость и умиление, что чуть не разревелась снова. Как ей повезло, что норды приняли ее! Теперь все будет хорошо!
***
Эйрик могучий отвел Ирину в устроенное для неё местечко на задней палубе (шатер между какими-то тюками), сунул в
