— Сан Саныч! Но этот же не наш метод!
— Холмогорцев, вот я с вас удивляюсь. Вам сколько лет, а ведете себя как гопники! Вы лучше вот этого хуцпана в чувство приведите, а потом сразу к куратору. Черт знает, что у нас происходит!
— Понял! Будет исполнено!
Сан Саныч только вздохнул в ответ на явное фиглярство молодого пожилого человека, но ничего вслух не добавил. Привык он уже к этим постоянно ёрничающим и до предела циничным «детям» из будущего. Видимо, ему уже приходилось выслушивать от них такие «откровения», что даже бывалому фронтовику становилось по-настоящему тошно. Потому он никогда и не задавал глупых и неуместных вопросов. Степан же давно догадался, что абы кого в Центр работать не пошлют, и от него не ускользнула реакция «шкета» на слово «куратор». Вон, как взбледнул, бедолага. Ну так, милый, никто тебя не заставлял добровольно в холуи к гопнику идти. То, что гопота может быть и пожилой он совсем не удивлялся. Не все из них спиваются и дохнут от дурной жрачки, кто-то и доживает до седин. Только далеко не почтенных. Иногда подобная плесень коптит по жизни долго, отравляя существование другим.
— Стёп, опять?
— Да нет, вы чего дядя Сережа.
Начальник охраны фамильярности по отношению к себе обычно не допускал, но вполне отдавал отчёт, что его подопечные зачастую старше его по реальному возрасту.
— Новенькие? Эту рожу я уже где-то видел, наш клиент.
— Приказано доставить куратору.
— Кем?
— Сан Санычем.
— Ну, приказ майора следует уважить. Так, оба, встали и за мной! Шаг влево, шаг вправо считается побегом…Дважды не предупреждаю!
Судя по реакции, новички ГРУшного юмора не поняли, им сразу стало нестерпимо кисло. Только каким же идиотом надо быть, чтобы в зрелом возрасте вести себя, как завзятый баклан? Здесь же в Центре подобным чудо-явлениям были совсем не рады. Не хочешь жить по-хорошему — добро пожаловать на стройки народного хозяйства! Никто с тобой, голуба вошкаться не будет.
Степан покачал головой и пошел к лестнице, скоро начнется его «пара». Его здорово зацепило только что прозвучавшее звание профессора математики. Целый майор! Наверняка он потом после войны в разведке служил или вовсе в НКВД. Да уж, все-таки среди местного персонала надо держать ухо востро. И не стоит так уповать на уже заработанный авторитет. Эти люди зачастую прошли огонь и воду, они видят тебя насквозь. Хотя нет. Нет у них нашего горького опыта выживания и умения прятать глубоко в душе свои настоящие мысли. Так что и мы не лыком шиты!
Холмогорцев отлично помнил цинизм людей, успевших пожить в эпоху конца социализма. Они успели побывать на всевозможных никому не нужных собраниях, походить на демонстрации, проявляя ложную лояльность режиму, но держа камень за пазухой. На кухнях в те далекие времена уже говорили совсем иное, чем на митингах. Юношеская искренность быстро тонула в море гражданского цинизма и двуличности. Но самые умные из того поколения первыми и осознали произошедший в девяностые обман. Только кому их правда была нужна?
К моменту слома системы выросло уже два поколения «непоротых» детишек. Тех, кому социальная стабильность, уверенность в завтрашнем дне, бесплатное образование и медицина давались просто так, по праву рождения. Без борьбы и напряга. Они не знали изнурительного труда с утра до вечера, не видели с самого детства презрительных взглядов нуворишей и не получали по затылку дубинкой от продажной полиции. Все эти страшилки остались где-то там, за железным занавесом. Их оказалось очень просто обмануть… в начале. Потом эти поколения не верили уже никому, сделав в итоге собственной стране еще хуже. Цинизм порождает только новый цинизм. И не было из ужасающей ситуации постепенного уничтожения Родины абсолютно никакого исхода. Черт, Холмогорцева пробил настоящий озноб. Он и думать давно забыл про «высокие» материи, трезво оценивая «патриотизм» нового режима как средство убогой лубочной пропаганды.
Но сейчас… Ради чего все это? Зачем они посланы именно сюда? Сколько их в мире?
Глава 9. Долг Родине. Ярославский ЦПВП. 29 января 1975 года
Степан осторожно выглянул из кабинки. В общей душевой никого не было, как и в предбаннике. Приходилось быть осторожным, чтобы ненароком не натолкнуться на какую-нибудь полураздетую барышню. Понятно, что они уже видали в жизни всякого, чтобы обходиться без лишнего смущения, но некие нормы приличий соблюдать все-таки полагалось. Получилось так, что после официальной женитьбы их пару поселили в женском корпусе. На первом этаже как раз оказалась подходящей и свободной относительно большая комната. Но душ, как и везде в Центре, был общим, только кабинки запирались. Поэтому приходилось вставать пораньше и смотреть по сторонам. На второй день по переезду он вперся по привычке в душевую налегке и был встречен бодрым девичьим улюлюканьем. Смешно было наблюдать, как пожилые по настоящему возрасту дамы строят из себя невинных девиц, но ретироваться пришлось. Степан, правда, успел подглядеть несколько зачетных фигур и пришел в комнату к Надежде изрядно заведенным.
Если в первые дни на мужчину в корпусе частенько оборачивались, то потом как-то быстро привыкли. Хотя Валентина Галызина, жившая на втором этаже, однажды на завтраке с нескрываемым ехидством заметила, что женский коллектив несколько напрягают некие звуки, исходящие по ночам с первого этажа. «Некоторые дамы потом долго уснуть не могут», — заметила она, бросая косые взгляды в сторону Надежды. «Обливание водой, говорят, в таких случаях здорово помогает!» — ту же нашлась с ответом молодая жена. Похоже, что её в жизни было трудно чем-нибудь смутить.
Холмогорцева же поначалу несколько смущали пристальные взгляды некоторых женщин. В прошлой жизни он не был бабником, с дамами сходился тяжело и не умел долго и красиво флиртовать. Потому, заручившись содействием завхоза, Степан буквально за несколько дней соорудил им супружескую и совершенно не скрипящую кровать, а также заменил дверное полотно на более массивное и звукоизолирующее. Совершенно не хотелось отказываться от тех благ, что предоставляли им молодые, но уже опытные тела. Интересно, когда они смогут насытиться друг другом?
Около двери Холмогорцева окликнула Ксения Задорнова, староста из корпуса. Она, видимо, только что прибежала с прогулки и была в облегающем ладную фигуру спортивном костюме.
— Стёпа, тебя там какие-то военные спрашивали.
— Что еще за военные? — резко остановился он. Полынин ни о чем таком его не предупреждал. После того вечера с «распитием спиртных напитков» они малость сблизились. Не так чтобы уж очень, но ледок между подопечным и куратором немного истончился.
— Я знаю? — Ксения повернула к нему раскрасневшееся лицо, на плече висело полотенце, в руках сумочка. Тоже, видать, двигалась в душ. — Они же в гражданке! Но я двадцать пять лет была замужем за военным, их породу узнаю сразу. Строевые, — она наклонилась поближе и сбавила тон, — и явно непростые служивые. Так что дуй сразу к Кузнецову. Твой Полынин еще вчера по делам отъехал.
— Куда?
— Стёпа, Стёпа, вроде взрослый человек, а такие детские вопросы задаешь.
Блин, и откуда только эта проныра раньше всех новости узнает? Еще некоторое время мужчина смотрел вслед Задорновой. Затем в его голову закралась крамольная мысль, что он не прочь сейчас вернуться в душ и потереть даме спинку. Больно уж у нее фигура сзади заманчивая. Да тьфу ты! Что за мысли с утра лезут? Вот что называется возвращенная молодость. Тело начинает командовать разумом, что не есть гут!
Надежда уже встала и наводила утренний «марафет». Она все-таки добилась того, чтобы ей вернули содержимое сумочки из будущего. Тигрицей вцепилась в личную собственность! Естественно, ей отдали имущество без электронных устройств и перцового баллончика. Присутствием последнего в обычной женской сумочке компетентные органы здорово озадачились. Многие из нынешних советских силовиков еще не представляли себе масштабы преступности будущего. Между тем многие её корни тянулись именно отсюда.
