— Вы получили от него ответ?
— Ждём с самого утра. Вот увидите — мой друг ещё никогда меня не подводил.
— Хотелось бы, — несколько уныло сказал я.
Нет, если петроградский эксперт действительно может сказать что-то толковое, изучив состав клея, это, конечно, здорово! Однако сейчас меня охватил приступ крайнего скептицизма.
Я думал, такое бывает только в кино, потому что как только встал и сказал, что мне пора по делам, явился дежурный, держа в руке телефонограмму из Петрограда, адресованную Аркадию Ильичу.
Оказывается, не у одного меня пошаливали нервишки. Эксперт просто вырвал телеграмму из рук дежурного и, не показывая никому, стал молча читать. Я с интересом наблюдал, как его взгляд бегает по строчкам.
Закончив, Аркадий Ильич засиял как медный колокол.
— Ну вот, а вы ещё сомневались! — торжествующе объявил он.
— Ни в чём я не сомневался, — приврал я. — Что сообщает ваш друг?
— Мой друг сообщает, что кражу с помощью точно такого же клея совершили в Эрмитаже ещё до революции. Приятель очень хорошо помнит эту историю, поскольку именно его привлекали тогда как эксперта-криминалиста.
— Понятно. И что это нам даёт?
— Дело в том, что кражу тогда раскрыли. Правда, наука оказалась ни при чём. Вора выдал скупщик краденого, к которому тот обратился. Преступника арестовали и посадили в тюрьму. Приятель нашёл в архиве то дело. На наше счастье, оно сохранилось.
— То есть ваш друг считает, что ограбление в Эрмитаже и в нашем музее провернул один и тот же человек?
— Именно, — кивнул Аркадий Ильич. — Работал специалист старой школы, причём с характерным почерком. Ничего не менять не побоялся — решил, что вряд ли кто из нашего маленького и тихого Рудановска сможет провести параллели с преступлением, которое произошло несколько лет назад аж в самом Санкт-Петербурге, простите — Петрограде…
— Имя, сестра, имя! — простонал я.
— Простите? — нахмурился эксперт.
— Это из «Трёх мушкетёров», кажется, — спохватился я. Вот уж чего не помню, так есть ли эта фраза в классическом произведении Дюма или отсебятина от сценаристов. — Итак, кто этот злополучный преступник, есть ли его фотокарточка и описание? — продолжил я. — Ну, раз дело сохранилось.
— Всё это имеется и уже отправлено к нам. Если вкратце, преступника зовут Виктор Витольдович Войнарский. Уроженец…
— Стоп! — воскликнул я. — Войнарский?
Фамилия показалась мне знакомой. Где-то недавно я её слышал.
— Да, Войнарский, — кивнул Аркадий Ильич.
— Тогда я знаю, где его искать, — весело сказал я. — Если быть точным, знаю, кто нам поможет — директор музея. Уж он-то обязан знать адрес, по которому проживает его сотрудница — Изольда Витольдовна Войнарская. Подозреваю, что наш Виктор Витольдович доводится ей братом. И очень рассчитываю на то, что он не успел удрать из города.
Глава 19
Косвенными путями удалось установить, что Войнарский — действительно брат Изольды Витольевны и, что пределов города он не покидал. Вот уже почти месяц гостит у сестры, ведёт спокойный образ жизни: не пьёт, не гуляет, женщин не водит. Не вчерашний уголовник, а просто образцовый гражданин какой-то, «руссо туристо, облико морале».
Горячий Леонов был готов мчаться арестовывать Войнарского хоть сейчас, но я слегка охладил его пыл.
— Не гони лошадей. У нас на Войнарского ничего нет кроме похожести почерка на ограбление в Эрмитаже.
— А как же обыск?! — воскликнул Пантелей.
— Я бы на него не рассчитывал. Войнарский — стреляный воробей. Даже не сомневайся: картина спрятана в таком месте, что ни ты, ни я, ни Гром днём с огнём не сыщут, — сказал я
— Георгий Олегович! — вспылил Пантелей. — Вы что — сомневаетесь, что это его рук дело?
— Я в совпадения не верю. Особенно в такие, но Войнарский — преступник со стажем, его на мякине не проведёшь. Будет упорствовать до конца. Ещё раз скажу: предъявить ему нечего. Ни отпечатков, ни следов, ни свидетелей…
— Что же тогда делать? — окончательно растерялся Пантелей и растерянно посмотрел на меня.
— Предлагаю установить круглосуточную слежку за братом и сестрой Войнарскими.
— Думаете, сестрица тоже… того? — нахмурился Леонов.
— Войнарская прекрасно осведомлена об уголовном прошлом брата и его специализации. Но никому ничего не сказала.
— Наверное, считает, что мы тут, в провинции, щи лаптем хлебаем, — усмехнулся Пантелей.
— Если бы не Аркадий Ильич, она бы ушла недалеко от истины, — горько произнёс я.
— Так может того: чтобы времени на слежку не терять, надавим на сестру, — быстро нашёлся мой зам.
— Ты её видел?
— Ну видел.
— Как думаешь, долго такую придётся колоть?
Собеседник приуныл. Мадам Войнарская явно не относилась к числу впечатлительных женщин. На понт её точно не возьмёшь.
— Пожалуй, я погорячился, Георгий Олегович, — признал он.
Организацию круглосуточного наблюдения Леонов взял на себя. Сказал, что лично отберёт толковых милиционеров.
А мне сообщили радостное известие: наконец-то Ремке пришёл в себя и чувствует достаточно хорошо, чтобы его навестить.
Я в какой степени даже почувствовал вину: замотался в горячке и не каждый день интересовался его здоровьем. Надо делать выводы на будущее, товарищ начальник.
Уточнив через лечащего врача, что можно принести раненному, и нет ли какой нужды в лекарствах, я закупился в небольшой нэпманской лавке и с гостинцами отправился в госпиталь.
Поскольку история с бандой Семёнова и Шубина, по сути, закончилась, пост у его палаты мы сняли. Теперь за безопасность товарища можно уже не беспокоиться.
Накинув на плечи белый халат, постучал в дверь и через секунду зашёл в палату.
— Здравствуйте, товарищ Ремке!
Увидев меня, милиционер попытался приподняться.
— Не надо, — попросил я. — Ваш доктор просил избегать ненужной активности.
Глаза Ремке повлажнели.
— Товарищ Быстров, — хрипло произнёс он, — я виноват перед вами, нашими парнями, особенно перед Юхтиным… Кто ж знал, что Кислицын — такая сволочь?! — с горечью добавил милиционер.
— Всё в порядке. Мы уже во всём разобрались, — заговорил я, успокаивая сотрудника. — Бандитов мы арестовали. Сейчас они находятся в губернии, идёт следствие. Думаю, скоро дело передадут в суд.
Сообщать, что мой сотрудник довольно долго числился среди главных подозреваемых, я не стал. Человек только-только очухался после тяжёлого ранения, неизвестно сколько ещё будет восстанавливать силы. К чему эти неприятные подробности?
— Что с Юхтиным? — он пристально посмотрел на меня.
Я не имел права солгать, поэтому пришлось сказать правду.
— Юхтин погиб в тот день. Мы его похоронили.
Ремке заскрипел зубами.
— Сволочи! Я себе этого до конца жизни не прощу!
— Не надо себя корить! — произнёс я. — Вашей вины здесь нет. Это скорее наша: не стоило посылать неопытного сотрудника на такое задание.
— Моя знакомая… Кислицына тут в больнице работала… Надеюсь, она ни в чём не замешана? — вопросительно поднял голову раненный.
— К сожалению, гражданка Кислицына тоже была участником шайки, — вздохнул я.
— Её арестовали? — напрягся Ремке. — Могу я её увидеть? Просто очень хочу посмотреть ей в глаза, товарищ Быстров. Мне казалось, Гаппа любила меня.
— Боюсь, вы не скоро сможете задать ей этот вопрос. Главарь шайки Семёнов, заметая следы, убил брата вашей подруги, а саму Кислицыну ранил. Она в очень плохом состоянии, товарищ Ремке. Очень плохом… И даже если врачи её спасут, впереди суд и большой тюремный срок, если не гораздо хуже. Сами понимаете, сколько трупов за этой шайкой.
Может и не стоило этого говорить, чтобы поберечь нервы и здоровье раненного. Мало кого обрадуют такие известия, особенно если речь идёт о том, кого любишь. А у Ремке явно всё серьёзно — я это почувствовал сразу, как он меня спросил о судьбе Кислицыной. И его взгляд, и интонация — всё свидетельствовало об этом.
