— Бессонов, давай Красовского сюда!
Старшина, не задавая лишних вопросов, выскользнул из окопчика, и пригинаясь к самой земле, побежал к бронеавтомобилю. Оба они вернулись через несколько минут.
— Вот что братья — славяне…
Несколько минут я объяснял свою задумку, еще несколько минут ушло на выяснение некоторых моментов. После этого, план начал осуществляться с точностью хронометра.
Первым делом, дождавшись самого незначительного движения немцев, комплексные пулеметы открыли шквальный огонь. Под грохот их очередей, бронеавтомобиль Красовского вернулся на свою первоначальную позицию, а «семидесятка» блаополучно, без приключений перебралась на другой берег и выйдя по оврагу на удобное место, навела башню на последний немецкий танк в колонне.
Получив от всех доклад о готовности, мы начали свой «концерт». Открыл его Красовский. Воспользовавшись тем что башни танков были развернуты немного вправо, он успел всадить три снаряда под башню второму танку и отъехать за холм, выставив только самый кончик ствола, и стреляя в болото, тем самым отвлекая внимание немецких наводчиков от нашего БТРа. Неожиданно для нас, во втором танке начали рваться снаряды и мгновение спустя, из кормы с ревом вырвался фонтан огня, который поднялся метров на пять. На какое-то мгновение стрельбы не стало слышно, но потом она продолжилась с еще большим темпом. Автоматические пушки танков буквально перепахивали место, откуда стрелял броневик разведэскадрона.
Воспользовавшись этим, наша «семидесяточка» немного высунулась из оврага и удачно влепила по хорошей очереди в два последних танка, подбив их, и тем самым закупорив остальные машины на узкой высокой насыпи. Таким образом, уже были подбиты четыре танка из семи. Вести с нами бой могли три целых и один со сбитой гусеницей. Зенитные установки вовсю поливали противника огнем, не давая солдатам доблестного вермахта поднять голову.
Сейчас я внимательно наблюдал за оставшимися танками. Первый, со сбитой гусеницей, может вести огонь только вперед, назад ему мешает и стрелять и наблюдать, вовсю полыхающая вторая машина. Третья, четвертая и пятая машины наоборот могут стрелять только в стороны, так как вести наблюдение и огонь прямо им мешали первые две машины… Обе позиции раскрыты, рисковать людьми? Удобно было бы сейчас ударить со склона, но там технику не спрячешь… Можно пожалуй в ложном окопе человека спрятать со связкой гранат, но хер к первому танку подберешься на бросок… Попробовать отвлечь броневиком? Можно и доиграться… Нет, не вариант…
Перебирая варианты вдруг заметил, что наш БТР прикрываясь холмом плывет на нашу сторону… Что за х…ня? Хватаю в руки микрофон рации и забыв все позывные, на волне БТРа ору:
— Сержант, японский городовой, ты совсем ох…л? Ты что творишь су…!
В ответ, из наушников слышу только треск помех… А БТР тем временем, подошел к нашему берегу и развернувшись против течения пошел в сторону немцев. Бл-я-…-…-ь!!! Он что решил немцам сдаться⁈ Пи…ц… полный! Пока я в панике от увиденного не знал что и делать, сержант приткнул бронетранспортер под крутым берегом, моментально через верхние люки выбрались два солдата, один с автоматом, а второй был… с РПГ-7!!! Тут-то до меня и дошло, что задумал сержант!!! Ай молодец, ай умница! А за то, что не доложил мне, он у меня отгребет, су…!
Спрыгнув на берег, они первым делом зарядили гранатомет, а уж после, под прикрытием остальных ребят полезли наверх на край обрыва. Осторожно выглянув и не увидев никакой угрозы, гранатометчик кинул трубу на плечо, приник к оптическому прицелу и замер на пару—тройку секунд — негромкий хлопок и через долю секунды, на левом борту переднего танка, в облаке поднятой пыли, сопровождаемый разрывом зажегся большой бенгальский огонь, разбрызгивая вокруг раскаленные до бела капли крупповской брони, еще миг, и весь корпус окутался густым серым дымом…
— Все, спекся!!! — радостно прокомментировал это дело Бессонов.
Дальше все произошло стремительно. Уцелевшие немецкие танки неожиданно развернулись все вдруг, и взревев моторами на максимальных оборотах рванули по обочине высокой насыпи со стороны реки. Мне подумалось, что всё!…Ушли, вырвались… Но напротив последнего подбитого танка край насыпи подступал так близко, что разъехаться невозможно. Это же, спустя мгновение увидел и немецкий мехвод, очень резко затормозив. Поднятая при этом пыль сыграла с ним злую шутку — следующий за ним танк, со всего маха врезался и столкнул на крутой склон дорожной насыпи. Не имея под правой гусеницей опоры, бронированная машина сначала завалилась на бок, её борт не найдя опоры посунулся дальше и танк стал на башню. Вид гусениц представлял жуткое зрелище — где рука прилипла, где кусок черепа. Страшно…
Несмотря на увиденное я обрадовался — попались с-суки!!! А спустя мгновение у меня отвисла челюсть — предпоследний немецкий танк как по мосту прошел правой гусеницей по днищу перевернувшийся машины, его двигатель звенел на небывало высокой ноте. Мне показалось еще миг и она оборвется… Он уходили быстро, непредсказуемо маневрируя, постоянно скрываясь за складками местности, и снова показываясь на несколько секунд.
БТР взбирался по крутому склону, подминая лещину и ломая стволы случайных березок. С дороги сержант открыл огонь из КПВТ короткими, скупыми очередями, по три—четыре патрона. После четвертой один из танков потерял правую гусеницу и крутанувшись застыл, подставив борт. Сержант уже не спеша всадил в кормовую часть пару коротких очередей. Из немецкого танка вырвался дым, а за ним и пламя. Из люков почти одновременно выскочили три фашиста. Заговорил молчавший до того пулемет ПКТ. Три коротких очереди и два неподвижных тела в черной униформе упали с брони на землю. Третий танкист успел спрыгнуть с танка и драпанул к спасительной насыпи. Длинной очередью, сержант успел срезать бегущего немца. Тот сделал еще два-три шага, споткнулся, упал и завертелся волчком на земле…
Несколько раз по рации прозвучал тональный вызов, а после, несмотря на помехи разборчивый голос сержанта:
— Лейтенант, где второй?
— Последний раз видел на восемь часов, четыреста у подножия холма, как понял? Прием!
— Понял лейтенант, у холма!
В ТЗК отлично было видно как сержант развернул башню влево. Я тоже довернул трубу левее, продолжив высматривать где появится танк.
Сначала ничего не было видно, но тут из-за гребня холма показалась его башня с номером 11. Он выскочил на холм, выстрелил с ходу в направлении БТРа и, увидев, что остался один на один, резко свернул в сторону и начал быстро уходить за холм.
— Сержант! Не выпускай гада! Полный вперед! Обороты, обороты давай!
БТР подвернул немного влево и, взревев моторами, рванул вперед.
— Гони, гони, родимый!
Немец тем временем уходил от холма по прямой, через скошенный луг, к линии железной дороги, рассчитывая за ней укрыться. Ревя двигателями и не разбирая дороги мчалась за уходящим противником «семидесятка». Выскочив на холм, сержант увидел немца метрах в пятистах от себя, приближающегося к насыпи.
Все мы застыли в ожидании выстрелов. Несколько секунд показались вечностью, пауза затянулась.
— Почему он не стреляет, товарищ лейтенант? Ведь сейчас за насыпь уйдет! — Взволнованно спросил Бессонов.
— Почему, почему… Потому! Он, гад дисциплинированный, по колее идет, вот там—то… — в этот момент танк подъехал к насыпи и, взбираясь на нее, задрал нос вверх, подставив крышу, — Очередь! И глаз мой отметил кучное попадание в крышу моторного отделения, танк по инерции поднялся еще на метр и, не успев перевалиться за насыпь, скатился назад…
…Это был второй тяжелый день долгой войны. Вермахт и люфтваффе сильны, сильны не только своей техникой и военным престижем, но сильны еще и нашим незнанием, нашей неопытностью. У некоторых солдат, в прямом смысле тряслись поджилки: люди боялись, потому что просто не знали, что надо делать. Я понимал, что нужно обязательно выиграть первый бой, пусть маленький, нанести хотя бы незначительный урон врагу. Это было крайне необходимо для сплочения нашего отряда.
