Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Он посмотрел на меня расширенными глазами.

— Вы такое посмеете?

Я пожал плечами.

— Господь вообще всех перетопил, не глядя на то, что на земле были и весьма достойные люди. Но ког­да достойных слишком мало... В общем, это на вас лежит решение проблемы, герцог. Не на мне. Мои карты открыты и лежат на столе.

Он посмотрел на меня не сколько зло, как устало и раздраженно.

— Ваше Величество, мне все-таки кажется, вы бле­фуете.

— Но не уверены, — уточнил я. — А как насчет ваших лордов? Сумеете их убедить?.. Мне кажется, ошибка вашей стороны в том, что вы все полагали... заметьте, я не возлагаю вину всецело на вас, так на­верняка думали все, что у вас только две небольшие неприятности. Армии стальграфа Мансфельда и рейн- графа Мандершайда в самом Сен-Мари на краю оке­ана, и какая-то часть войск в Гандерсгейме? Знаю, вы держите небольшую группировку войск возле Брабан­та, чтобы встретить их, если те вздумают покинуть Гандерсгейм и двинуться на захват Геннегау...

Он спросил:

— Знаете? Откуда?

— Проехал мимо, — сообщил я. — Только в Ган­дерсгейме не какая-то часть моих войск, а довольно большая. И напрасно вы держите свою армию у них на дороге.

Он полюбопытствовал:

— Ваши люди там останутся? Вы правы, Гандер­сгейм должен чувствовать вашу твердую руку.

— Их там уже нет, — сообщил я любезно.

Он вскинул брови.

— Ваше Величество?

— Эскадра Ордоньеса, — сообщил я любезно, — в Гандерсгейме погрузила на корабли последнюю тыся­чу тяжелой пехоты. Они высадятся в том месте, где никто из вас их не ждет. Или уже высадились. Не здесь, конечно. Простите, но это военная тайна. Путь на столицу открыт!.. И хотя нашего десанта достаточ­но для захвата Геннегау, но корабли отправились за второй партией. Вы даже не представляете... куда.

Он побледнел, спросил тихо:

— Что у вас за карга в рукаве?

— Вестготия, — ответил я любезно. — Вы же зна­ете, те немногие вестготские рыцари, что пошли со мной, получили в Гандерсгейме богатые земли...

Его лицо стало землистого цвета, глаза потеряли блеск, а голос прозвучал надтреснуто:

— Все понятно... Надеются на богатые пожало­вания в Сен-Мари. И захват не принадлежащих им земель.

— Вы мудрый человек, — сказал я. — Сразу все уловили. Скажу еще, их очень много, и всех отли­чившихся в боях придется наградить. Да-да, землями и угодьями. Что делать, очень уж вестготцы жаждут участвовать в захвате столицы и последующей резне. Это же не их столица, чего ее жалеть?

Он побледнел, новость ударила в самое сердце, но проговорил с трудом:

— У нас сил побольше.

— Ну да, — сказал я саркастически. — Полови­на контролирует все дороги со стороны Тараскона и бдительно следит за армией стальграфа Мансфельда, а вторая перекрыла выход из Гандерсгейма, где сейчас уже никого нет?.. Герцог, вы все правильно сделали, вы хороший полководец!.. Но дело в том, что я старые книги читал... а учусь быстро.

Он поник, совершенно раздавлен, однако гордость рыцаря и полководца заставила выдавить с достоин­ством:

— Геннегау захватите, но лорды запрутся в своих замках и не сдадутся! Сопротивление будет ожесто­ченное.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Вы уж постарай­тесь вдохнуть в них мужество!

Он посмотрел с подозрением.

— Зачем?

— Мне выгоднее, — признался я, — чтобы они оказали, как вы говорите, сопротивление просто оже­сточенное.

— Но, простите...

Я сказал ласково:

— Мы же с вами военные люди, герцог. Я не так убелен годами, как вы, но уже участвовал во множе­стве боев и захватов вражеских земель. Или захваты­вании? И знаю по опыту, как и вы, что резню можно вести только в первые пару дней, как бы в азарте боя, а потом уже нельзя, церковь запрещает.

Он поморщился.

— К чему вы это говорите?

Я объяснил, чувствую, что произношу прописные истины:

— Мне выгодно перебить как можно больше про­тивников, а также заодно и их семьи, вроде бы не­взначай, ну так получилось, это же война, лес рубят — щепки летят. Потому желательно, чтобы к моменту наступления мира все мои противники были немнож­ко убиты. А то если потом, это уже деспотизм и тира­ния, чего я, как гуманист и как бы демократ, избегаю.

Его лицо постепенно каменело, кожа стала серой, как гранит, а глаза погасли.

— Ваше Величество, — произнес он, — я не могу поверить...

— Во что?

— В серьезность того, что вы сказали.

— Почему?

— Это... бесчеловечно.

Я улыбнулся как можно циничнее.

— Ваша светлость, я практичен. Во имя гуманизма и человечности мы постараемся операцию умиротво­рения завершить как можно скорее. При этом, конеч­но, пострадают и отдельные ни в чем не виновные граждане, как у нас принято говорить, хотя, между нами говоря, невиновных вообще-то нет. Все в чем-то да виновны или, как мудро изрекает церковь, слегка перегибая палку, грешны. Даже первородно грешны! В смысле, каждого можно схватить прямо на улице и бросить в тюрьму, ничего не объясняя, и каждый бу­дет хорошо знать, что вообще-то его посадили за дело!

Он пробормотал:

— Это так, но это не повод...

Я изумился несколько театрально, но кто в такой ситуации заметит:

— Как не повод? А как же справедливость? Ее тор­жество?

— Господь велит быть снисходительным, — напом­нил он, — даже к виновным. А к тем, чья вина не доказана...

— Все виноваты, — отрезал я. — Вы что, против церкви? Нашей матушки святой римско-католической?

Он сказал поспешно:

— Нет-нет, я ни в коем случае не ставлю под со­мнение...

— Да? — спросил я с подозрением. — А то мне как-то вдруг почудилось, что ставите. И даже сомне­ваетесь в способности Господа различать правых и виноватых! Убивать вообще-то следует всех, а он там разберется, кто виноват, а кто сильно виноват. Потому я приветствую вашу героическую готовность сражать­ся до последней капли крови.

Он буркнул:

— Спасибо.

Я заверил пламенно:

— Мы чтим героев и всегда отдаем им салют при похоронах. Я, уверяю вас, вовсе не приветствую та­кое человечески понятное желание гуманиста и де­мократа наплевать на могилы врагов, а то и сплясать на холмиках над ними! Это не совсем хорошо, хотя, конечно, уступая народу, я не возражаю против таких старинных и освященных вековыми традициями обы­чаев. Но сам в глубине души почти совсем против.

Он смотрел в меня хмуро, все еще не веря, что я такое вот чудовище, не знает, что я еще голубь сизо­крылый, не видел он настоящих ястребов войны.

— Ваше Величество, — произнес он с трудом, — благодарю вас за вино и такие изысканные угощения. Мне нужно посоветоваться с сопровождающими меня лордами... в свете новых данных.

Я поднялся, учтиво поклонился, как старшему по возрасту.

— Герцог...

Он встал, ответил таким же церемонным поклоном.

— Ваше Величество...

Альбрехт, Норберт, сэр Филипп и сэр Чарльз выш­ли из-за головного шатра в лагере, как только я при­близился. Альбрехт, выказывая себя самым нетерпе­ливым, бросил взгляд в сторону Вирланда, что пустил коня галопом в сторону их стоянки.

— Ну что?

— Пойдемте внутрь, — сказал я. — Промочим гор­ло. С Вирландом не пришлось, больно скован, вот уж не ожидал...

Часовой внес вино и чаши, Норберт взял кувшин, отослав стража бдить и не допускать, разлил по куб­кам и чашам.

— Переговоры идут трудно, — прокомментировал я, — но плодотворно. Ого, хорошее вино!

— Из Вестготии, — доложил сэр Филипп. — Ре­зультаты есть?

— Не все сразу, — ответил я. — Результат пока ноль, но подвижки есть. Как говорится в подобных случаях, высокие стороны обменялись мнениями.

Норберт спросил с недоверием:

— Подрались, что ли?

— Нет, — пояснил я, — это такая дипломатическая формула. Когда никаких результатов, то это обменя­лись мнениями. Можно добавить, что встреча была плодотворной и успешной.

— А в чем?

— Барон, — сказал я с досадой, — это высокая по­литика. Не все сразу. Ставки больно высоки! Не за корову торгуемся.

Альбрехт сказал ему с бодростью в голосе:

— Барон, вернемся к нашим баранам. А его вели­чество такой хитрый змей, что и того Змея перехи­трит, что Еву обрюхатил. Думаю, если бы его вели­чество оказался там и в то время, он обрюхатил бы и Еву, и Змея.

Я нахмурился.

— Но-но, граф! Не приписывайте мне штучки, ко­торыми прославился Зевс. Животные меня не интере­суют, как и рыбы или птицы, а вот Лилит, если чест­но, интриговала... еще как интриговала. Ладно-ладно, заулыбались! Допивайте и марш работать. А я тут пока мыслить буду. Победы куются, чтоб вы знали, вовсе не на поле битвы!..

Стальграф и рейнграф дисциплинированно вско­чили первыми, Норберт сказал суховато:

— Наращивайте преимущество, Ваше Величество... которого у нас нет, но которое якобы есть.

— Оно в самом деле есть, — уточнил Альбрехт и добавил: — Не в силе, конечно.

День прошел в хлопотах, которые явно не нрави­лись Вирланду и его людям: хоть и очень издали, но видно белоснежные паруса каравелл, корабли то и дело подходят к берегу, а это значит: пополнение для удара по Геннегау постоянно прибывает.