– Но… – Колдун приподнялся, поднял взгляд на Табити. И встретил десятки взглядов злобно шипящих змей и холодный, пробивающий до костей, ненавидящий взгляд обманутой в надеждах женщины.
Именно в костях и возникла первая ломающая боль, вынудившая колдуна замереть в том положении, в каком его застал гнев богини. Боль поползла наружу, сводя судорогой мышцы, не давая дышать. Мир вокруг сузился до одной лишь слабо светящейся точки впереди. Последний раз в груди ударило сердце – и для Андрея наступила полная безнадежности темнота.
Сначала появилась боль. Она очертила все его тело от пяток и до кончиков волос, обожгла кожу, ворвалась в легкие, заставив сделать судорожный вдох, сжала сердце, принудив резко сжаться, обмякнуть, снова сжаться и торопливо застучать, – а потом пришла слабость, и Андрей рухнул вниз. Несколько раз моргнул, пытаясь разобраться с неясными образами, но только минут через пять они наконец сложились в понятную картинку.
Он находился в храме. Темные стены, жар полыхающего костра, шелест сухих змеиных тел по шершавому камню… Но что-то вокруг было не так. Что-то изменилось за те болезненные мгновения, пока Андрей находился без сознания.
Молодой чародей напрягся, опираясь руками в пол, поднял голову.
Богиня Табити обнаружилась поблизости. Она скользила из стороны в сторону возле входа. И одета она была почему-то не в белую тунику, а в достаточно длинное замшевое платье с разрезанной на множество полосок юбкой.
– Ты вернулся к жизни, дикарь? – заметила она шевеление гостя, подплыла ближе. – Еще никто и никогда не унижал меня так сильно, как ты, вонючий шакал! Я думала, что твоя смерть смоет обиду. Что я буду радоваться виду твоего мертвого тела. Но каждый раз, когда на тебя падал мой взгляд, в моей душе снова рождался гнев. И я подумала, что такая простая и быстрая смерть слишком слабое наказание для тебя. Мгновение, и тебя уже нет. Нет, червяк, я хочу, чтобы ты умирал долго и мучительно, чтобы гнил заживо год за годом, сознавая всю безнадежность своего положения и не в силах что-либо изменить. Посему ты понесешь заслуженную кару, а я избавлюсь от противного напоминания. Я отправляю тебя в Аркаим, на медные рудники. Ты сдохнешь там, в тяжких муках и во славу моего народа!
– Чем же я так прогневал тебя, прародительница скифов? – выдохнул Андрей, с трудом поднимаясь на колени.
– Че-ем?! – Богиня чуть не мгновенно оказалась рядом. – Вот уже многие века каждый год, каждый день и час я надеюсь на появление достойного потомка! Вот уже многие века каждую весну юные скифы прыгают через костры с надеждой на то, что пламя разбудит в них божественное начало и что священный огонь перенесет их сюда, в мой храм, пред мои очи! Но случается подобное лишь раз в десятки лет, и неизменно скиф с даром моего наследия не выпрыгивает из огня, а выползает из него на карачках, ибо ноги неспособны носить потомков моей крови! И тут появился ты! Сильный и здоровый! Обладающий божественным началом! И назывался моим потомком! А потом ты оказался чужаком!!! – во весь голос заорала она, раскрасневшись от гнева, а ее ноги-змеи стали вскидывать головы и яростно шипеть. – Свяжите его!
Кто схватил Андрея, завел ему руки за спину, туго связал – колдун не видел. Но это не имело значения. Гость храма огня все равно чувствовал себя беспомощным, словно младенец.
– Ты, верно, надеешься обрести свободу, едва покинешь эти стены?! – наклонившись к нему, зловеще прошептала змееногая женщина. – Надеешься на свое божественное начало? Напрасно!
Табити зашла к нему за спину, и Андрей ощутил, как на лоб легла повязка, туго перехлестнувшая голову, затем она сошлась спереди на шее, а потом опять сзади.
– Этот амулет запрет все твои способности внутри тебя, вонючий дикарь, – сообщила богиня. – А освободишься ты от него только глубоко в медной шахте, под толстым-толстым слоем земли, который не позволит тебе использовать свой дар. И ты уже больше никогда не поднимешься наверх, не увидишь ни солнца, ни неба. Ты никогда не вдохнешь свежего воздуха и не ощутишь на лице струи дождя. Ты будешь похоронен там еще живым и не выберешься оттуда даже после своей смерти! Будешь гнить слепым, больным и вечно голодным!
Прародительница скифов торжествующе расхохоталась и приказала:
– Забирай его, Иритыш! Не забывай сам и напомни моей дочери: этот раб должен быть связан до тех пор, пока его не спустят в шахту! И если он попытается содрать свою повязку, пришей ее к голове дикаря толстой крепкой ниткой! Прямо к шкуре! Ты понял?
– Да, всемогущая!
– А ты, дикарь, понял? – Богиня оказалась перед Андреем.
– Скоро увидимся, уродина, – с чувством выдохнул колдун.
– Если ты намекаешь на свое бессмертие, дикарь, – улыбнулась женщина, – то отныне это стало твоим проклятием, а не даром. Вечность в медной шахте! – Прародительница скифов довольно засмеялась. – Очень на это надеюсь. Иритыш, отправляйтесь! Помни о моем предупреждении! Этот раб опасен.
– Твоя воля нерушима, всемогущая. – Андрея ухватила за плечо крепкая рука, приподняла, поволокла к выходу.
Студент зажмурился от ударившего в глаза яркого света и… и вдруг понял, что изменилось вокруг: весь мир пахнул цветами! Он пахнул цветущими абрикосами, персиками, жасмином; пахнул розами и плющом, пах свежими травами и недавним дождем.
Мир весной благоухал!!!
Мгновение, которого он не помнил, – в окружающем мире оно растянулось на остаток лета, всю осень и целую зиму!
А может быть, не на месяцы? Может быть, тут промелькнули целые годы? Или даже века?!
Сглотнув, молодой чародей огляделся, еще раз увидев десятки скульптур тончайшей работы со всеми мельчайшими анатомическими деталями, вспомнил букет змей, среди которого живет прародительница скифов, и по спине его побежали холодные мурашки от ужасающей догадки…
– Проклятая баба! – Андрей вскинулся, попытался броситься обратно в храм. – Сколько ты меня здесь держала?! Сколько я пробыл у тебя камнем?!
– Куда-а?! – Сильная рука завернула буйного раба обратно и столкнула со ступеней храма.
Студент-медик пересчитал ребрами все каменные выступы и со стоном распластался на известняковой площадке. Скиф не торопясь спустился к нему, поставил ногу на живот, придавил всем весом. Курчавый темноволосый воин с короткой бородкой, лет тридцати на вид, одетый в длинную, похожую на пальто кожаную куртку с меховым воротом и обитыми мехом плечами, с двумя длинными ножами и вместительной сумкой на поясе, в сапогах с деревянными подошвами, чуть попрыгал и с усмешкой заявил:
– Ты пришелся не по нраву великой богине, жалкий раб. Если я покалечу тебя в дороге, она не осерчает. Может статься, еще и повеселится. Дай мне повод, вонючий дикарь, и я тут же доставлю праматери сию маленькую радость! – Скиф сошел в сторону и с размаху пнул Андрея под ребра. Потом еще и еще, пока колдун не догадался, чего от него добиваются, не скрючился, выворачиваясь, и не встал.
Точно так же, указующими пинками, Иритыш погнал колдуна вокруг храма и через сад, на желтую пыльную дорогу, вдоль которой вытянулся обоз из пяти запряженных лошадьми телег.
– Та-а-ак. – Скиф повернул Андрея лицом к себе, обнажил широкий и короткий медный нож, злорадно прищурился. – Порты тебе, вонючка, ныне токмо мешаться станут.
Он подсунул лезвие под ремешок, с видимым усилием его перерезал, рванул на себя. Штаны, оставшись без поддержки, тут же упали. Толкнув раба, скиф подобрал их, закинул на задний возок, взял оттуда же веревку. Вернулся, походя завязывая петлю, привычно набросил ее на шею пленника – и озадаченно замер. Веревка, так получалось, захватывала сверху наложенную богиней Табити ленту с обережными заклинаниями.
В задумчивости Иритыш подергал Андрею ворот, прикидывая, что можно сделать, – и вдруг с интересом вскинул брови:
– Оп-па! А это еще что?! – Он вытянул за нить серебряный амулет с янтарной вставкой, хмыкнул: – Это ты бабе моей подарок приготовил? Молодец, дикарь, молодец!
Скиф одобрительно похлопал колдуна по щеке, снял украшение, опустил в свою поясную сумку, после чего снял петлю с шеи пленника, обвязал вокруг пояса, другим концом закрепил на борту телеги и крикнул:
– Трогай!!!
Обоз двинулся с места, выползая на дорогу. Натянувшаяся веревка дернула раба, и студент-медик понуро зашагал следом.
Отлучившийся Иритыш вскоре нагнал обоз – но уже верхом, на низкой чалой лошадке, и от нечего делать огрел Андрея плетью:
– Не отставай, вонючий дикарь! Не то поедешь до самого Аркаима вперед ногами волоком! И тогда даже шахта покажется тебе приютом блаженства!
Задолго до сумерек обоз остановился на берегу весело журчащего ручейка. Скифы выпрягли лошадей, отвели их на водопой, стреножили и пустили на лужайку пастись. Пленником никто из обозников не озаботился, и Андрею пришлось самому кое-как протискиваться между молодыми деревцами, благо длина веревки позволяла, и, свесившись над корнями, дотягиваться губами до воды. И лишь когда путники стали устраиваться на ночлег, Иритыш спохватился, сходил к рабу и бросил ему в траву горсть урюка:
